Бегущая с демоном
Шрифт:
Посмотри на свой народ, Нест Фримарк. Люди забросили стариков. Шарахаются от больных. Бросают детей. Кидаются на тех, кто выглядит иначе. Творят беззаконие, предают, поступают безнравственно. Они сеют ложь, и всходит безверие. Каждая крупица тьмы порождает новую. Каждый случай проявления гнева, жадности, мелочности порождает новые такие же. Люди ощущают свою ничтожность. Они понимают, как мало им по силам. Их безумие — дело рук их самих. Но они беспомощны, ибо отказываются признать источник всех бед. Они воюют сами с собой, но не понимают природы этой войны.
Он сделал глубокий вдох и выдох.
— Разве хоть кто-нибудь из ваших верит в то, что сейчас жизнь в этой стране лучше, чем двадцать лет назад? Верят ли они, что угрозы стало меньше? Чувствуют ли себя безопасней в своих домах и городах? Найдут ли они в себе честность, доверие и сочувствие, которые пересилят жадность, лживость и мерзость? Можешь ли ты сказать мне, что бояться нечего?
Мы не всегда узнаем то, что приходит разрушить нас. Это урок Синиссипи. Он может проявиться во множестве форм. Пожалуй, мои люди были разрушены миром, который ждал от них изменений. И это оказалось им не по силам. — Он медленно покачал головой, словно стараясь лучше осмыслить свои слова. — Но есть причина считать, что твой народ разрушает сам себя.
Он замолчал, глядя на девочку отсутствующим взглядом. Нест глубоко вздохнула.
— Все не так плохо, — произнесла она, но в ее голосе прозвучало сомнение.
Два Медведя улыбнулся.
— Еще хуже, и ты это знаешь. Ты же видишь доказательства везде, даже в этом парке. — Он огляделся вокруг, ища подтверждение своих слов. Пожирателей было уже отчетливо видно на краю, где кончались тени. — Ваши люди рискуют повторить судьбу Синиссипи. Приходи завтра на сеанс в полночь, сама поймешь. Может, духи мертвых поговорят с тобой. Если нет, считай меня обычным индейцем, выпившим слишком много огненной воды.
— О, нет, нет, — быстро сказала Нест, понимая при этом, что вообще-то он прав.
— Так ты придешь? — не сдавался он.
— Хорошо.
Два Медведя встал — громоздкая фигура посреди теней.
— Не за горами Четвертое июля, — напомнил он. — День Независимости. Рождение твоей нации, США. — Он кивнул — И моей тоже, пусть я и Синиссипи. Я рожден для нее. Мои мечты переплетены с ее мечтами. Я сражался за нее во Вьетнаме. Мои предки похоронены в ее земле. Здесь мой дом, какое бы имя он ни носил. Так что я имею право интересоваться судьбой этой страны.
Он поднял свой рюкзак и спальник, повесил их на плечо. — Завтра ночью, Гнездо Маленькой Птички, — повторил он.
Она кивнула в ответ.
— В полночь, О'олиш Аманех.
Он подарил ей скупую улыбку.
— Скажи своему маленькому другу, чтобы вылезал из-под стола.
Затем повернулся и растворился в темноте.
Глава 9
Суббота, 2 июля.
Рыцарь Слова въехал в Хоупуэлл на поезде, отправившемся из Чикаго в девять-пятнадцать, и никто из пассажиров не знал, кто он такой. При нем не было ни меча, ни доспехов, а верный скакун превратился в автобус-экспресс. Рыцарь выглядел бы как обычный человек, если бы не заметная хромота и странный, отчужденный взгляд светло-зеленых глаз. Для тридцативосьмилетнего он был слишком сгорбленным, да и морщин на лице было многовато. Средний рост, средний вес — скорее худой, почти костлявый. Лицо тоже совершенно обычное. Такое лицо было у парнишки, подстригавшего вашу лужайку, начиная со средней школы и заканчивая пенсионным возрастом. Прямые каштановые волосы зачесаны с высокого лба назад, подстрижены по плечи, голова повязана банданой. На нем были джинсы и синяя джинсовая рубашка, высокие ботинки — поношенные и видавшие виды, шнурки связаны узелками во многих местах.
