Беглец и Беглянка
Шрифт:
— Чего же тогда ты, глупая, расстраиваешься? — ободряюще подмигивает Олег. — Открытие-то при тебе осталось. Мол, первая — среди ботаников всего Мира — обнаружила «Горькушу Камчатскую». Хотя, лично мне больше нравится название — «Горькуша Петровой-Митиной»…. Да и наши загаданные желания, скорее всего, сбудутся. Если та редкая «горькуша» способствует их осуществлению, то почему же эта — не менее редкая — ведёт себя как-то по-другому? Диалектика. Не переживай….
— Вау-у-у! — заразительно зевает Миня. — Всё это, подельники, очень мило и интересно, на. Спора нет. Открытия, на, всякие. Причём, мирового значения….
— И что за место? Если конкретно?
— Древнее капище, на. Не ительменское. Какого-то совсем другого народа. Уже, на, вымершего…. Вон, видите, круг выложен из светлых камней? А из него высокий чёрный пенёк торчит, на?
— Пенёк, говоришь? — подойдя к указанному месту, задумчиво переспрашивает Олег. — Нет, соратники мои, это, и вовсе, не пенёк. А древний Идол. Вернее, всё, что от него осталось: чёрные ноги, высовывающиеся из горки древесной трухи…. Высоким, наверняка, раньше был. Метра три с половиной. Может, и все четыре…. Кстати, истукан вырезан из лиственницы. А она, как всем известно, очень крепкое и надёжное дерево, слабо подверженное природной эрозии. Ну, очень долговечное. На лиственничных сваях весь Санкт-Петербург, включая фундаменты царских и княжеских дворцов, был заложен. И до сих пор стоит. И ничего, не падает…. Когда же, интересно, данного Идола здесь установили?
— Лет пятьсот-семьсот тому назад, — высказывает предположение Даша. — Как минимум, я имею в виду…. И обрати внимание, Красава, на эти светлые камни, из которых выложен ритуальный круг. Светлые-светлые-светлые…. Нет в здешних горах таких. Только чёрные и тёмно-серые. Ниже по склону — до самых Ключей — и красно-розовые имеются…. Откуда же эти светлые каменюки здесь объявились? А, Красава? Неужели их сюда притащили с тихоокеанского побережья? Далековато, между нами говоря, будет…. Вау-у-у-у-у! — отчаянно зевает, — Глаза слипаются…. Уходить отсюда надо, соратники. Срочно-срочно-срочно…
Приходится, обходя широкую и извилистую горную трещину, спускаться ещё ниже по склону.
Время течёт призрачно и неуклонно. Они, подстраховывая друг друга, шагают и шагают. Постепенно приближается вечер.
— Впереди ручей, на, — объявляет Миня. — Из ледника вытекает. Ещё совсем короткий, на, но уже широкий. И бойкий-бойкий. Глубиной посередине, наверное, с три четверти метра будет. Солидно.…. Будем форсировать, на?
— А что, есть другие варианты? — раскатывая ботфорты болотных сапог, интересуется Олег. — Типа — насквозь альтернативные?
— Нет других, — заверяет Даша. — Надо перебираться. Обязательно…. Кстати, а это, вовсе, и не ручей.
— Что же тогда?
— Река Озёрная. Вернее, её исток.
— Главный, на, исток, — уточняет Михась. — Через километр — ниже по течению — он сольётся ещё с двумя ледниковыми ручьями. Вот, с того места она официально у этих…, у географов, на, и начинается. Озёрная, на.
— Пусть так и будет, — соглашается Олег. — Озёрная, братцы, так Озёрная. Не возражаю…. В любом раскладе — приступаем к незамедлительному форсированию данной водной преграды. За неимением дельной альтернативы…. Угрюмов.
— Чё надо, на?
— Ты же в армии служил?
— Служил. Врать, на, не буду.
— Чего же тогда отвечаешь — как последнее штатское чмо? Младший сержант Угрюмов!
— Я!
— Первым следуешь. Дашута за тобой.
— Есть!
— Совсем другое дело. Можешь, когда захочешь, разгильдяй ительменский…. Дошагаешь до противоположного берега. Сбросишь рюкзак. Развернёшься и поможешь симпатичной девушке выбраться на прибрежную косу.
— Есть!
— Мухтар.
— Гав.
— Подстрахуешь хозяйку. В том смысле, что рядом поплывёшь. Только чуть ниже по течению. Типа — мохнатый спасательный круг.
— Гав-в-в!
— Не сомневаюсь. Бди…. Я же пойду замыкающим, как командиру отряда и положено. Приступаем, соратники…
Михась перебирается через ледниковый ручей достаточно уверенно. Перебирается, оперативно сбрасывает с плеч тяжёлый рюкзак и, как было велено, разворачивается на сто восемьдесят градусов, готовясь оказать помощь остальным путникам.
А, вот, Дарья, дойдя до середины потока, поскальзывается на гладких камнях, теряет равновесие и, выронив из рук чёрный шаманский посох, плашмя падает в воду.
Хулиганистое горное течение тут же, не раздумывая, подхватывает хрупкое девичье тело и проносит беглянку мимо зазевавшегося Мухтара.
— Теперь понесёт до ближайшего серьёзного поворота русла, — бормочет Олег. — Метров триста-четыреста. Блин горелый. Продрогнет — по полной и расширенной программе…
Михась, неуклюже перепрыгивая с одного прибрежного валуна на другой, спешит на помощь.
Олег же, успешно перебравшись через коварный ручей, сразу же приступает к сбору — с ближайших скальных обломков и валунов — сухих мхов и лишайников. А после этого умело устанавливает палатку и сооружает рядом с будущим костром — из подвернувшихся под руку крупных камней — простейшее приспособление для развешивания мокрой одежды и обуви, подлежащих просушке.
Завидя приближающихся Миню и Дарью, промокшую насквозь, он оперативно разжигает костёр.
— Ог-г-гонёк! — выбивая зубами звонкую барабанную дробь, радуется девушка. — Т-т-тёпленький. А в-вода в этом ручье — л-л-ледяная. Спасибо, К-к-красава, за к-к-костерок…
— Не за что, напарница. Согревайся. Потом снимай сапоги, иди в палатку, раздевайся и выбрасывай наружу мокрую одежду. Я её хорошенько выжму и развешу у костра на просушку. И вторую палатку установлю.
— А…. Э-э-э…
— Избавившись от мокрой одежды, хорошенько, без дураков, оботрись полотенцем. После этого заворачивайся в брезентовый плащ, возвращайся к костру и грейся дальше. Ничего хитрого. А Миня, пока я буду твоей одёжкой-обувью заниматься и палатку устанавливать, что-нибудь на ужин сварганит.
— Ага, соображу, на. Не подведу…
Даша уходит в палатку.
— Помог бы девице, на, — сально усмехается Михась. — Раздеться там…. Ну, и согрел бы, на, понятное дело. Как и полагается в таких случаях.
— Заткнись, морда. Убью.
— Молчу-молчу, на…. Шуток совсем, атаман, не понимаешь?
— Понимаю. Поэтому пока и не пристрелил. Цени…
У костра — с чёрным посохом в зубах — появляется Мухтар: склоняет лобастую голову к земле и, разжав зубы, аккуратно кладёт посох на землю. А после этого, виновато глядя в сторону, выдаёт: