Белая как снег
Шрифт:
Так у него все-таки есть друзья?
Нет.
О боже.
Он шел за ними с ружьем.
Лидия быстро посмотрела в бинокль – люди на мгновенье пропали, а потом появились с другой стороны дома.
И медленно пошли к болоту, прямо по направлению к ней.
Девушка. Темные волосы. Повязка на глазах. Она почти не могла идти сама.
Ее поддерживал мужчина. Постарше. Тоже с повязкой на глазах и со связанными перед собой руками.
Мужчина обернулся назад и что-то сказал, но его в спину толкнули ружьем.
Иди дальше.
Они подошли еще ближе к Лидии и, шатаясь, ступали по болоту. Она без всякого бинокля невооруженным глазом видела их.
И вот, судя по всему,
Дядька приказал встать на колени.
Отошел назад и направил на них винтовку.
Лидия вскочила на ноги и встала в полный рост.
Сняла лук с плеча и прицелилась уже заряженным.
– Эй!
Охотник на барсука вздрогнул и огляделся в замешательстве, не поняв, откуда шел звук.
– Сюда!
Она быстрым шагом направилась к нему, ступая по мягкой подушке болота.
Увидел ее, лихорадочно перевел дуло на девочку, но ее стрела уже была в полете.
Двести километров в час – он качнулся в сторону и издал громкий стон, когда стрела попала ему в плечо.
Винтовка выстрелила, грохот разнесся по небу, и с веток с криками поднялась в воздух стая ворон. Лидия снова натянула тетиву.
На этот раз она попала точно в цель.
Она увидела его руки.
Схватившиеся за горло.
Лидия Клеменс достала из колчана третью стрелу, но необходимости в ней уже не было.
Мужчина рухнул на колени.
Раскинул руки в стороны.
И его безжизненное тело распласталось на поверхности болота.
9
Фредрик Риис проснулся от звучащей откуда-то издалека музыки духового оркестра и с закрытыми глазами лежал на большой больничной кровати. Он боялся открыть их, боялся снова почувствовать тело, но время шло, и ему постепенно становилось лучше. Множественные внутренние кровотечения, разрыв селезенки, двойной перелом шеи. С такими диагнозами он очнулся в отделении интенсивной терапии, все еще опьяненный наркозом и понятия не имея, где находится. Накачанный лекарствами. Не чувствуя вообще ничего. Боль пришла позже. Острая. Словно и тело, и мозг пришли в сознание одновременно. Он постоянно вызывал медсестер. Дайте еще обезболивающего, я не могу терпеть это. Мешок капельницы, откуда по трубке в его левую руку капал раствор, наполняли новым, и Фредрик опять погружался в сон. Проснулся. Боль. Нажал на кнопку. Снова и снова, по кругу. Но сейчас уже лучше. Намного лучше. Звуки музыки приближались: трубачи и барабанщики, кларнетисты и флейтисты, дробь ударных и завывание духовых, в основном в разнобой, разве не очаровательно? В Норвегии май. Скоро начнется праздник. Стране исполняется сто восемьдесят семь лет, хотя нет, это не совсем верно, викинги бы с этим поспорили, захватили больницу, сорвали с Фредрика гипс, оторвали от всех аппаратов, отняли бы то немногое, что у него было, после чего отрубили бы голову. До принятия конституции так и было. Учредительным собранием мужчин в Ейдсволле была принята конституция. Поэтому Фредрик в составе школьного оркестра много лет участвовал в праздничном шествии по улице Карла Юхана и, подходя ко дворцу, изо всех сил дул в трубу, а королевская семья приветственно махала с балкона. Фредрик еще помнил дурацкую форму оркестра школы Ураниенборг. Почему у других была яркая форма с золотыми пуговицами, а им приходилось ходить в сине-белых тельняшках и в матросских бескозырках? Словно моряки-лилипуты, только вернувшиеся из плаванья. Играл он на самом деле не на трубе, а на корнете, просто родители Фредрика большой разницы между ними не видели. Что еще за корнет? Выглядит как труба, значит, это и есть труба, и сам Фредрик со временем тоже стал его так называть.
К нему приходила сестра.
В один из первых дней.
Долго сидела у постели, держа его за руку и плача.
