Беги, Люба, беги!
Шрифт:
Я охнула, инстинктивно разворачиваясь. Предательски подвернувшись, нога соскользнула со ступени, и я едва не упала, резко качнувшись вперед. Именно поэтому первый удар пришелся не по голове, а по плечу. Однако же он был столь силен, что меня буквально смело вниз. Крутнувшись, словно большая юла, я ударилась о стену. Вместе со мной крутнулись и сумки. В темной туманной пелене я увидела жуткую фигуру, метнувшуюся вслед за мной, услышала тяжелое прерывистое дыхание и поняла, что сейчас, наверное, умру... Бессознательно закрывая голову, сжалась в комок и, неловко отмахиваясь, завизжала. Поднятую вверх левую руку окатило вдруг нестерпимым кипятком. Я заорала еще громче и наотмашь хлестнула хозяйственной сумкой, зажатой в другой
«Проломила голову...» — в ужасе подумала я.
— Ах ты, тварь... — услышала я и поняла, что, к сожалению, не проломила.
Хрустела всего-навсего яичная скорлупа. Глаза мои уже привыкли к полумраку, и теперь я хорошо видела застывшего в напряженной позе человека в натянутой на лицо маске, по которой медленно стекала светлая молочно-яичная смесь. С его лба соскользнула расплющенная скорлупа, зацепившись за узкую прорезь для глаз. Человек дернул головой, и яичные ошметки со смачным чмоканьем шлепнулись возле меня на ступеньку.
— Убью!!! — вдруг дико взревел кто-то, и в следующее мгновение в парадном все смешалось ничуть не хуже, чем в доме Облонских.
Дверь подъезда, на долю секунды осветив лестничный пролет, меня и мужика с омлетной смесью на физиономии, грохнула пушкой запредельного калибра. Я не успела понять, что к чему, а возле меня с утробным уханьем сшиблась внушительная человеческая масса, сплошь состоящая из мелькающих рук и ног. Лестница дрогнула, я едва успела ухватиться за перила, напрасно стараясь отстраниться: за спиной была стена, а сцепившиеся, словно пауки, мужчины оказались на моих конечностях, плюща полыхнувшие огнем щиколотки. Было невыносимо больно, и я заорала во все горло, отчаянно пытаясь спихнуть дерущихся. Мне это почти удалось, они перекатились на пару ступеней ниже, но тут, к несчастью, один из них дернул ногой и, описав ею в воздухе полукруг, угодил мне точно в шею. Грустно вякнув, я взмахнула руками и скатилась с лестницы. Вокруг шумело, громыхало и материлось... Человеческий бутерброд валился с лестницы следом за мной. Если снова оказаться под этим асфальтовым катком, меня смело можно будет вешать на Стену вместо картины, если только подобрать рамку повеселей. Уцепившись за перила, я начала подниматься, одновременно пытаясь задвинуться в угол. Цель была близка, когда яростно рычащий клубок вдруг расцепился, один из дерущихся резво вскочил и, совершив гигантский прыжок, ухватил меня за волосы. Послав мощным толчком, как мяч в гандбольные ворота, мою голову в сторону поднимающегося оппонента, он рванул дверь и выскочил из подъезда. Если бы в воротах оказался кто-нибудь, кроме Ферапонтова, повторного сотрясения мозга мне было бы не миновать...
— Любовь Петровна! Как вы? — Я открыла глаза и увидела над собой перекошенную от волнения физиономию соседа слева. Дыхание Ферапонтова сбивалось, и вид у него был испуганный, а выражение знакомых голубых глаз было непривычным и, честно говоря, пугающим. — Вы в порядке?
Взгляд его заметался между мной и дверью, и я испуганно спросила:
— Где он?
— Сейчас... — живо дернулся Ферапонтов, и я почувствовала, как сжимающие мои плечи пальцы хищно дрогнули. — Вы подождите тут минутку, не то уйдет... Я быстро...
— Нет! — ощущая в себе явное раздвоение личности, в смятений заорала я: одна половина, памятуя о результате вчерашних посиделок, категорически отказывалась смотреть соседу в глаза, вторая столь же категорически не хотела, чтобы он оставлял меня одну. После короткой, но жаркой дискуссии победила вторая половина. — Не надо! Не уходи...
