Беглянка (сборник)
Шрифт:
Из церкви Уилф поехал прямиком в больницу, а Олли вернулся, чтобы отобедать с Нэнси и ее отцом. У них в доме воскресная еда обычно готовилась накануне – миссис Бокс по воскресеньям посещала свою церковь, а остаток дня отдыхала у себя в хибарке.
Олли помог Нэнси прибраться на кухне. Из столовой доносились гулкие раскаты храпа.
– Твой отец, – доложил Олли, заглянув внутрь. – Уснул в кресле-качалке с «Сатердей ивнинг пост» на коленях.
– Он даже сам себе не признается, что после воскресного обеда намерен поспать, – ответила Нэнси, – думает, что будет читать.
На Нэнси был фартучек с завязками на талии – в таких обычно не занимаются уборкой. Она сняла
– Ну и растрепа, – капризно протянула она без тени неудовольствия.
– Это верно. Не понимаю, что Уилф в тебе нашел.
– Ох и получишь ты у меня!
Они вышли на улицу, и Нэнси повела его мимо кустов смородины, а потом под кленовым деревом, где – как она уже говорила, и не раз, – когда-то висели ее качели. Дальше – переулком до конца квартала. По воскресеньям даже лужайки никто не подстригал. И вообще дворы пустовали, а у домов был такой чопорный, гордый и покровительственный вид, будто в каждом из них жили почтенные люди, вроде отца Нэнси, мертвые для окружающего мира на время своего Честно Заслуженного Отдыха.
Впрочем, это не значило, что весь город замирал без движения. В воскресенье после обеда сельские жители съезжались на пляж в четверти мили от города, у подножия утеса. Восторженные детские крики со стороны водной горки и купальни, где можно вдоволь поплескаться, смешивались с сигналами машин и завываниями трубы мороженщика, а также с воплями парней, которые пришли себя показать, и воплями матерей, охваченных паникой. Все это сливалось в единый нечленораздельный гвалт.
В конце переулка, на другой стороне менее презентабельной, немощеной дороги, стояло пустующее здание, где, по словам Нэнси, когда-то находился ледник, а дальше – пустырь и дощатый мостик через пересохший ручей, после которого они как-то сразу оказались на узкой дороге, всего для одной машины – или, вернее, для одной конной повозки. По обе стороны стеной высились колючие кусты с ярко-зелеными листочками и сухими розовыми цветами. Кусты и не пропускали ветер, и не давали тени, упорно цепляясь ветками за рукава Олли.
– Дикие розы, – ответила Нэнси на его вопрос, что это за дьявольские побеги.
– Это и есть твой сюрприз?
– Увидишь.
Он изнемогал от жары в этом тоннеле и надеялся, что Нэнси сбавит скорость. Эта девушка, не выдающаяся ничем, кроме разве что своего непомерного эгоизма, избалованности и надменности, обожала сюрпризы. Ему даже нравилось ее подначивать. Нэнси была умнее большинства девушек ровно настолько, чтобы подначивать ее имело смысл.
Вскоре Олли разглядел вдалеке крышу дома и верхушки деревьев, отбрасывавших настоящую тень, и, раз уж из Нэнси ничего было не вытянуть, он надеялся хотя бы перевести дух в тенечке.
– Принесло кого-то, – объявила Нэнси. – Как же я не сообразила.
В конце дороги, на развороте, стоял старенький форд.
– Ну, хотя бы только одна машина, – продолжила она. – Будем надеяться, это ненадолго.
Но когда они подошли к машине, никто так и не вышел из добротного полутораэтажного дома, сложенного из кирпича, который назвали бы белым в этой части страны и желтым – там, где родился Олли. (На самом деле он был грязновато-песочным.) Живая изгородь отсутствовала: ее заменяла проволочная сетка, которая огораживала двор с запущенным газоном. А вместо бетонированной дорожки от ворот к входной двери вела грунтовая тропинка. Впрочем, за городской чертой такое зрелище никого не удивляло – мало кто из фермеров мостил дорожки или приобретал газонокосилку.
