Белая лебедь
Шрифт:
Как раз в эту секунду личная рабыня Розалии склонилась над столом, и Каллон не упустил возможности погрузить лицо в распущенные душистые локоны. Он в течение всего вечера украдкой вдыхал приятный аромат, исходящий от ее тела и волос. Невольница, сама того не зная, каким-то непостижимым образом сводила его с ума. Но вот она отошла на свое место, к стене и хозяйским сандалиям, а сенатор перевел взгляд на особу, по его мнению, совсем уж далекую от понятия «человеческий род» — лежащую практически напротив них с Розалией Алиспину Бальбу. Каллон не выносил даже присутствия этой женщины — вдовы его близкого друга, считая, что она была насквозь пропитана ложью, злом и похотью. Но, к огромному его сожалению, Розалия считала
Уже не в первый раз Эдвард Антоний задумался о том, что пора выдать сестру замуж. У этой сделки будет много плюсов, и самым значимым, пожалуй, станет отсутствие у Бальбы мотивов посещать его дом.
Чтец уже заканчивал свой рассказ и вторая смена блюд подходила к концу, когда Каллон внезапно вспомнил в свете поднятой хозяином дома темы добра и зла историю, недавно услышанную где-то, о девушке, которую объявили рабыней по прихоти богатого и обладающего связями человека. Вот несправедливость, особенно по отношению к истинному римлянину! Эдвард Антоний не до конца верил в правдивость сюжета, но признавал, что простой люд вряд ли будет от скуки выдумывать подобные сказания.
Алиспина Бальба не могла спокойно смотреть на милования отчасти ненавистного и одновременно безмерно любимого Эдварда Антония с рабой. Невольница не отводила от хозяина глаз, срываясь с места по первому его знаку. Он тоже, казалось, не упускал возможности дотронуться до нее. Бальба знала, что Розалия не разрешает брату возлежать с ее новой личной рабыней, и оттого была удивлена его нежному отношению к недоступной вещи и тому, как светятся его глаза, когда она совсем близко. Вот снова Эдвард Антоний, вытянув руку, щелкнул пальцами, и рабыня уже подливала разбавленного вина в его кубок. Когда невольница выпрямилась и шагнула назад, Каллон, прикрыв глаза, повел носом в ее сторону.
— Розалия Каллона, — перебила одного из разглагольствующих старых сенаторов вдова Бальба с кажущимся искренним интересом и добротой, — я слышала, твоя новая рабыня немного образована и умеет читать. Так попросим ее усладить слух присутствующих процитированным наизусть произведением одного из великих римлян! — Алиспина рассчитывала поймать невольницу на незнании авторов, рожденных в поработившей ее республике, застать врасплох наглую девчонку.
Сестра Эдварда Антония немного покраснела, потому как взгляды всех присутствующих обратились в ее сторону.
— Да, моя дорогая подруга, я буду рада развлечь гостей досточтимого сенатора Марка Туллия Цицерона, — и Розалия Каллона посмотрела на хозяина дома. Тот важно кивнул, и дева подняла руку, чтобы звонко щелкнуть пальцами и дать знак Изабелле выступить перед собравшимися.
Рабыня Каллонов взошла на подиум, где ранее зачитывал философский трактат раб-чтец, и приступила к декламации наизусть одной из частей своей любимой тогаты — национальной римской комедии, сюжеты которой чаще всего основывались на повседневной италийской жизни. Свое название тогата получила благодаря одежде действующих лиц — италийской тоге (до этого актёры комедий носили греческий плащ, палий, отчего пьесы назывались паллиаты).
Эдвард Антоний Каллон одобрительно кивнул. Изабелла выбрала для выступления произведение Тита Квинция Атты — поэта, комедиографа, мастера тогаты. О литературном сатирическом таланте Атты с уважением отзывался сам Марк Теренций Варрон, и Эдвард Антоний был склонен согласиться с ним — мастер слова славился проработкой характеров в своих тогатах, особенно женских. К сожалению, Тит Квинций умер более трех десятилетий назад, но сумел передать следующим поколениям результаты своего творчества, до сих пор тогаты Атты ставились на сцене и собирали большую аудиторию.