Он оставил спортивную сумку на хранение в багажном отделении и, когда автобус остановился перед отелем «Линкольн», отправился получать ее. По дороге он тяжело опирался на гнутую черную трость орехового дерева, рюкзак свисал с плеча. Он ни с кем не встречался глазами — просто мелькнул среди тех, чей путь лежал дальше, в Квод-Ситис и Де-Мойн, как перекати-поле, не оставив в их памяти никакого следа.
Но, несмотря на все это, он все-таки был рыцарем, лучшим, какой мог достаться этому миру, — лучшим, нежели этот мир заслуживал. Десять долгих лет он старался защищать людей, будучи паладином для них. Мир заселили демоны — носители такого зла, что, если их не уничтожать, они бы сами уничтожили все человечество. Пожиратели уже чуяли их, реагировали, вылезали из укромных местечек, осмеливаясь появляться даже при дневном свете, питаясь темными эмоциями, которые демоны вызывали в людях. Демоны были искусны в своей работе, а люди, за которыми они охотились повсеместно, — слишком горячими, чтобы становиться жертвами. Демоны могут достаточно долго отравлять души людей, и когда те спохватятся, будет уже поздно. Тогда-то пожиратели и пожрут их!
Рыцарь Слова был послан покончить с демонами. Ему приходилось ездить из одного конца страны в другой бесчисленное количество раз, и путешествие все не кончалось. Иногда он удивлялся, зачем взвалил на себя эту ношу. Теперь все было подчинено этой задаче, и жизнь его бесповоротно изменилась. Опасности, с которыми ему приходилось сталкиваться, не шли ни в какое сравнение с теми, что обрушились на головы рыцарей короля Артура. Да и не было у него ни Круглого Стола, ни верных рыцарей, ожидавших его возвращения, ни короля, готового отблагодарить его, ни леди, дарующей ласку. Он был один, как перст, и останется одиноким даже тогда, когда задание закончится.
Звали его Джон Росс.
Он забрал у водителя спортивную сумку, поблагодарил его за беспокойство, нагнулся к трости и теперь смотрел, как закрываются двери, водитель выключает тормоза и его серебристый скакун улетает прочь. Он стоял на углу Четвертой улицы и авеню «А». Отель находился перед ним. На одной улице был магазин красой, на другой — библиотека. Дальше — заправочная станция и мастерская по ремонту колес. Все здания — обветшалые, выцветшие на солнце, лишенные всех красок, за исключением бежевой и песочной, кирпичи потрескались, деревянные части рассохлись от жары. Бетонные тротуары и дороги отражали солнечный свет, асфальт влажно поблескивал.
Он понял, что смотрит вниз по Четвертой улице до ее пересечения с Первой авеню — точь-в-точь как в недавнем сне, и прикрыл на мгновение глаза.
Затем подхватил сумку, ковыляя к парадной двери отеля, толкнул дверь и вошел. Поток прохлады из кондиционера радостно приветствовал его. Он заполнил бумаги у стойки, взяв самый дешевый номер и заплатив за неделю, потому что это было дешевле, чем на три дня. Деньги приходилось экономить — он жил на небольшие сбережения, оставленные родителями после смерти. Он поставил сумку и рюкзак у стойки администратора, который предложил отнести их в номер, и взял одну из тоненьких брошюрок, озаглавленную: «Хоупуэлл — мы растем вместе с вами», из стопочки, лежавшей рядом с журналом регистрации, прошел в небольшой холл и опустился в потертое черное кресло.
Обложка брошюры представляла собой коллаж из фотографий — кукурузное поле, парк, бассейн, деловой центр и один из заводов Среднезападной Континентальной. Внутри находился отрывок карты. Он бегло прочел, что население Хоупуэлла составляет пятнадцать тысяч, расположен он в самом сердце страны Рейгана (здесь был городок, где Рональд Рейган родился, и тот, где он вырос — в двадцати милях), в нем более семидесяти церквей, отсюда есть свободный доступ во все крупные города этого направления. Здесь располагается штаб-квартира Среднезападной Континентальной Сталелитейной компании, одной из крупнейших в отрасли. Далее сообщалось, что более двадцати процентов рабочего населения города трудится на заводах Среднезападной Континентальной. И вообще, здесь есть множество рабочих мест в результате расцвета сельского хозяйства и деловой экономики.