Беги, Люба, беги!
Шрифт:
Наконец он угомонился. Наказав серьезно подумать над предложением, кивнул, показывая, что я свободна. Растерянно хлопая глазами, я покинула кабинет, не в силах сообразить, когда мне было хуже: когда вошла или когда вышла. Беседа с главврачом выбила из колеи, и весь остаток дня я была рассеянна до невозможности — моментально забывала, о чем говорил пациент. Если бы не Жанна, уж не знаю, что бы вышло.
Дома меня тоже ждал сюрприз. Правда, не такой большой, но гораздо более приятный — решив возместить хотя бы материальный ущерб, Лидка прибралась,
— А то развела свинарник! — завидев мое удивленное лицо, пояснила Вельниченко и закатила глазки. — Целый день я тут, как Золушка, крутилась!
—. Трудотерапия — лучшее средство от алкоголизма! — откликнулась я. — К тому же насвинячила именно ты... Звонил кто-нибудь?
— Нет.
Я направилась переодеваться, а Вельниченко деловито засеменила на кухню и принялась греметь посудой. По ее выражению, она запекла в духовке «неземное» мясо, которым теперь и собиралась меня удивить.
— Любашка! — послышался ее голос, сопровождаемый звонким перестуком бокалов. — Я поживу у тебя, пока Олег не вернется?!
— Ясный перец! — хмыкнула я, появляясь на кухне. — А ты никак снова пьянствовать собралась? — Увидев_на столе бутылку армянского коньяка, я покачала головой. — В магазин бегала? Я решительно не могу потакать твоему беспробудному алкоголизму!
Водрузив на середину стола миску с зеленью, подруга повернулась ко мне и для пущей убедительности прижала обе руки к сердцу:
— Любаша, не бегала! Ей-богу, ты мне не поверишь!
— Если скажешь, что она сама прибежала — не поверю точно.
Лидка сердито махнула рукой:
— Да нет же! Я серьезно говорю!
У меня в животе похолодело: «Господи, неужели... опять?»
— В полпятого, — продолжала меж тем подруга, — позвонили в дверь...
— И ты открыла? — ахнула я. — Мало ли кто там мог быть?
— Я когда открывала, тоже так думала, — утешила
Вельниченко. — Смотрю, мужик стоит... Слушай, высокий, краси-ивы-ый!.
Я только головой покачала. Удивительная беспечность! К тому же в последнее время ей только красивые мужики попадаются. Замуж ей надо...
–
— Оказался твой сосед. Спросил тебя.
Я говорю: «Еще не пришла»...
Ну, познакомились, туда-сюда... Он ведь холостой, верно?
Я в этот момент присаживалась к столу и едва не промахнулась мимо табуретки. Все-таки совладав с мебелью, подозрительно спросила:
— А что?.
— Ничего, — пожала плечами Лидка, имея при этом вид кошки, только что слопавшей чужую сметану.
— А если ничего, так оставь мальчика в покое. Он и без тебя слабость к алкоголю,проявляет, а с тобой и вовсе сопьется...
— Да? — она обиженно надула губы. — Мальчик, между прочим, твой ровесник. А ты на полгода меня старше. И насчет алкоголя ты, как всегда...
— Ферапонтов наш ровесник? — изумилась я, всегда искренне считавшая соседа младше себя лет эдак на... — С чего ты взяла?
— Да спросила! — всплеснула Лидка руками. — Вы уже два года
— Так у Ферапонтова сегодня день рождения?
— Не знаю, — спокойно ответила подруга, и я разозлилась, поскольку она совершенно заморочила мне голову:
— Ты уже полчаса талдычишь, когда у кого именины, вместо того чтобы ответить, откуда взялся коньяк!
— Спокойствие, только спокойствие! Так вот: мнется твой сосед на пороге и руки за спиной держит. Ну, я и поинтересовалась: зачем, мол, вам Любовь Петровна понадобилась? Он глазами похлопал и говорит: «Хочу перед ней извиниться, поскольку кокнул дорогой ее сердцу сервиз синего колера». Вы, говорю, вполне можете извиниться передо мной, а я ей передам. Он немного подумал и согласился. И... вот!
Лидка взмахнула обеими руками, представив мне меру раскаяния Ферапонтова, выраженную, так сказать, в материальном эквиваленте.
— Только, говорит, не знаете ли, сколько тот сервиз стоил и где такой достать можно?
— Лидка с грохотом вытянула из духовки противень с мясом и хихикнула: — Мне бы таких соседей!
В смущении поглядывая на коньяк, я размышляла, как поступить. Вернуть его Ферапонтову — обидится, к тому же нанесет урон своей печени. Как врач я этого допустить не могла и на сем оставила сомнения. С аппетитом поглощая Лидкину стряпню, я поведала ей о намечающейся поездке в Германию.
— Здорово! — воскликнула Вельниченко. Но потом нахмурилась: — Такты меня надолго бросаешь?
Я пожала плечами:
— Ничего не знаю! Это так неожиданно... Новая аппаратура... При чем тут я? Я ж по-немецки-то через пень колоду, только что в школе учили. Хенде хох да Гитлер капут! Что я там делать буду? К тому же неизвестно, что Олег скажет.
Лидка подавилась помидором:
— Ну, Медведева... ты просто... У меня слов нет! Ей предлагают в Германию ехать, считай, задарма, а она печется черт знает о чем! Твой Олег сам из командировок не вылезает и с тобой особо не советуется. Слово «карьера» слыхала? Любка, ну хоть тут-то не будь дурой! — взмолилась подруга и, сгорая от желания вразумить меня хотя бы самую малость, разлила по рюмкам коньяк. — Ну, за Германию!
Тост я поддержала, но обещать ничего не ст^ла. В конце концов, время на раздумья у меня есть. Чтобы немного остудить Лидкин педагогический приступ, спросила:
— А как тебя вчера в «Нефертити» занесло?
Сбившись с темы, Лидка хмыкнула:
— В принципе, случайно. Тоска заела домой идти. Дай, думаю, зайду в заведение. А там весело, народу полно... — Сжав губы, Вельниченко старательно ворочала шариками, но дальше скрипа дело не пошло. — Не помню я ничего, хоть убей.
— Надо бы, — сурово сказала я. — Повеселилась ты вчера на полную катушку. — И из вредности добавила: — А между прочим, тот, кто вчера из заварушки вытащил, все-таки начальник охраны моего центра! Поди, с такой подругой, сделай карьеру!