Он тогда еще не мог говорить, ему еще не сняли шину с челюсти, но он старался все выразить взглядом.
Все хорошо. Я в порядке.
Спасибо
Наконец он открыл глаза. Слабый солнечный свет проникал сквозь невесомые занавески и падал на сидевшего на стуле.
– Привет, – осторожно произнесла она. – Ты проснулся?
– Да, почти, – улыбнулся Фредрик, нажав на кровати кнопку, поднимающую спинку.
– Я Силье Симонсен, учительница в школе Финстад, приятно познакомиться.
Он засмеялся.
– И мне тоже очень приятно.
– На случай если ты меня забыл, я хотела сказать.
Она с улыбкой поднялась со стула. Подошла к окну и оперлась спиной о подоконник. Может, это действие обезболивающих, но у Фредрика внутри все потеплело, когда он увидел ее.
– Как ты?
– Все хорошо, спасибо. Вечером пойду на танцы. Хочешь со мной?
Она засмеялась.
– С удовольствием. Но, думаю, с этим придется подождать.
Она подошла к нему вплотную, и он ощутил легкий аромат ее парфюма. Сев на край кровати, Силье осторожно погладила его руку.
– Так не больно?
– Нет, нет, не больно.
– Я скучала по тебе, – сказала Силье, опустив глаза.
– И я по тебе соскучился, – улыбнулся Фредрик и снова закрыл глаза, чтобы дать им немного отдохнуть.
– Хочешь, чтобы я ушла?
– Нет, нет, хочу, чтобы ты осталась.
Она наклонилась ближе, он почувствовал ее дыхание у своего лица.
– Хорошо. Тогда я останусь, – тихо произнесла она.
И, едва коснувшись щеки, поцеловала его.
Лидия посмотрела на стол перед собой и проверила, все ли помнит. Перекус, да. Она сама испекла черный хлеб на натуральных дрожжах. И масло взбила сама. Обычно они доили коз, но это молоко подходит только для питья, поэтому она принесла бидон с фермы в долине – для сливок и масла девочка использовала их молоко. Больше всего Лидия осталась довольна вареньем. Вокруг их дома были заросли малины, и девочке почти не нужно было передвигаться с места на место, чтобы набрать полные корзинки ягод, и она придумала способ варить варенье без сахара, очень хорошее, на ее вкус. И черничное, конечно, тоже, между ними выбрать невозможно. Она не знала, во что положить еду, но тут вспомнила. В подвале стояла коробка из пластика, который дедушка Вилли, естественно, терпеть не мог, видимо, для него она была чем-то ценным. Коробка была маленькой, голубого цвета, вручную разрисованная розами. Под ними кто-то написал имя и год. Магдалена, 1980. Идеально. Вода в металлической фляжке, о’кей. Куртка, на случай если погода изменится. Запасные носки, никогда не помешают, о’кей. Да. Она деловито поставила руки в бока. Кажется, все. Лидия тщательно все сложила в старый зеленый армейский рюкзак и отнесла его к двери. Подошла к зеркалу посмотреть на себя. Она надела платье. То самое, в цветочек. Которое сама сшила. И волосы причесала, завязав их в узел на затылке. Но передумала и снова распустила. Так лучше. Хорошо.
Постучав в дверь, она осторожно вошла в маленькую темную комнатку.
– Дедушка?
Темно.
Лидия подошла к окну и раздвинула шторы.
– Дедушка? Ты не спишь?
Старик лежал, накрывшись одеялом с головой и повернувшись к стене.
Так было уже несколько дней.
– Дедушка? Ну я пойду тогда. Ты не попрощаешься со мной?
Мертвая тишина в ответ, но было видно, что он дышит.
– Да ладно тебе, дедушка. Это же не конец света. Я же не навсегда ухожу. Вернусь вечером. Принести тебе что-нибудь?
Он покачал головой.
– Мне уже двенадцать, я могу решать сама. Ладно. Мне пора. Не лежи слишком долго, у тебя спина заболит, вставай, у тебя полно дел.
Уже в дверях она остановилась и прислушалась, может, он все-таки встанет, но шагов слышно не было.
Да-да.
Пройдет.
На улице стояла прекрасная погода. Деревья словно радовались вместе с Лидией.
Она улыбнулась солнцу.
Я иду в школу.
Неужели это правда?