Бегство (Ветка Палестины - 3)
Шрифт:
В приемную Шарона Саша вступал с опаской, на массивную дверь министра взглянул, словно солдат на враждебный дот. Отметил мысленно, что нигде не встречал столько несовместимой публики, мирно сидящей рядом, как в приемной Шарона. В первую встречу приемная была пуста, а тут - видел подобное разве что в бершевской больнице, когда Наум напугал всех. Но и тогда такого не было. Православный священник-грек в черной накидке. Рядом араб в белом бурнусе нервно перебирает бумаги. Возле израильский генерал с двумя звездами на погонах, белолицый, очкастый, похожий на учителя, с папкой в руках, постукивал по папке незажженной папиросой еще более нервно, чем араб. Напротив него палестинец в "арафатовском"
Саша подумал, застрянут они надолго. Но нет, позвали быстро. Шарон поднял голову, встал и, едва они приблизились к столу, спросил сурово, гневно:
– Вы - Алекс? Доколе будете мне противоречить?! Вы главный мой противник!
У Саши сердце провалилось. "Все погубит." - Я торжественно заявляю, что в Израиле никто не живет в палатках, - продолжал Шарон командирским басом. Вы спешите на "кикар", и тем самым говорите: министр Шарон - лжец! Дов, почему ты необъяснишь ему, чтоб ребенок не баловался со спичками?
– И снова к Алексу: - Вот, лицо моего врага! Вижу воочию. У меня живот за столом не помещается, а он худоба - щеки втянуты, кожа да кости...
Первым захохотал Дов. За ним Шарон, фыркнул, не удержавшись.
– Садитесь, ребята, - сказал весело.
У Саши отлегло. Вздохнул глубоко, стараясь побыстрее сосредоточиться: весь их заготовленный рассказ Шарон смешал сразу и тут же переменил тон совершенно: - Ну, Алекс, поздравляю с приездом в Израиль, будем друзьями! Но... дело есть дело. До нас, на этом же стуле, сидел отнюдь не глупый человек, который высказал тахой взгляд на олимовскую "амуту" и ее энтузиастов: "Есть арабская интифада - камни, ножи, разбитые стекла. А есть еврейская "интифада". Это - вы! Цемент, арматура, машины - все лимитировано, все в обрез. А вы вторгаетесь с криком и проклятиями и путаете наши карты. Отбираете, к тому же, лучшие земли задаром? Режете без ножа.
Дов открыл рот, чтоб возразить, Шарон поднял руку - не спеши, повернулся грузным телом к Саше:
– Не согласны? Слушаю!
– Еврейская интифада, - Саша перевел смешливые глаза на Шарона, еврейская интифада точно рассчитала, господин министр, квартира из трех комнат стоит пятьдесят... Точно! С простоями, непредвиденными налогами и импортным цементом - шестьдесят тысяч долларов. Израильские кабланы гонят цены к небу. Меньше восьмидесяти не подступишься.
Шарон небрежным жестом как бы отвел слова Саши: - Что такое еще двадцать тысяч? Ведь вы получаете нашу ссуду. В рассрочку на тридцать лет...
– В странных, почти слитых воедино выпуклых глазах Саши сверкнула такая усмешка, что Шарон продолжил тут же: - Молодой человек, видите на столе эти папки? Я утвердил планы на следующий, девяносто первый год. Я построю сто тысяч квартир, вам понятно? Ваша "амута" - это какие-то несчастные тысяча-другая самоделок? А я - через год - прошу! У каждого еврея крыша!
– Год?!
– вскричал Саша, забыв обещание, данное Дову, генерала не прерывать.
– Кто может ждать год - без жилья, без надежд на работу?! Но даже не это главное. Не крыша над головой, хотя без нее человек превращается в БОМЖА, теряет уважение жены, детей... Жизнь во многих семьях превращается в ад кромешный. Я понятно говорю? Вы дадите крышу, но не возместите человеку потерю чувства собственного достоинства. Борьба идет за сохранение личности.
Толстые щеки Шарона заколыхались в усмешке:
– Советский человек не может без борьбы. Бороться мчит с песней, а вот на стройку не идет...
