Бегущий в Лабиринте (сборник)
Шрифт:
– Я тебе скажу, чем они занимались с полгода назад, – ответила Бренда. – Они сходили с ума от страха подхватить Вспышку. Понимая, что рано или поздно все равно заболеют.
Минхо вскинул руки.
– Да чего о них беспокоиться? Я что, один в приют заходил? Один навещал своего друга? Его, кстати, Ньютом зовут.
– Мы бы ему ничем не помогли! – прокричал из кабины Хорхе.
Томас поморщился. Ну никакого сострадания.
– Заткнись и крути баранку, кланкорожий! – ответил Минхо.
– Уж я постараюсь, –
Минхо осел на пол словно тающий снеговик.
– Что будет, когда у Ньюта закончатся заряды в пушке? – пробормотал он в пустоту, глядя в точку на стене.
Что тут ответить? У Томаса в груди разлилась такая едкая горечь, что стоять он больше не мог и опустился рядом с Минхо. Берг тем временем набрал высоту и полетел прочь от Дома шизов.
Прочь, навсегда оставив позади Ньюта.
Глава сорок первая
Томас и Минхо наконец поднялись с пола и присели на диван. Бренда отправилась помогать Хорхе в кабине.
Времени подумать было предостаточно. Горе тяжким камнем легло на душу. С самого начала, с Лабиринта, Ньют постоянно находился рядом, помогая Томасу. И лишь теперь Томас понял, какого близкого друга потерял.
Ньют вроде бы еще жив, не мертв, но лучше бы, наверное, умер. Ему предстоит опуститься в глубины безумия, окончить дни свои в окружении кровожадных шизов. Стать одним из них. Думать о таком попросту невыносимо.
Наконец Минхо заговорил безжизненным голосом:
– Зачем он так? Почему не вернулся с нами? Еще и целился мне прямо в лоб…
– Все равно бы не выстрелил. Ни за что, – ответил Томас и тут же усомнился в собственном утверждении.
Минхо покачал головой.
– Ты его глаза видел? В них же ни капли разума не было. Не уступи я – Ньют спустил бы курок. Чувак, он совсем спятил. Ошизел до мозга костей.
– Может, оно и к лучшему…
– Чего-чего? – Минхо обернулся к Томасу.
– Может, вместе с разумом гибнет и личность? Вдруг конченый шиз не понимает, что с ним творится? И Ньют, которого мы помним, даже не мучается?
– Неплохая попытка утешить себя, ушлепок, – обиженно произнес Минхо. – Я с тобой не согласен. Ньют еще там, заперт в голове сумасшедшего, вытеснен. Кричит, не в силах вернуться. Это как если бы его заживо похоронили.
Представив себе картинку, Томас внезапно расхотел развивать тему, – уставился в пол и просидел так до самой посадки на аэродроме возле Денвера.
Томас растер лицо ладонями.
– Приехали.
– Кажись, я немного проникся идеями ПОРОКа, – глухо произнес Минхо. – Заглянул в эти глаза, увидел безумие в них. Я многих друзей потерял, но они погибли, а не сошли с ума. Когда видишь в таком состоянии кого-то очень близкого…
Минхо не договорил, однако Томас прекрасно понимал, о чем друг думает. Он на секунду зажмурился. Жизнь перестала быть простой и понятной, черного и белого больше нет.
Наконец из кабины вышли Бренда и Хорхе.
– Мне жаль, – пробормотала девушка.
Минхо буркнул в ответ что-то нечленораздельное. Томас же кивнул и посмотрел Бренде в глаза, стараясь взглядом передать всю боль, жгущую изнутри. Хорхе присел рядом и уставился в пол.
Откашлявшись, Бренда напомнила:
– Понимаю, вам тяжело, но надо о будущем позаботиться. Как нам быть, что делать?
Вскочив на ноги, Минхо ткнул в ее сторону пальцем.
– Заботиться можете о чем угодно, мисс Бренда. А мы только что бросили друга посреди толпы стебанутых психопатов.
Он ушел прочь из общей комнаты, и Бренда взглянула на Томаса.
– Мне правда жаль.
Томас пожал плечами:
– Ничего. Когда я появился в Лабиринте, Минхо уже знал Ньюта два года. Дай ему время – оправится.
– Нам всем хреново, muchachos, – произнес Хорхе. – Надо пару деньков отлежаться. Обмозговать, что да как.
– Ну да, – пробормотал Томас.
Бренда взяла его за руку.
– Что-нибудь придумаем.
– Первый шаг сам собой напрашивается, – ответил Томас. – Начинать надо с Галли, идем к нему.
– Думаю, ты прав, – сказала Бренда и сжала его руку чуть сильнее. – Идем, Хорхе, – позвала она оборачиваясь. – Сообразим что-нибудь на обед.
Девушка и латинос вышли, оставив Томаса наедине с собой.
После ужасного обеда, во время которого ребята лишь изредка перебрасывались ничего не значащими фразами, все разбрелись по бергу. Томас шел коридорами и постоянно думал о Ньюте. Во что превратится брошенный друг? Как мало от него осталось… Осталось? Осталось!
Записка!
Очнувшись от потрясения, Томас побежал в уборную. В хаосе и неразберихе Дома шизов он совершенно позабыл о записке. Прочесть ее следовало еще там, в этом гнилом приюте. Похоже, момент, о котором говорил Ньют, уже упущен.
Запершись, Томас достал конверт из кармана и вскрыл. Лампы по краям зеркала роняли на лист бумаги мягкий теплый свет. В записке было всего два коротких предложения:
«Убей меня. Если ты и правда мой друг – прикончи меня».
Томас снова и снова перечитывал письмо в наивной надежде, что суть его переменится. От мысли, что друг настолько испугался Вспышки и заранее попросил об ужасной услуге, его затошнило. Не зря Ньют злился, особенно когда его нашли в зале для боулинга. Он просто не хотел становиться конченым шизом, а Томас… Томас его подвел.