Белая сорока
Шрифт:
— Вы очень внимательны к своим помощникам.
— Спасибо за признание, — сказал Хельмиг. — До смерти себе не прощу, что я Хельми… подверг опасности! Она согласилась, тем более что дальнейшую жизнь мы решили продолжать вместе. Ее знакомство с Шервицем было лишь случайным эпизодом…
— Когда она разошлась с Шервицем? — быстро спросил Курилов.
— Сразу же после несчастного случая на охоте в Лобанове…
— Почему же так быстро? Ведь у нее были и другие любовники.
Хельмиг поколебался, прежде чем ответить:
— Я давно за ней ухаживал. Между нами была нежная дружба. Она поняла, что должна принадлежать мне.
— Но для этого требовался определенный повод? Лицо Хельмига стало напряженным.
— Не знаю, но так уж… — вынужденно начал он и остановился на полуфразе.
— Послушайте, Хельмиг, ведь мы кое-что знаем, как вы, очевидно, заметили…
— Что? — залпом выкрикнул Хельмиг.
Курилов усмехнулся, но тотчас же посерьезнел и коротко сказал:
— Как обстояли дела с той пряжкой? Хельмиг вздохнул:
— Ах, да, та пряжка! Вы удивляетесь, что Хельми не хотела предать Блохина. Но ведь тем самым она выдала бы и меня. Шервиц вел себя с ней так грубо, хотел овладеть ею насильно. Она начала его ненавидеть… — И совсем тихо добавил: — Она спасла меня… И меня, только меня и любила…
— Ну, а все-таки, как с пряжкой? — Курилов ждал ответа, но Хельмиг, охваченный своими чувствами, добавил:
— Да, мы хотели в Швеции пожениться! Хотели, хотели… — повторил он почти шепотом и уронил голову.
В палате наступила тишина. Курилов постучал пальцами по столу, спросил:
— Это все, что вы хотели мне сказать? Хельмиг молча кивнул.
— Этого недостаточно, чтобы найти убийцу Хельми, — заявил Курилов. — Нужны подробности ее сборов в дорогу…
Хельмиг рассказал, что при своем последнем посещении Хельми встретила у больницы Бушера. Но он не Хельмига навещал, как она предполагала, а лишь следил за ней. Когда Хельми в день отъезда пришла попрощаться, она была очень нервной, не могла отделаться от впечатления, что за ней кто-то постоянно следит. Покупала билет — к кассе протиснулся незнакомый мужчина, чтобы услышать, куда она едет. Хельмиг ей посоветовал при этих обстоятельствах купить билет на следующий день. Но и это не помогло. Драгоценности у нее были в ручном чемоданчике. Хельмиг снова не захотел сказать, куда направлялась Хельми и кто должен был ей помочь перейти нелегально финскую границу.
— Поискам убийцы это все равно не поможет, — решительно сказал он, — а зачем мне выдавать человека, который хотел нам помочь? Мои «коллеги» его не знают, следовательно, нет опасности, что он им поможет как-то улизнуть от ответственности.
Курилов не стал настаивать. Предупредив Хельмига, чтобы тот без ведома врача не принимал никаких посылок, он пожелал ему быстрейшего выздоровления и ушел. В рассказе Хельмига его больше всего заинтересовало то, что Хельми преследовал Бушер. О его причастности к группе по конспиративным причинам не знали остальные ее члены. Это был «человек в тени», темная лошадка.
Проверить алиби Бушера было делом нескольких часов. Он действительно рыбачил на реке Волхов, около плотины, там вода не замерзает даже в декабре. Но это было за два дня до убийства Хельми. Он попросил своего знакомого Бориса Калугина, который работал на электростанции, раздобыть живца на щуку. Вместе с Калугиным выбрал у реки местечко, немного там побыл, а потом заявил, что пойдет ловить в другое место. Калугин вернулся на электростанцию, нимало не заботясь о том, куда пошел Бушер. Вероятнее всего, он в тот же день и уехал, потому что к Калугину не пришел, а ночевать мог только у него. Калугин добавил, что ведро с живцами, которых у него просил Бушер, он на другой день нашел на берегу, и рыбки уже уснули.
Стало ясно, что поездка на Волхов представляла лишь попытку на всякий случай иметь алиби. Установить, куда же Бушер уехал со станции Волховстрой, не удалось, но для Курилова этого было достаточно, чтобы Бушера снова пригласили в отделение милиции.
Бушер явился и, нервничая, спросил, когда прекратятся издевательства. На этот раз в комнате был лишь один инспектор. Он весело улыбался, словно собираясь пошутить, потом сказал:
— И мне не хотелось бы возвращаться к вашему делу, но вы сами вынудили своими неточными показаниями. — И прежде чем Бушер смог возразить, инспектор продолжал строго официально: — В прошлый раз вы утверждали, что не могли быть причиной дорожного происшествия. Однако нам удалось установить, что в упомянутый день вас уже не было на реке Волхов. Ваш знакомый Борис Калугин показал, что он дал вам живцов пятого января, значит, вы или ошиблись, или пытались под выдуманным предлогом уйти от ответственности за дорожное происшествие.
Бушер привстал, наклонился вперед и забурчал:
— Я вам уже сказал: ни о каком происшествии не имею понятия. Мотоцикл стоял в гараже, а где я в тот или другой день был — мое дело.
— Ошибаетесь, — спокойно ответил инспектор. — До тех пор, пока не будет с абсолютной точностью установлено, где вы находились в день происшествия, с вас не снимается подозрение в том, что вы тяжело ранили гражданку Веру Сафронову.
— Сколько раз вам нужно говорить: мотоцикл стоял в гараже, — зло процедил Бушер.
— Одних ваших слов недостаточно. Кто может их подтвердить?
Бушер задумался, потом пробурчал:
— Гараж находится в одном из помещений пустого склада, ключ есть только у меня.
— Кто же все-таки может подтвердить ваши слова? — настаивал инспектор.
— Никто. Вам должно быть достаточно и моих слов, — заявил Бушер.
Инспектор отрицательно покачал головой и сухо возразил:
— Я же вам сказал: этого недостаточно. Вы должны доказать, где были в тот день, иначе я вынужден вас задержать… Вы бросили свою жертву и уехали, стремясь уйти от ответственности. В таком случае вам нечего рассчитывать на снисхождение. Последний раз спрашиваю: можете доказать, что в тот день вы были в другом месте?
Бушер снова покраснел, его лицо напряглось так, словно он поднимал тяжесть. Помолчав минуту, со вздохом сказал:
— Да, могу.
— Наконец-то, — явно облегченно сказал инспектор. — Не понимаю, почему вы этого не сделали сразу. И неприятностей было бы меньше. Но предупреждаю: вы должны говорить только правду.
— А как же иначе, — сказал Бушер. — В тот день, когда я собирался ловить на Волхове щук и окуней, была чертова погода. Поэтому я ушел с реки, сел на поезд и поехал дальше. У меня в Карелии есть знакомые, с которыми я вместе работал на монтаже. Они меня давно звали на подледную рыбалку. Вам не понять, господин инспектор, что такое рыбацкая страсть. Она и погнала меня в Карелию.