Белая карта
Шрифт:
РУКОЮ ОЧЕВИДЦА. «В середине марта начальник дивизии Колчак приехал к нам смотреть работы. Пестрота работ его удивила, а так как он и раньше, вероятно, был в плохом настроении, то он начал на всех орать. Ко мне он пришел к одному из последних. В радиотелеграфной рубке он увидел телеграфиста с обвязанной щекой, он закричал, что это не военный человек, а баба, и узнав, что он старший телеграфист, приказал разжаловать его в рядовые. Тут я вмешался и все еще спокойным голосом сказал, что у этого человека болят зубы, а что лишить звания мы не имеем права, так как он имеет Георгиевскую медаль и потому, согласно статусу, он может быть лишен своего звания только по приговору суда. Ни с кем не простившись, Колчак уехал. Не скажу, что после его ухода у нас было бы бодрое настроение, я был зол как черт.
После завтрака я пошел к начальнику дивизиона и просил разрешения поговорить с начальником дивизии по служебному делу. Увидев мой взволнованный вид, он мне посоветовал отложить мой разговор до завтра, но я настоял на своем и он мне дал разрешение. На своем флагманском пароходе «Либава» (тут помещался штаб, а на миноносце на походах бывало минимальное количество штаба) он (Колчак) меня принял около половины шестого, до этого он был в отсутствии. Я, прежде всего, сказал ему, что пришел с разрешения начальника дивизиона поговорить насчет сегодняшнего смотра. Наш разговор продолжался больше часа, я выложил ему все, что у меня было на душе. Сказал, что нельзя ошибки одних взваливать на всех, что боевой дух у людей в теперешнее трудное время надо поднимать не криками, а постоянным ровным отношением, и что сегодняшний смотр в этом отношении дал отрицательные результаты. Дальше я перешел вообще к нашему дивизиону. В начале войны говорили, что наш дивизион, как совершенно исправный, всюду пройдет в первую голову, и действительно, первые два года во всех операциях мы принимали участие, идя впереди; на наше счастье или несчастье мы не встретили неприятеля; после операций все получали награды, а мы ничего, поднятию настроения у людей это не способствовало.
Александр Васильевич разволновался, и я тоже, в конце разговора мы почти кричали друг на друга. Многие подробности мне рассказывал в Маниле мой начальник штаба Николай Юрьевич Фомин, который в это время был старшим флаг-офицером у Колчака. В конце Александр Васильевич сказал: "Знаете, Юрий Карлович, этот разговор лучше прекратить".
На другой день он по делам уехал в Гельсингфорс. Через два дня, вернувшись, он сделал смотр дивизиону, благодарил всех за трудную боевую работу. Перед уходом со «Страшного» он отозвал меня в сторону и сказал: «Знаете, Юрий Карлович, после нашего разговора я много думал и по дороге в Гельсингфорс и там тоже. Вы были правы».
Я искренне поблагодарил его. После этого признания я бы пошел за ним куда угодно. Трудно бывает понять свою ошибку, но еще труднее признаться в ней».
И Георгий Старк жизнью подтвердил искренность своих слов: он и в самом деле пошел за Колчаком безоглядно – в преотчаянный сибирский поход. Да о Колчак дорожил дружбой с этим честным и преданным офицером, сожалея лишь об одном – как мало у него было там подобных помощников.
Георгий Карлович Старк прошел Цусиму на «Авроре», был ранен.
В 1917 году Старк командовал Минной дивизией Балтийского флота. Большевикам служить не стал. 2 марта 1918 года подал рапорт об отставке и был уволен в апреле. В августе 18-го прибыл в Казань, где уже формировались офицерские отряды. В декабре начал формирование отдельной бригады Морских стрелков. Прошел во главе ее через всю Сибирь. Отходил вместе с войсками генерала Каппеля. Заболел тифом. По льду через Байкал его несли на руках – в беспамятсве. Выздоравливал в Харбине.
