Бек
Шрифт:
И вот прошло почти две недели после ее нападения, а ответов по-прежнему нет. Те первые пять дней, когда она не приходила в себя, были самыми худшими. У Мэддокса было достаточно времени, чтобы рассказать нам о том, что он расследовал для нее. Сначала я был в ярости, но потом попытался поставить себя на ее место и немного понял, почему она пошла к Мэддоксу. Когда она, наконец, пришла в себя настолько, чтобы рассказать нам, что произошло во время нападения, все еще казалось, что мы играем колодой, в которой не хватает половины карт. Она не знала, кто этот мужчина, и даже если бы знала, как найти нужного ему сотрудника, то не знала, как с ним связаться.
Приехала
Во время последнего разговора Мэддокса с Грегом, он рассказал ему все, что мы знали. Нашей главной надеждой было найти этого Адама, и, надеюсь, он прольет немного света на эту неразбериху. Я не спрашивал Мэддокса, как прошел тот звонок, и не был уверен, что хочу знать. Логически я понимал, что Грег не мог помочь, когда не знал, что происходит, но другая часть меня, та, которая хотела кого-то обвинить, не могла помешать «что, если» сильно ударить по мне. Знание того, что он, вероятно, был так же расстроен, как и все мы, было единственным, что удерживало меня от того, чтобы наброситься на него.
— Бек, тебе действительно нужно вернуться в отель на несколько часов и немного поспать. Ты не сделаешь лучше ей тем, что загонишь себя. — Куп грустно улыбается. — Я останусь с ней, пожалуйста, чувак… Ты дерьмово выглядишь.
— Я выйду за эту дверь в ту же секунду, как она будет готова пойти со мной. Ни секундой раньше, так что заткнись на хрен.
Он открывает рот, чтобы еще что-то возразить, но плотно закрывает его, когда видит, насколько я злюсь. Он, черт возьми, сошел с ума, если думает, что я снова ее оставлю.
— Оставь его. — Мэддокс почти ничего не говорил с тех пор, как мы приехали сюда, но, когда он выплевывает эти слова, Куп мудро качает головой несколько раз, прежде чем выйти за дверь. Мэддокс молчит еще немного, затем невесело смеется. — Ну придурок. Прошлой ночью я вернулся в отель и застал его трахающимся с ассистенткой Ди. Не должен быть шокирован, но, черт возьми, можно подумать, он знает, когда ему следует держать это дерьмо запертым. — Он несколько раз качает головой, явно все еще не веря, насколько плохим стал Куп, когда дело доходит до того, что он спит с кем попало.
Ну, честно говоря, я даже не ожидал, что это произойдет. Челси всегда была очень тихой девочкой, но я знаю, что она любит Ди, так что вся эта ситуация действительно выбила ее из колеи. Мне следовало уделять больше внимания уровню утешения Купа.
— Он что-нибудь говорил об этом? — Спрашиваю я, не сводя глаз с Ди.
— Да, какую-то чушь о том, что помог ей вспомнить, что она все еще жива. Сказал, что она продолжала психовать, и не знал, что еще сделать. Какой тупица.
— Это… ну, я на самом деле не шокирован. Это Куп. — Что я могу сказать, мы все знаем, что он мудак, когда дело касается цыпочек, но я действительно надеялся, что он сможет держать себя в штанах, пока мы не вернемся домой. Челси не заслуживает такого обращения, которого он придерживается, независимо от того, почему она переспала с ним.
— Разговаривал с Акселем этим утром. Ему чертовски трудно удерживать Иззи в Джорджии. — Его снисходительный тон заставляет меня резко повернуть голову в его сторону.
— И ты так злишься из-за этого, потому что? — Я не думаю, что кто-то еще заметил, насколько далекими они с Ди стали в последнее
— Ладно, не держи меня за дурака. Я видел Ди с тех пор, как этот ублюдок схватил ее и Иззи. Я видел, как она сопротивлялась, а ты поднимал ее обратно. Я видел, как она разламывалась надвое, и никто, кроме тебя, не склеивал эти кусочки обратно. Ни разу ее лучшие друзья даже ни черта не видели. Ни Иззи, ни Грег, никто из них. Так что да, я немного зол из-за этого. — Его глаза задерживаются на ее избитом лице еще на несколько мгновений, прежде чем встретиться с моими. — Все остальные продолжали насмехаться над вами обоими, думая, что вы играете в какую-то глупую гребаную игру, но, если бы они открыли глаза на секунду дольше, они бы увидели, как она прячется у всех на виду, а ты сражаешься за нее со всеми своими демонами.
Я не поддерживаю с ним зрительный контакт. Когда я слышу, как наша с Ди личная борьба разбивается на несколько предложений, все становится понятным.
Два долгих гребаных года.
Два долгих года я переживал, что она может никогда не вернуться из того места внутри себя, где она потерялась.
И теперь, как раз когда я почувствовал, что она наконец-то выздоравливает, это происходит, и я, честно говоря, не знаю, какой длительный эффект это окажет на нее. Я могу только надеяться, что она стала достаточно сильной, чтобы понять, что у нее есть вся сила мира, чтобы снова стать цельной, и мужчина, который готов бороться зубами и ногтями, чтобы помочь ей достичь этого.
— Как давно ты знаешь?
Я чувствую, как рука Ди крепче сжимает мою, безмолвно давая мне понять, что она тоже слушает.
— С тех пор, как ты вынес ее из «Heavy’s».
Мой взгляд устремляется на лицо Ди. Даже когда ее глаза все еще закрыты, как будто она мирно спит, одинокая слезинка выкатывается и скатывается по ее лицу, говоря мне, что она знает, как много видел Мэддокс.
— Ты никогда ничего не говорил, ни разу. Я не понимаю, почему ты разозлился, если бы смотрел на это вместе с ними. — Я стараюсь говорить непринужденно, но внутри, зная, что я, по-видимому, настолько прозрачен для Мэддокса, насколько это возможно, и он все еще держал рот на замке, немного тяжело это переварить.
— Это было не мое дело. И прежде, чем ты разозлишься, я не просто сидел сложа руки и игнорировал это. Я наблюдал, и, если бы я хоть на секунду подумал, что ты не справишься, я бы вмешался. Не буду врать. Было время, когда вы оба пытались заставить друг друга ревновать или разозлились настолько, что перестали пытаться, и я чуть было не ляпнул что-нибудь. Хотя мне бы это не принесло ни капли пользы. Ей не нужно, чтобы я совал свой нос куда не следует. Это всегда был ты. Не у каждого хватило бы терпения оставаться рядом, когда конечный результат — большая неизвестность.
Рука Ди сжимается в моей так сильно, что становится больно, хотя ее лицо по-прежнему остается расслабленным. Я даже не знаю, как начать реагировать на все это. Я не могу злиться, потому что он прав. У меня все было под контролем, но было бы приятно знать, что я сражаюсь не в одиночку.
— Терпение даже не имело значения. Когда ты любишь кого-то, ты борешься. Ты борешься за него, и с ним. Тогда ей было нужно, чтобы я боролся за нее, и я буду продолжать это делать, пока она снова не сможет бороться за себя. — Я чувствую, как он подходит ко мне сзади и крепко сжимает мое плечо, предлагая мне свою силу.