Бегущий за «Алыми парусами». Биография Александра Грина
Шрифт:
В тюрьме Александр познакомился с бестужевкой Верой Павловной Абрамовой, работавшей в «Красном Кресте» и помогавшей заключенным. Позднее она стала его женой.
Через 20 дней министр внутренних дел по представлению Особого совещания распорядился «за принадлежность к партии социалистов-революционеров» выслать Гриневского на 4 года в Тобольск, потом в Туринск, под гласный надзор —
«От департамента полиции объявляется дворянину Александру Степанову Гриневскому, что по рассмотрении в Особом совещании, образованном согласно статье 34 Положения о государственной охране, обстоятельств дела о названном лице, – господин министр внутренних дел постановил: выслать Гриневского в отдаленный уезд Тобольской губернии под надзор полиции на четыре года, считая срок с 29 марта 1906 года.
19 апреля 1906 года».
18 мая 1906 года Гриневский был выслан из Петербурга по этапу, а 12 июня из Туринска бежал. Туринский исправник на следующий день докладывал в Тобольск:
«Тобольскому губернатору.
Административно-ссыльные политические дворяне Георгий Карышев, Александр Гриневский, одесский мещанин Михаил Лихонин, Гавриил Лубенец вчера скрылись благодаря скоплению в Туринске 70 поднадзорных при незначительном количестве городовых.
Исправляющий должность исправника Бирюков».
В начале июня наша семья переехала на дачу в Парголово. Оттуда я часто ездила в Петербург по делам «Креста», в библиотеку и по поручениям домашних. Как-то в жаркий день, набегавшись по городу, я поднималась по всегда безлюдной нашей парадной (на Фурштадской, 33). Завернув за последний марш, я с изумлением увидела: на площадке четвертого этажа, у самых наших дверей, сидит Гриневский! Худой, очень загорелый и веселый.
Вошли в квартиру, пили чай и что-то ели. Александр Степанович рассказал: прибыл на место ссылки, в Туринск, прожил там несколько дней. Напоил вместе с другими ссыльными исправника и клялся, что не убежит, а на другой день вместе с двумя анархистами сбежал. Шестьдесят верст ехала на лошадях, потом – по железной дороге. Паспорт у него фальшивый, нет ни денег, ни знакомств, ни заработка. Выходило, что одна из причин этого рискованного бегства – я.
Позднее выяснилось, что фальшивый паспорт, с которым Гриневский приехал в Петербург, он получил еще по дороге в ссылку, в Тюмени, заранее решив, что из ссылки сбежит. Паспорт достал ему его товарищ, Наум Яковлевич Быховский.
Быховский был приговорен к ссылке в Восточную Сибирь, но временно задержан в Тюмени. Живя там, он часто ходил к пересыльной тюрьме встречать эшелоны ссыльных, посмотреть, не пришел ли кто-нибудь из знакомых. В одном из этапов он увидел Гриневского и доставил ему паспорт и двадцать пять рублей.
Летом 1906 года Александр Грин уехал в Самару, потом в Саратов, в Саратове у В.А. Аверкиевой взял деньги и адрес явки в Москве к С. Слетову.
В Москве Грин встретился с эсером Н.Я. Быховским, который попросил Грина написать рассказ-агитку для солдат – так появился первый рассказ Грина «Заслуга рядового Пантелеева», подписанный «А.С.Г.», а позже – «Слон и Моська».
Проездом за границу Быховский остановился в Москве, и тут его вновь повстречал Александр Степанович. Оба старшие товарищи – С. Слетов и Н. Быховский – отказались дать Гриневскому работу пропагандиста в Петербурге, хотя пропагандист он был талантливый; Слетов называл Александра Степановича «гасконцем», так как тот любил прибавлять к фактам небылицы, а в деле пропаганды и подпольной печати это было опасно. Но Быховский сказал Гриневскому, что партия нуждается в агитке для распространения в войсках. Гриневский ответил:
– Я вам напишу!
И действительно, вскоре принес свой первый рассказ-агитку «Заслуга рядового Пантелеева». С. Слетов был доволен рассказом, заплатил Александру Степановичу и предложил написать еще. Но Гриневский исчез, уехал в Петербург.
Во время своего пребывания в партии эсеров Александр Степанович познакомился с известным ее деятелем «Валерианом» – Наумом Быховским, под началом которого затем стал работать. Наум Яковлевич Быховский относился к Грину очень хорошо и первый открыл в нем будущего писателя. Случилось это так: он поручил «Алексею» написать текст нескольких прокламаций. Александр Степанович написал и дал на проверку Быховскому. Тот, прочтя, прокламации, задумчиво посмотрел на «Алексея» и сказал: «Знаешь, Гриневский, из тебя, мне кажется, мог бы выйти неплохой писатель».
– Эти слова, – рассказывал Александр Степанович, – как удар, толкнули мою душу, зародив в ней тайную, стыдливую мечту о будущем. До сих пор я не знал, к чему стремиться, во мне был хаос и смута желаний; вечная нищета не давала мне возможности остановиться на каком-то твердом решении о своем будущем. Уже испытанные море, бродяжничество, странствия показали мне, что это все-таки не то, чего жаждет моя душа. А что ей было нужно, я не знал. Слова Быховского были не только толчком, они были светом, озарившим мой разум и тайные глубины моей души. Я понял, чего я жажду, душа моя нашла свой путь. Это было как первая нежная любовь. Я стыдился даже своих мыслей об этом, считая, что для писателя очень ничтожен, мало знаю, мало могу и, быть может, нетерпелив. Но зароненная, настоящая мысль не угасала; постепенно я стал понимать, что меня всем существом тянет к писательству, хотя я еще не понимал его и не представлял, как это произойдет.
