Белая роза
Шрифт:
Я заметил, как озарился взгляд Сиропа, как тот ни пытался это скрыть.
– Чтоб ты провалился, Гоблин. Ты же нас выдал! Ну, поговорим мы еще с тобой! Ну так что, полковник? Мы сильнее. Как вы теперь поняли.
Сироп избрал лучшую часть доблести.
– Освободить его, – приказал он палачу.
Одноглазый был весь покрыт пауками. Теперь они вылезали у него изо рта и ушей. От избытка энтузиазма он порождал самые яркие разновидности – охотников, прыгунов, плетельщиков паутины. Все большие и гнусные. Стражники к нему подходить отказывались.
–
Это он понял без труда. Я отвязал колдуна. Пришлось напоминать себе, что пауки – всего лишь иллюзия.
Ничего себе миражик. Я ощущал этих тварюшек… С некоторым запозданием я сообразил, что легионы Одноглазого идут на Гоблина маршем.
– Черт побери. Одноглазый! Ты когда-нибудь повзрослеешь? – Мало этому сукину сыну имперцам головы дурить, он еще с Гоблином должен в игрушки играть. Я повернулся к Гоблину: – Если ты хоть что-нибудь сейчас сотворишь, хрен ты мне еще из Дыры вылезешь! Полковник Сироп. Не могу сказать, что ваше гостеприимство меня порадовало. Не соизволите ли отойти в сторону? И мы вас покинем. Сироп неохотно махнул рукой. Половина его людей отказались идти мимо пауков. – Одноглазый, шутки кончились. Сейчас ноги уносим. Ну?
Колдун сделал жест. Его восьминогие войска метнулись в тень под дыбой и сгинули в той безумной бездне, откуда подобные твари вылезают. Сам Одноглазый встал рядом со Следопытом. Вид у него был петушиный. Мы теперь неделями будем слушать, как он нас спас. Если выживем.
Я отправил к ним Гоблина, потом подошел сам.
– Я хочу покинуть эту комнату бесшумно, – сказал я колдунам – И чтобы дверь была закупорена не хуже стены. А потом мне нужно найти пресловутого Грая.
– Ладно, – ответил Гоблин и с бесовским блеском в глазах добавил – Пока, полковник. Очень было весело.
Сироп не стал сыпать угрозами Очень разумно с его стороны.
Колдуны закупоривали комнату минут десять – на мой взгляд, подозрительно долго. У меня зародились подозрения, но тут же исчезли, когда колдуны заявили, что дело сделано, а нужный нам человек – в соседнем здании.
А следовало прислушаться к моим подозрениям.
Через пять минут мы стояли на пороге дома, где предположительно находился Грай. Добрались мы туда без всяких трудностей.
– Секундочку, Костоправ, – бросил Одноглазый. Он повернулся к дому, откуда мы вышли, и щелкнул пальцами.
Дом рухнул.
– Ты ублюдок, – прошептал я. – Какого беса ты это сделал?
– Теперь никто не знает, кто мы такие.
– А по чьей милости они это узнали?
– Мы отрубили змее голову. Кроме того, в такой суматохе мы могли бы украсть и драгоценности самой Госпожи.
– Да? – Обязательно найдется кто-то, видевший, как нас привели. И, повстречав нас на свободе, этот кто-то очень удивится. – Скажи мне, о гений, нашел ли ты нужные мне бумаги, прежде чем разносить эту халупу? Если они там, ты их у меня руками будешь откапывать.
Лицо Одноглазого вытянулось. Этого следовало ожидать. Такое уж мое невезение. А у Одноглазого – характер. Он всегда вначале делает, а потом – думает.
– Сперва разберемся с Граем, – сказал я. – Пошли.
Выломав дверь, мы обнаружили внутри выбежавшего на шум Кожуха.
Глава 33. Пропавший
– Эй, приятель, – сказал Одноглазый, тыкая пальцем в грудь Кожуху. Тот отступил. – Да-да, это твои старые друзья.
Следопыт за моей спиной пялился во двор. Штаб рухнул совершенно, под развалинами бился и трещал огонь. Из-за угла выхромал пес Жабодав. – Ты только посмотри. – Я ткнул Гоблина в плечо. – Да он бежит. – Я повернулся к Кожуху: – Веди нас к своему приятелю, Граю.
Очень ему не хотелось подчиняться.
– Спорить не надо. Не в настроении мы. Шевелись, или мы пройдем по твоим костям.
Двор заполняли орущие солдаты. Нас никто не замечал. Приковылял пес Жабодав, обнюхал Следопытовы лодыжки, басисто рыкнул. Следопыт просиял.
Мы протолкались мимо Кожуха в дом.
– К Граю, – напомнил я ему.
Солдатик провел нас в комнату, где единственная масляная лампа освещала лицо лежащего па аккуратно застеленной кровати. Кожух подкрутил лампу.
– Ох, срань господня! – пробормотал я и плюхнулся на край кровати. – Это невозможно. Одноглазый? – Но Одноглазый впал в транс. Он так и стоял, раззявив рот. Как и Гоблин.
– Но он же мертв! – пискнул наконец Гоблин. – Он умер шесть лет назад.
Грай оказался Вороном. Тем самым, что сыграл такую роль в прошлом Отряда. Тем Вороном, что направил Душечку нынешним путем.
Даже я был убежден, что Ворон мертв, а я изначально относился к нему с подозрением. Он уже выделывал подобные номера.
– Девять жизней, – заметил Одноглазый.
– Нам следовало заподозрить, как только мы услышали прозвание «Грай», – сказал я.
– Почему?
– Шуточка в его духе. Вороны что делают? Каркают, сиречь грают. Он нам под нос разгадку подсунул.
Увидев его, я раскрыл тайну, мучившую меня все эти годы. Теперь я знал, почему спасенные мной бумаги не складывались. Самые важные Ворон перед своей мнимой смертью изъял.
– В этот раз не знала даже Душечка, – пробормотал я.
Потрясение несколько схлынуло. Я припомнил, что, когда начали поступать письма, мне уже несколько раз приходило в голову, что Ворон жив. Тут же начали появляться вопросы. Душечка не знала. Почему? На Ворона не похоже. И больше того – зачем оставлять ее на наше попечение, когда прежде он так долго старался охранить ее от нас?
Что-то тут нечисто. Не может быть, что Ворон просто сбежал, чтобы покопаться в тайнах Курганья. К сожалению, ни одного из своих свидетелей допросить я не мог. – Давно он так? – осведомился Одноглазый у Кожуха.
Глаза у солдата были как блюдца. Он уже понял, кто мы. Может, мое самолюбие и не нуждается в усекновении.
– Несколько месяцев. – Было письмо. Бумаги, – произнес я. – Где они?
– У полковника.
– И что с ними сделал полковник? Сообщил Взятым? Или самой Госпоже?