Но стал слушать, как отметил Дов, более внимательно. Министру принесли на подпись какую-то бумагу, он поставил размашистую закорючку, кивнув Алексу, продолжай!.. Услышав о налоге в пять миллионов, Шарон засмеялся гулко, трубным смехом, его грузное тело закачалось из стороны в сторону, и пока он качался как маятник и почесывал толстыми пальцами стриженый затылок, нашел решение:
– Значит так, удальцы- парашютисты, - сказал он, повернувшись к Дову. Разрешим это одним ударом. Нет, в два удара! Вы дарите вашу землю государству - раз! Мы, израильтяне, люди щедрые. Посему земельное управление Израиля отдает вам вашу земельку обратно - два! Шар от двух бортов в лузу. Теперь у вас щедрый дар государства. На наш подарок нет налогов! Понятно, Дов?.. Русская "амута" экономит свои пять миллионов долларов. И посылает мэрии воздушный поцелуй.
Саша ошеломленно взирал на Шарона, который деловито, более ни о чем не спрашивая их, без эмоций, выделял "русской амуте" лимиты на технику, цемент, дерево.
– А вот за сохранение личности...
– Полные обветренные губы Шарона вздрогнули в улыбке, - за это боритесь сами. Рабочих у меня нет. Одни переодетые арабы...
– Он захохотал и, протянув на прощанье здоровенную лапу, извинился за то, что не может запросто, росчерком пера, отменить все сложившиеся за десятилетия нелепые процедуры.
– Демократическая страна, ребята.
– И сделал недвусмысленный жест рукой, мол, хлебаем то, что есть.
Из министерства Дов проехал в центр Иерусалима, на улицу Бен Иегуды, к банку "Мизрахи". В нижней непроезжей части улицы - кафе, столики, толпа гуляющих. Играл аккордеон. Дождь, похоже, прекратился... Дов оставил машину в переулке, направился в банк. А Саша задержался возле музыкантов.
На углу пел по-русски арии из опер типичный россиянин в мятых штанах и чешских туфлях. Все знали, он - учитель математики, собирает деньги на отъезд. Недавно дал интервью телевизионному репортеру, поведал об этом Израилю. Вид у певца удручающий, кепка его полна монет. Поет он хорошо, драматический баритон сильный, как у Петра Шимука. Чуть дальше немолодая женщина играла на скрипке, замечательно играла. В ее репертуаре Моцарт, Сен-Санс. Явно недавняя ола. Метрах в десяти от нее кружком стоят трое. Духовики. Труба, кларнет, девочка с саксофоном, плохо сыгранное трио. Их пытаются отогнать подальше от скрипачки. Они упираются.
В самом людном месте, у любимого иерусалимцами кафе "Атара," спортивного сложения разрумянившийся мужчина в капитанке растягивает меха аккордеона. Светловолосый паренек, смешно надувая щеки, аккомпанирует ему на трубе. Исполняют с легкостью профессионалов заводских вечеринок немыслимое попури из песен всех континентов и народов. "Прощай, любимый город, уходим завтра в море..." За ней "Лав ми тендер" из репертуара Эльвиса Пресли, а в завершение "Иерушалаим шел захав..." - "Иерусалим золотой". Открытый скрипичный футляр сверкает серебрянными монетами, среди монет несколько смятых бумажных купюр.
Когда музыканты закончили и публика стала расходиться, Саша подошел поближе. Спросил миролюбиво:
– Господа, где вы живете?
– А вам что, человек хороший?
– отвечал разрумянившийся мужчина в капитанке. Он был явно навеселе.
– Да ничего, просто сможете, если захотите, иметь свои квартиры. Через семь месяцев.
– Знаем, по щучьему велению...
– Светловолосый парень засмеялся.
– Идите к нам, на стройку. Мы строим для себя. Коттедж вот вчера не закончили. Рабочих нет. Глаза у мужчины в капитанке стали круглыми. Он дыхнул на Сашу водочным ароматом: - -Кати-ка ты отсюда, парень! Кати, говорю, да побыстрее.