Беглянка
Шрифт:
Как только заканчивался завтрак, девушка ускользала через черный ход и бежала на конюшни, где Баркер или Роупер ждали ее с оседланным Джетом.
Преодолевая милю за милей на лоснящейся спине животного, Верена чувствовала себя одинокой и напуганной.
Если отец отвернулся от нее ради новой жены, что она может сделать? Кому может довериться?
Когда Верена входила в комнату, внезапно обрывались разговоры, при ее появлении захлопывались двери — как будто в стенах этого дома таился какой-то ужасный секрет, узнать который ей не позволяли.
Более того, графиня следила за каждым шагом Верены, делая замечания и высказывая суждения о том, как та причесывает волосы, как одевается и проводит время.
Однажды, возвращаясь с конюшни, девушка заметила за кухонными мусорными корзинами нечто напоминающее груду старых занавесок. Вздохнув, Верена подошла взглянуть, что там. Девушка подумала, что вещи, которые решили выбросить, могут пригодиться для церковного праздника.
«А ведь это не похоже на драпировочные ткани», — сказала она про себя, потянув за край.
Страшная правда медленно дошла до сознания Верены, когда она вытащила из груды тканей длинную шелковую перчатку, за которой последовал узел с плащами и платьями.
Девушка не сумела сдержать рыданий, вырвавшихся из груди, когда она поняла, что это не какие-нибудь старые ненужные вещи, а личный гардероб ее дорогой матушки.
«Только один человек может быть в ответе за это, — подумала Верена, задыхаясь от слез. — И я думаю, папе пора узнать, что за женщину он сделал супругой».
Схватив один из любимых нарядов матери — летнее муслиновое платье, отороченное broderie anglaise[2] — Верена зашагала прямо в кабинет отца.
Когда девушка без стука медленно открыла дверь, у нее дрожали колени. Отец не сразу заметил, что она вошла.
— В чем дело, что с тобой? У тебя бледный вид, дорогая.
Верена протянула муслиновое платье.
— Папа, я нашла его в мусорной корзине рядом с кухней вместе с остальными платьями мамы.
На лице графа возникла озадаченность, которую через миг сменила тень раздражения.
— Верена, твоя мачеха попросила моего разрешения избавиться от них, и я согласился. Теперь, когда я должен думать о новой жене, мне не хочется, чтобы эти платья висели в гардеробе.
— Но, папа...
— Верена, твоя мать мертва, и, хотя она навеки останется в моем сердце, в Росслин-холле нет места сантиментам. Я достаточно пожил среди теней прошлого. Твоя мачеха имеет полное право поступать как ей вздумается с домом и всем, что в нем находится. Она теперь хозяйка, и все домашние дела я оставляю на ее усмотрение.
Скатав муслиновое платье клубком, Верена покинула кабинет в слезах.
«Я поистине одинока, — сказала себе девушка, бросившись на кровать в своей спальне наверху. — Ах, мама, милая, как мне тебя не хватает! Если ты слышишь меня там, где сейчас находишься, пожалуйста, помоги мне!»
Верена плакала, пока не уснула, и проснулась лишь тогда, когда к ее постели подошла Виолетта.
— Миледи, через десять минут ужин! Я стучала целую вечность, но вы меня не слышали.
— Спасибо, Виолетта. Можешь идти.
Верена потянулась и выбралась из постели. Ее розовое шелковое платье висело в изысканном шкафу. Всего несколько месяцев назад она надевала его на бал в честь своего совершеннолетия.
«Я не вынесу еще одной неприятной сцены с папой, — сказала она себе, одеваясь. — Я должна изо всех сил постараться быть настолько послушной, насколько он хочет».
Войдя в столовую, Верена увидела, что отец и мачеха уже заняли свои места.
— Я должна принести свои извинения, — просто сказала Верена. — Боюсь, утренняя прогулка верхом утомила меня, и я уснула. Искренне надеюсь, что мое запоздалое появление не причинило вам неудобств.
— Мы с твоей мачехой хотели бы кое-что обсудить, но об этом позже. Сначала я хочу, чтобы ты рассказала, как поживает мой чудесный жеребец.
Верена ухватилась за возможность отвести разговор в сторону от скользких тем. Любовь к лошадям была одной из радостей жизни, которая объединяла их с отцом.
— Это животное с сильной волей, папа, но, ах, как он скачет! Когда я верхом на нем, мне кажется, что я лечу. Он бесстрашен, как лев, и прыгает, будто у него растут крылья...
— Все это представляется мне опасным, — вмешалась графиня. — Милорд, вас не смущает, что ваша единственная дочь предается подобным развлечениям? Легкий галоп хорош для леди, но эта дикость и необузданность совершенно не к лицу дочери графа. Леди никогда не позволяет лошади прыгать, она лишь пускает ее рысью.
Граф закашлялся, чтобы скрыть улыбку. Ему по душе была живость Верены. По части верховой езды она не уступала в бесстрашии мужчинам, и граф втайне гордился ею.
— Не вижу никакого вреда в подобном времяпрепровождении, — начал он. — Я одобряю здоровые упражнения на свежем воздухе — не в пример этим лондонским леди, сидящим дома без дела и бледнеющим с каждой секундой!
— Здесь я полностью с вами согласна, милорд, но молодой женщине не к лицу носиться по округе, словно какому-нибудь бродяге. Никакой лондонский джентльмен не сочтет это привлекательным.
Верена подняла взгляд от тарелки с супом.
— А мне бы не понравился джентльмен, который не умеет насладиться захватывающим галопом по бездорожью, — высказалась девушка.
Слова застряли у Верены в горле, когда впервые за вечер она обратила внимание, что ее мачеха надела на шею.
— Прошу прощения за любопытство, — начала девушка, — но вот это изумрудное ожерелье, что сейчас на вас... кажется, у моей матери было очень похожее.
— Это былоожерелье твоей матери, и мы больше не желаем об этом слышать, — отрезал граф.
Графиня провела пальцем по украшению, висевшему на ее далеко не стройной шее, и улыбнулась про себя.
— Такие вещи заслуживают, чтобы их носили, а не прятали в шкатулке под замком.