Речь Изабеллы была гладкой, как воды реки Тибр в штиль, и прекрасной, как рассвет, плавно освещающий все семь холмов Великого города. Лишь раз запнулась рабыня, когда увидела, с какой гордостью и удовольствием смотрит на нее хозяин — Эдвард Антоний Каллон. Обычно не обращающий никакого внимания на невольницу, видящий в ней только вещь, способствующую его скорейшему погружению в сон и грамотно переписывающую книги, сейчас господин взирал на рабу с интересом, и Изабелле казалось, что в его глазах был искренний интерес. Приближаясь к окончанию фрагмента, девушка усилила эмоциональность своего голоса, умело подводя слушателей к эпилогу тогаты, стараясь раскрыть весь смысл комедии, заложенный автором.
Произнеся последние слова и замолкнув, Изабелла замерла на импровизированной сцене. Ее воодушевленный голос эхом звенел в ушах слушателей, многие из которых не сразу сумели вернуться к десерту — разнообразным фруктам и каштанам. Под редкие снисходительные аплодисменты рабыня спустилась со сцены, получив кивок от Розалии Каллоны, и встала на свое место за спиной хозяина.
Алиспина был очень недовольна, ее замысел не удался — невольница Каллонов не только не ударила в грязь лицом, но теперь вызывала больше внимания у присутствующих, чем заслуживала. Многие высокопоставленные гости поглядывали на рабыню с интересом, делая вид, что слушают других и активно участвуют в беседе. А Эдвард Антоний, ради которого Бальба так старалась, стал вести себя по отношению к рабе еще более собственнически, грозно смотря на каждого присутствующего мужчину, посмевшего кинуть на невольницу взгляд, обычный для ее статуса — вещи, раздвигающей ноги по приказу или без оного. Сузившая от гнева глаза Алиспина Бальба решила принять действенные меры в отношении твари до того, как станет слишком поздно.
С тех пор как Алиспина впервые увидела Эдварда Антония и полюбила его, она старалась стать важной для Каллона, надеясь увидеть в любимых глазах чувство, направленное только на нее. Ни перед чем не останавливалась женщина, во имя всех римских богов верующая, что сумеет добиться своего… при этом вовремя убирая конкуренток с пути. Если она слышала в родительском атриуме разговоры между отцами — своим и Каллона, тогда еще живым — о том, что Эдварду Антонию подобрали невесту, Алиспина считала своим долгом вмешаться в их планы. С потенциальной женой после этого обычно что-то случалось — ее заставали с любовником или в неположенном для невинной девушки месте. Если же принятых мер было недостаточно, Бальба выдумывала что-то еще, обязательно хитрое и умное, чтобы убрать соперницу с дороги. Однажды, подслушав разговоры нескольких рабынь в доме Каллонов во время праздничного пира, Алиспина убила их сама, наслаждаясь каждой секундой злодеяния — одну отравив, другую заманив в переулок с помощью преданного раба и перерезав горло. Твари, смеясь, обсуждали успехи хозяина в постели или смели восхвалять его красоту, которая, как считала Алиспина, принадлежала только ей.
После того как отец наметил выдать дочь замуж за Бальбу, без нее договорившись с ним, Алиспина долго не могла прийти в себя. Она умоляла родителя, просила вынудить, пусть шантажируя, но заставить старшего Каллона взять ее в невестки. Но отец заявил, что Каллоны недостаточно состоятельны и благородны для их уважаемой фамилии, и к тому же Талассий?, бог свадеб, явно не благоволит к ним — ни одна из потенциальных невест Эдварда Антония так и не стала его женой. «Возможно, боги отвернулись от их рода», — с грустью вздохнул отец Алиспины и приказал навсегда закрыть эту тему. После этого разговора Бальба поняла, что некоторые ее действия могут привести к неприятным для нее самой же последствиям, поэтому больше не ставила так откровенно палки в колеса невестам Каллона, но зорко следила за его чувствами к какой бы то ни было женщине.