Судя по всему, раньше тут были клумбы, – по крайней мере, здесь и там из моря травы вырастали белые и золотисто-желтые цветы. Олли был уверен, что это ромашки, однако не стал спрашивать Нэнси, чтобы невзначай не нарваться на очередную язвительную отповедь.
Нэнси подвела его к пережитку более светских и размеренных дней – качелям, неокрашенным, зато, как положено, с подвесными деревянными скамьями, расположенными друг против друга. Трава вокруг не была примята – как видно, пользовались качелями нечасто. На них падала тень пары деревьев с густыми кронами. Стоило Нэнси сесть, как она тут же вскочила и, держась за спинки обеих скамеек, начала раскачивать скрипучее сооружение вперед-назад.
– Так она поймет, что мы здесь, – пояснила она.
– Кто поймет?
– Тесса.
– Твоя знакомая?
– Естественно.
– Пожилая? – вяло спросил Олли.
Не раз он видел, как Нэнси направо и налево использует, если можно так выразиться (вероятно, авторы книжек для девушек, которые она читала и принимала близко к сердцу, именно так и выражались), «обаяние собственной личности». Ему на ум сразу пришли ее безобидные подтрунивания над стариками с лесопилки.
– Нет, мы вместе в школе учились, я и Тесса. Мы с Тессой.
Это вызвало новое воспоминание – как Нэнси пыталась свести его с Джинни.
– И что в ней такого особенного?
– Увидишь. О!
На ходу спрыгнув с качелей, она подбежала к уличной водоразборной колонке неподалеку от дома. И стала налегать на рукоятку. Вода побежала не сразу. Нэнси не подавала виду, что ей тяжело, и продолжала качать дальше, пока не наполнила жестяную кружку, висевшую рядом на крючке, после чего, расплескивая, понесла ее в сторону качелей. Видя оживленное девичье лицо, Олли понадеялся, что Нэнси сперва даст напиться ему, но она поднесла кружку к губам и радостно сделала несколько жадных глотков.
– Не сравнить с городской водой, – сказала она, передавая кружку Олли. – Колодезная. Вкуснотища!
Нэнси была из тех девушек, которые, глазом не моргнув, станут пить некипяченую воду из старой жестяной кружки, висящей у колодца. (Олли же, наученный горьким опытом, осознавал всю рискованность таких поступков лучше любого другого молодого человека.) Конечно, Нэнси рисовалась. Но, безрассудная от природы, искренне верила, что застрахована от любых напастей.
Сказать того же о себе Олли не мог. Однако была у него мысль – которой он, разумеется, не мог поделиться из страха быть осмеянным, – что ему уготована судьбой особая миссия, что его существование несет в себе тайный смысл. Может, потому их и тянуло друг к другу. Разница была лишь в том, что он намеревался идти до конца, а не довольствоваться малым. Как сделала бы она – вернее, уже сделала, ведь для девушки это был предел. Подумав о том, что у него-то возможностей куда больше, чем у любой девушки, Олли внезапно расслабился и даже проникся к Нэнси сожалением; на него накатило веселье. Порой он даже не задумывался, что связывает его с этой девушкой, – за пикировкой время пролетало незаметно.
Вода и вправду оказалась вкусной – и божественно холодной.
– К Тессе приезжает масса народу, – сказала Нэнси, садясь напротив него. – Никогда не знаешь, удастся ли застать ее одну.
– Правда? – переспросил он.
Ему в голову пришла дикая мысль: вдруг Нэнси настолько развращена и своевольна, что водит дружбу с какой-нибудь полупроституткой, безотказной деревенской шлюшкой. Вернее, продолжает водить дружбу с девчонкой, которая пошла по рукам.
Нэнси прочла его мысли (иногда у нее прорезалась сообразительность).