Бедовый мальчишка
Шрифт:
— Нашел… Что так смотрите? На улице нашел. Гляжу — под ногами сверток. Поднял, а это деньги.
Пузикова бросила в канаву надкусанное яблоко. Поправила очки, съехавшие на закапанный веснушками нос. И решительно заявила — точь-в-точь как учительница русского языка Анна Абрамовна:
— В милицию! Немедленно!
— В милицию? — Мишка даже присвистнул. — А зачем?
— Как — зачем? Деньги сдадим! Они Ромашкины? Не Ромашкины! А кто потерял — ищет. И не раз, может, заходил, в милицию. Теперь тебе понятно, зачем?
—
Ромка тоже опешил. Неужели и вправду Пузикова потащит их всех в милицию? Уж если суждено пропадать этим ненавистным ему теперь деньгам — так хоть с пользой для людей! Ведь не часто кому из ребят приходится вдоволь есть мороженое. Но Пузикова была неумолима.
Отделение милиции помещалось тоже на Кировской— совсем рядышком с киоском «Мороженое».
Отчаянная Пузикова смело переступила порог. За ней гуськом плелись Аркашка, словечка не сказавший за все это время, потом Мишка и последним — Ромка. Трусиха Катька по дороге в милицию сбежала. Сбежала как-то незаметно. Даже Пузикова не уследила, когда неповоротливая толстушка прямо-таки на глазах испарилась.
В дежурной комнате отделения милиции — просторной, мрачноватой, с массивным дубовым барьером, сооруженным на века, — в этот предвечерний час было тихо и скучно. Лишь нудно жужжали мухи, роем увиваясь вокруг горевшей у потолка лампочки.
Дежурный младший лейтенант сидел за столом, низко склонившись над книгой. Читал.
Но стоило ребятам переступить порог дежурки, как он строго спросил, не поднимая головы:
— Вы к Погореленко?
Тут даже неробкая Пузикова заробела и лишилась голоса.
Дежурный — словно он видел, как Пузикова мотнула крючковатой косичкой, — снова спросил:
— Значит, к Вельскому? Который жену вчера избил?
— Мы… мы сами по себе, — наконец-то нашлась что сказать Пузикова.
Младший лейтенант вздохнул и поднял голову. Это был пожилой и сухощавый человек с усталыми, в морщинках глазами, сначала показавшийся ребятам молодым и бравым.
— По какому делу, огольцы? — спросил он нестрого и улыбнулся.
— А мы вот по какому… — Пузикова споткнулась. — Вот он, Ромашка, деньги нашел. Мы деньги вам принесли. Ромашка, где деньги?
Ромка все еще не без опаски приблизился к широкому барьеру и положил на него смятый комок. Деньги младший лейтенант считал долго. Каждую бумажку бережно расправлял и клал под тяжелую пепельницу.
— Семьдесят один рубль, — сказал наконец дежурный. — А где ты их нашел… Ромашка?
— На улице… где же еще.
— А на какой улице?
Ромка замялся. Ну как это он раньше не подумал — на какой улице нашел деньги?
— Вспомнил? Вспомнил? — торопила шепотком Пузикова.
Ромка глядел себе под ноги. И — ни слова.
— Слушай, Ромка, может,
— Не торопите его, он сам вспомнит, — спокойно сказал младший лейтенант и, чиркнув спичкой, закурил папиросу. — Главное — надо точно вспомнить, где и когда нашел.
А Ромка все молчал и молчал. У него уже пламенело не только лицо, но и уши, и шея. Казалось, он горел на медленном огне.
Эту мучительную пытку не выдержал даже Аркашка. Не выдержал и сказал — впервые за весь вечер:
— Как же ты забыл? На Садовой… На Садовой ты их нашел!
Ромка вздрогнул и поднял голову.
— На Садовой? — переспросил он. И тотчас с облегчением закивал: —Да, да, на Садовой! Как же я забыл?
Младший лейтенант не спеша составил протокол, поблагодарил Ромку за благородный поступок и отпустил ребят домой.
Едва они вышли из отделения, как Мишка Моченый, попрощавшись, свернул за угол направо. А еще немного погодя отстала и Пузикова.
— Подожди, — вдруг сказал Ромка Аркашке, когда они прошли вдвоем половину квартала. И припустился бегом вслед за Пузиковой.
— Вера, держи, на… некислое. Самое сладкое, — сказал запыхавшийся Ромка, догнав Пузикову. И вытащил из-за пазухи крупное в красных брызгах яблоко.
Пузикова смутилась и покраснела. Кажется, еще жарче, чем Ромка в отделении милиции. Ну как тут не покраснеть, когда для нее все, все было неожиданным: и это «Вера», впервые сказанное Ромкой, и это красивое яблоко?
Она не успела даже поблагодарить Ромку. Он скрылся так же стремительно, как и появился.
Нелюбопытный Аркашка не пытался узнавать, зачем Ромка останавливал Пузикову. Он молча шагал и шагал, запрятав в карманы штанов свои длинные, худые руки. С ним было легко шагать. Особенно легко шагалось Ромке сейчас.
— Слушай, Аркашка, откуда ты узнал… ну, про то, где я деньги нашел? — чуть забегая вперед товарища, спросил Ромка.
— А что же было делать, если ты сам забыл? — вопросом ответил Аркашка. И, пройдя несколько шагов, добавил: — А не махнуть ли нам на рыбалку? С ночевкой, а?
У Ромки трещала от боли голова. Трещала без перерыва. И ему бы сейчас полезнее было лечь в постель.
Но разве можно отказать Аркашке? Дружбой с Аркаш-ой он теперь так дорожил!
— Махнем! — сказал Ромка. — Только вперед ко мне зайдем за удочками. А потом к тебе. И махнем. На то место… где ты меня из воды вытаскивал.
Когда подошли к Ромкиному дому, Аркашка остался у калитки, а Ромка побежал за удочками.
Дверь в сени оказалась непритворенной.
«Мать приехала из совхоза, — подумал Ромка. Остановился у крыльца, почесал затылок. — Пожалуй, еще, не пустит. А удочки в сенях. Да и еды как-никак взять надо».