В 1923 году Н. Быховский раза два был у нас в гостях. Жили мы тогда на Рождественской улице в своей квартире. Как-то вечером Александр Степанович пришел домой с неизвестными мне пожилым невысоким человеком и, представляя его, сказал: «Вот, Нинуша, мой крестный отец в литературе – Наум Быховский».
Заслугу рядового Пантелеева» издало Донское издательство. За эту брошюру были посажены в тюрьму и редактор, и выпускающий и издатель, как потом рассказывал мне Быховский, но никто не назвал подлинной фамилии автора.
По приезде в Петербург Александр Степанович написал вторую агитку – «Слон и Моська», которая тоже была принята каким-то издательством, каким – Александр Степанович не помнил, но рассказ света не увидел, так как при обыске в типографии полиция рассыпала набор.
27 сентября 1906 года член Московского комитета по делам печати А. Венкстерн в докладе комитету писал: «В рассказе «Заслуга рядового Пантелеева» изображается экспедиция военного отряда для укрощения крестьян, учинивших разгром помещичьей усадьбы. В то время, как крестьяне рисуются вполне невинными жертвами, автор не жалеет красок, чтобы изобразить бесчеловечную жестокость и ничем не вызванные варварские нападки войск от офицеров до последнего солдата». В докладе приводятся выдержки из рассказа о других солдатах, которые идут на карательную операцию из-за боязни неповиновения, из страха перед каторгой. Делая вывод, что подобный рассказ направлен на то, чтобы внушить ненависть к солдатам-карателям и призвать их к неповиновению при усмирении «бунтов и беспорядков», цензор продолжает: «брошюру задержать, а против автора возбудить судебное преследование по пункту 6 отдела VIII Временных правил о печати и статьи 129 Уголовного уложения. Комитет просит прокурора Московской судебной палаты привлечь к судебной ответственности автора, издателя и владельца типографии.
Имя автора не установили, часть тиража брошюры арестовали.
8 февраля 1907 года дело закрыто.
В 1961 году один экземпляр рассказа был найден в Фонде вещественных доказательств Московской жандармерии за 1906 год, в 1966 года два экземпляра рассказа были обнаружены в отделе редкой книги Библиотеки имени В.И. Ленина.
5 декабря 1906 года было начато судебное преследование по рассказу «Слон и моська», набор брошюры был разобран.
В 1965 году один экземпляр рассказа был обнаружен в отделе редкой книги Библиотеки имени В.И. Ленина, в 1966 году – два экземпляра найдены в Библиотеке имени М.Е. Салтыкова-Щедрина.
Летом 1906 года Гриневский приехал в Вятку, где отец достал ему паспорт «личного почетного гражданина» Алексея Алексеевича Мальгинова, и через месяц выехал в Петербург. Первый напечатанный рассказ А.С. Грина – «В Италию» появился в газете «Биржевые ведомости» 5 декабря 1906 года.
Впервые подпись «А.С. Грин» появилась в петербургской газете «Товарищ» 25 марта 1907 под рассказом «Случай» – по одной из версий редактор предложил Александру Гриневскому сократить фамилию.
Первый рассказ был написан Александром Степановичем осенью 1906 года и напечатан в утреннем выпуске «Биржевых ведомостей» в декабре того же года. Он назывался в «В Италию» и был подписан «А.А. М-въ». Но такая подпись не удовлетворяла Александра Степановича. Ведь Мальгинов – это была чужая, временная фамилия. Надо было придумать псевдоним. Толковали целый вечер и остановились на «А.С. Грине».
Александр Степанович жил в Петербурге. Писал первые рассказы из революционной жизни, которые потом составили сборник «Шапка-невидимка». Когда Измайлов, у которого должен был печататься один из первых рассказов Грина «Апельсины», спросил его, как он будет подписываться своей фамилией (Мальгинов) или псевдонимом, Александр Степанович, не желая быть Мальгиновым и зная, что не может Гриневским, с молодой пылкостью ответил – «Лиловый дракон». Измайлов расхохотался и сказал, что такой псевдоним совсем не годится. Тогда Александр Степанович взял первую половину свой настоящей фамилии.
Так родился псевдоним «А.С. Грин». И это имя так плотно подошло к Александру Степановичу, что он говорил: «Знаешь, я чувствую себя только Грином, и мне странным кажется, когда кто-то говорит – Гриневский. Это кто-то чужой мне». Подписывался всегда «Грин» и меня именовал «Грин», утверждая, что и я не Гриневская, как и он. И когда мне пришлось получать паспорт в Феодосии, он попросил знакомую паспортистку проставить мне в нем – Н.Н. Грин»
Неожиданный успех окрылил Грина. Он получил гонорар, устроился с квартирой и начал писать. Сначала он писал рассказы, совсем далекие от фантастики, из рабочего быта, и постепенно их накопилось целая книга. Сотрудничал он в газете «Биржевые ведомости», в журнале «Огонек», в «Литературном приложении» к «Ниве.
Вероятно, впервые Грин обращается к Горькому в 1907 году, когда пишет в Италию, на Капри, письмо, в котором просит помочь ему в издании первой книги рассказов.
Грин рекомендуется в письме: «Я беллетрист, печатаюсь третий год и очень хочу выпустить книжку своих рассказов, которых набралось 20–25.
Давно я хотел обратиться к Вам с покорнейшей просьбой рассмотреть мой материал и, если он достоин печати – издать в «Знании». Но так как неуверенности во мне больше, чем надежды – я не сделал этого до настоящего момента, а теперь решился».