Я вцепилась Коле в рукав, он, успокаивающе что-то бормоча, сделал попытку отодрать меня от себя, но неожиданно умолк и уставился на свои руки:
— Что за черт?
Ладони Ферапонтова были в крови.
—
Ферапонтов растерянно хмыкнул, пожал плечами и посмотрел на меня:
— Нет, вас, Любовь Петровна...
Новость потрясла простой и полнейшей очевидностью. Колька торопливо схватил меня за левую кисть, развернул к себе и в сердцах выругался. Мышца на внутренней стороне руки была рассечена по всей длине, от запястья почти до самого локтя. К великому моему счастью, нож не задел вены, попав в локтевую кость, и, соскользнув с нее, просто рассек мышцу. Однако края раны широко разъехались, представив моему изумленному взору пульсирующую реку крови. Слабая переносимость подобных зрелищ в свое время стала одной из основных причин, по которой я продолжила обучение не на хирургическом отделении, а на терапевтическом.
Глянув на Ферапонтова мутным взором, я жалобно простонала и начала впитываться в пол. Сознание решительно прощалось с окружающей действительностью, и настырный вертлявый дятел упорно выстукивал на коре моего невезучего головного мозга: «Фарух, Фарух, Фарух...» А ангел небесный, так вовремя возникший в нашем заплеванном подъезде в образе соседа слева, молча подхватил меня на руки и во весь дух припустил вверх по лестнице.
Красиво и с чувством предаваться смерти Ферапонтов мне не дал. Пристроив мое тело на стул в своей кухне, он заставил меня зажать рану и исчез. Через минуту на кухонном столе лежала груда всевозможных перевязочных средств, в которых сосед копался с видом заправского медика. Поначалу я тихо закатывала глаза, постанывая и всхлипывая, но вскоре, исподтишка наблюдая за уверенными действиями героического соседа, отвлеклась и даже немного увлеклась.
— «Скорую» бы вызвать, — озабоченно забормотал Коля и, заканчивая бинтовать, соорудил из завязок очаровательный бантик. — Мало ли что! Вдруг зашивать надо? — Придирчиво, оглядывая творение собственных рук, он с сожалением потряс головой. — Вот ведь жалость какая — ушел, сволочь! Все-таки надо было догнать... Зря я...
Дальнейшее Коля переживал про себя, очевидно не решаясь сделать мне выговор за то, что не дала ему догнать нападавшего. Однако я думала иначе. Если это и был тот самый убийца, о котором предупреждал мой псих, неизвестно, чем все закончилось бы. Едва ли Ферапонтов смог бы с ним справиться, а вот пострадать мог.
— Не надо «Скорую», — успокоила я. — Ты все здорово сделал. Где так перевязывать научился?
Ферапонтов глянул снисходительно:
— Я в армии как-никак служил...
— Санитаром? — не поняла я.
— Солдатом! — выразительно хмыкнул сосед и принялся убирать со стола.
Это, конечно, все объясняло.
Потом Коля накапал мне валерьянки и, когда волнение понемногу улеглось, осторожно поинтересовался:
— Любовь Петровна, почему он на вас напал?
Задумчиво промычав, я пожала плечами, но тут вспомнила, что, по мнению Ферапонтова, качественно врать не умею. И так он обо мне бог знает что думает! Но не рассказывать же ему про маньяка, который заявил, что кто-то нанял киллера, чтобы меня убить?! Это даже звучит смешно! Хотя, с другой стороны, там, в подъезде, смешно мне не было. Даже наоборот. Но кто поручится, что случившееся — не простое совпадение? И нападавший не был озверевшим без дозы наркоманом?
— Ограбить, наверное, хотел, — отозвалась я, отводя взгляд в сторону. — А ты как там оказался?
— Домой шел, — качнул головой Коля. — Хорошо, что я сегодня выходной!
— Значит, мне здорово повезло! — поглаживая пораненную руку, воскликнула я. — Боже мой, я ведь совсем позабыла сказать тебе спасибо! Извини, пожалуйста!
. — Да-а... — скромно потупясь, махнул рукой Ферапонтов, — пустяки!
«Ну, это кому как!»—подумала я.
Пару минут мы посидели молча, обоюдно испытывая некоторую неловкость, потом Коля предложил: