Беги, Люба, беги!
Шрифт:
Приткнувшись в углу на табурете, подруга неприязненным взором следила за моей активной утренней деятельностью. От моего мельтешения ее мутило.
— Дать попить! — хрипло каркнула она, сосредоточив взгляд на горшке с цветком.
— Возьми... Ляля! — отрезала я.
— Почему ты меня называешь Лялей? — Вельниченко пыталась придать голосу суровость, но попытка выглядела жалко. — Не выспалась, что ли?
Именно этого я и ждала.
— Зато ты прекрасно выспалась... Ляля! Неужто не помнишь собственного имени?
Вельниченко долго глядела на меня
— Зря стараешься, — хрюкнула я, — все равно дырку. не проглядишь. Ты как вчера, новым друзьям представилась?
Вопрос глухо резонировал где-то в районе Лидкиного мозжечка, вежливо отказываясь перетекать в соответствующий для ответа отдел мозга. Посему образы новых друзей бесформенными кляксами загадочно мерцали в самой глубине похмельного сознания, не видя никаких веских причин показываться наружу.
— Каким новым друзьям?
Дожевывая бутерброд и поглядывая на часы, я скороговоркой описала Лидке пейзаж, представший, моему
встревоженному взору вчера в «Нефертити». Она слушала молча, часто моргая по причине плохой переносимости яркого утреннего света. Понятно, какой уж тут свет после вчерашнего возлияния.
— Ты не врешь? — с надеждой уточнила она, когда я, закончив завтракать, встала. — Я пила коньяк с двумя бугаями? Без закуски?
— Вру?! — возмутилась я, раздумывая стоит ли добить подружку, поведав о вчерашнем присутствии Тигрина. — А твоя опухшая физиономия тебе ни о чем не напоминает? Вот что: мне тут с тобой некогда, поскольку на работу надо. А ты лучше звякни на службу и возьми отгул. Нечего сослуживцев своим видом пугать.
Мое предложение явно пришлось подруге по вкусу, ей гораздо больше хотелось обратно в кровать, чем в офис. Наказав ей вымыть посуду, когда выспится, я вышла в коридор. Лидка из чувства солидарности потащилась туда же.
Поглядывая в зеркало, я завязывала на шее синий шелковый шарфик, и Вельниченко вдруг ожила. Даже глаза сверкнули.
— Вспомнила! Любка, я вчера с таким мужиком встретилась — закачаешься!
—Угу! Качалась вчера ты... Которого имеешь в виду: лысого или со шрамом?
— Лысого? Со шрамом? — Щенячий восторг на физиономии подруги сменился недоумением. — Шрама, кажется, не было! И вроде он не лысый. Он такой... — восторг появился снова, — необыкновенный! И глаза у него точь-в-точь, как твой платочек! Не помню только, о чем мы с ним договорились...
— Зато он этого никогда не забудет! — Догадавшись, о ком идет речь, я не удержалась и захохотала. — Костюм ему точно в химчистку нести. Лучшего способа познакомиться трудно и представить!
Пришлось вкратце поведать о вчерашней операции по Лидкиному освобождению от собутыльников. Похоже, рассказ ей не слишком понравился.
— Д потом ты кувыркалась в клумбе с бархотками, исполняла популярные песни и клялась Максиму в вечной любви, — закончила я, поглядывая на часы. Через пять минут меня будет ждать Христенко. — Теперь вспомнила?
Вельниченко задумчиво пошлепала губами.
—
Оставив подружку размышлять о ее поведении, я спустилась вниз, а через двадцать пять минут входила вместе с Жанной в свой рабочий кабинет.
Первая половина дня пролетела незаметно. Часы пропикали «два», и медсестра ненавязчиво наполнила:
— Любовь Петровна... Вы помните? К Седоватому?
Конечно, я помнила, а если еще точнее — и вовсе не
забывала. Персональный вызов к главному отчего-то тревожил, хотя никакой вины за собой я не чувствовала.
Ровно в четырнадцать сорок я аккуратно постучала в солидную дубовую дверь с золоченой табличкой.
— Войдите!
— Здравствуйте, Михаил Викторович! — улыбнулась я, ощущая в организме препротивную постороннюю вибрацию. — Вы меня вызывали?
Ястребино-пронзительные голубые глаза одним махом пришпилили меня к обратной стороне дубовой двери, но откуда-то у меня все же взялось мужество добраться до ближайшего стула.
— Ах, это вы, Любовь Петровна! — воскликнул вдруг главврач, словно ждал меня всю свою жизнь. — Здравствуйте, здравствуйте! Проходите, присаживайтесь поближе!
Ободренная таким радушным приемом, я послушно пересела ближе к столу.
Еще через пару минут я сообразила, что никакого нагоняя не будет, расслабилась и с умилением уставилась на начальство. Начальство произнесло небольшую вступительную речь и вновь уселось на «любимого конька» — кадры. Я внимательно слушала, согласно тряся головой, поскольку ничего противоречащего моим представлениям о работе добросовестного медицинского учреждения не видела. Наши представления о профессионализме и моральной этике врачей также полностью совпадали.
Время шло. Я начала немного беспокоиться, опасаясь, что мое законное «окно» закончится и я не то что не успею пообедать, но еще и опоздаю на прием.
— Что ж, Любовь Петровна, — закруглился наконец Седоватый, — в коллектив вы влились безболезненно, коллеги о вас отзываются исключительно хорошо. Мы за вами понаблюдали... — «Ну, сейчас начнется...» — подумала я, внутренне съеживаясь. — И решили послать вас на курсы повышения квалификации. Они проходят в форме семинаров или практических занятий. В Германии.
Я не упала со стула потому, что не сразу поняла, о чем он говорит. Продолжая по инерции улыбаться и согласно трясти головой, я часто заморгала, пытаясь, как выражается Лидка, «догнать клиента». Будь здесь Олег, непременно назвал бы меня Тупицей.
— Курсы? — протянула я. — И почему вдруг... в Германию?
Седоватый улыбнулся.
— Почему же вдруг? Наш центр находится в постоянном теснейшем сотрудничестве с немецкими коллегами. К тому же мы скоро получаем партию новейшего оборудования, а выписывать специалистов, сами понимаете, возможности не имеем. Так что перед нами снова встает проблема собственных высококвалифицированных кадров...