Весной 1921 года по просьбе правительства Приморской области прибыл во Владивосток, где возглавил Сибирскую флотилию. 4 июня 1922 года был назначен командующим всем Вооруженными силами Приморской области. В октябре 22-го увел из Владивостока в Корею (порт Гензан) часть флотилии с беженцами, затем на Филиппины (остров Тюбаобао). Представил полный финансовый отчет и военно-политический доклад Великому Князю Николаю Николаевичу во Франции. Работал в Париже водителем такси. В 1946-49 годах был председателем Всезарубежного объединения русских моряков.
Скончался 2 марта 1950 года. Погребен на русском кладбище в Сен-Женевьев де Буа.
…
К весне 1916 года он был произведен в контр-адмиралы. Черные орлы, прежде чем слететь к нему на плечи, на адмиральские погоны, оставили за своими крыльями и вмерзшую в полярные льды «Зарю», и горящий Порт-Артур, и острый шпиц Генмора, и, наконец, дымные воды воюющей Балтики.
Свой новенький адмиральский флаг Колчак держал на эсминце «Сибирский стрелок». Будто судьбу себе накликал – водить ему через три года сибирских стрелков на фронтах гражданской…
В новом чине контр-адмирал Колчак проходил всего несколько месяцев. Двадцать восьмого июня 1916 года был разгромлен крупный караван германских рудовозов, шедших под сильной защитой боевых кораблей из Стокгольма. Начальник минной дивизии становится вице-адмиралом и, не успев отпраздновать свое сорокадвухлетие, назначается командующим Черноморским флотом.
Если сравнивать деятельность Балтийского флота в первые два года мировой войны с эффективностью его Краснознаменного воспреемника за тот же срок в Великую Отечественную, то пальма первенства останется за адмиралами Эссеном, Каниным, Колчаком: за два года они не потеряли ни Ревеля, ни Риги, ни Гельсингфорса, ни Аландских островов, тогда как сталинские адмиралы, погубив добрую часть флота в кровавом таллиннском переходе, этой «советской Цусиме», лишились всех своих военно-морских баз, кроме Кронштадта. Однако законопослушные историки всегда избегали подобных сопоставлений.
ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ
«И было это… в год 1202 от Рождества Христова. …И был назначен день, когда они соберутся на суда и корабли и будут биться не на жизнь, а на смерть, дабы овладеть той землей, и знайте, что предстояло им одно из опаснейших дел, когда либо свершенных».
Колчаку дважды выпадал жребий спасти Россию.
Первый раз – в 1916-ом, второй раз – три года спустя…
История, разумеется, не терпит сослагательного наклонения, но варианты ее несостоявшихся исходов разбирать поучительно.
Итак, логика первой возможности спасения России состоит из трех звеньев: во-первых, Россия захватывает в 1916 году Босфорский пролив и осаждает Стамбул, во-вторых, Турция, столице которой объявили шах с угрозой мата в один ход, немедленно выходит из войны, меняя в корне всю ситуацию в Европе, в-третьих, никакой революционный февраль, а уж тем более переворотный октябрь, в стране-победительнице невозможен. И если два последних утверждения бесспорны, то первое, то есть возможность взятия Босфора в 1916 году, требует уточнения.
Уточняет современник Колчака, человек, который стоял на острие «босфорской проблемы» в Главной ставке – контр-адмирал Александр Дмитриевич Бубнов.
ВИЗИТНАЯ КАРТОЧКА. Бубнов родился в Варшаве в 1883 году. Родом из старинной семьи, давшей России плеяду замечательных ученых в области медицины, истории, военного дела. После Морского корпуса окончил Николаевскую морскую академию. Боевое крещение получил в Цусиме на борту броненосца «Орел». Там же был тяжело ранен. Впоследствии, благодаря аналитическому уму и глубокому стратегическому мышлению, сделал блестящую карьеру в Морском Генеральном штабе. В годы мировой войны был направлен в царскую Ставку сначала в качестве флаг-капитана, потом начальником Морского управления, то есть главным советником по войне на море.