Белая сорока
Шрифт:
Луч света от фонарика одного пограничника пал на открытый люк. Приблизившись, он увидел на крышке пятна крови и позвал остальных. Дула винтовок уперлись в колодец люка, в котором, согнувшись, стоял беглец с пистолетом в руке. В ответ на предложение выбросить пистолет он приставил его к виску и, чуть поколебавшись, выстрелил. Но секундой раньше пограничник дулом своей винтовки ударил по руке, сжимавшей пистолет. Пуля оторвала у беглеца кусок уха и слегка ранила в голову. Он потерял сознание.
Когда его вытащили из люка и «дядя Ваня» осветил фонариком лицо, то в первую минуту он не был уверен, что перед ним лежит Блохин. Неузнаваемым его делали большой нос, усы и черные волосы. Но после того как раненого осмотрел врач, стало ясно, что его лицо подверглось пластической операции. Бесформенный большой нос был результатом неудачной парафиновой инъекции, сделанной не совсем профессионально.
Это был Блохин!
Обыск карманов не позволил обнаружить никаких удостоверений личности, но как только ранений пришел в себя, он и не пытался отрицать, что он Блохин — точнее, Крюгер.
В шесть утра «Курфюрст» должен был отойти от пристани. Часы показывали около трех, когда по трапу, который по-прежнему охранялся, поднялись двое морских пограничников и представитель администрации порта. Вахтенный осведомился, что им надо, и услышав, что они должны немедленно поговорить с капитаном, свистком вызвал боцмана.
— Вам капитана? — с трудом сдерживая зевоту, удивился боцман. — Не мог бы выслушать вас я сам или старпом? Капитан очень не любит, когда его будят среди ночи!
— Хорошо, пусть старший помощник, — решил командир пограничников, и все последовали за боцманом в салон. Через минуту там появился старпом.
— Что вам угодно, господа? — сухо спросил он, даже не поздоровавшись.
— Вашего пассажира, который сел здесь, в Мурманске.
— Вы, наверно, имеете в виду фон Лотнера? — спросил старпом и поднял брови, что должно было означать удивление…
— Да, именно его.
— Тогда не понимаю, почему разбудили меня. Обратитесь прямо к нему.
— Дело за формальностями, — спокойно сказал пограничник. — Мы должны обыскать каюту и его арестовать. Поэтому пришлось потревожить вас.
Старпом вздрогнул, потом глухо повторил:
— Арестовать?
— Да, вот и ордер на арест, — медленно и четко проговорил пограничник.
— Господа, — сказал старший помощник, быстро придя в себя, — вы находитесь на немецком торговом судне и не имеете права задерживать гражданина немецкого рейха!
— Ошибаетесь. Судно пока в советских водах, на которые распространяются советские законы.
— Какие у вас основания для ареста фон Лотнера?
— Шпионаж, соучастие в убийстве, кража, контрабанда и…
— Только и всего? — иронически сказал старший помощник.
— Обращаю ваше внимание на то, что ордер на арест выдан в Москве, прокуратурой СССР. Я требую, чтобы вы провели нас в каюту фон Лотнера, — решительно сказал пограничник и встал. Вместе с ним поднялись и другие.
Старший помощник капитана покраснел и не двигался с места. Казалось, он потерял дар речи. Тишину в салоне нарушил представитель администрации порта:
— Имейте в виду: ваше судно не отойдет от причала до тех пор, пока не будет выполнено распоряжение прокуратуры.
Старпом выпрямился, щелкнул каблуками и процедил сквозь зубы:
— Ваше заявление столь серьезно, что я должен поставить в известность капитана, извините… — и, не договорив, быстро удалился.
— Что нам тут ждать, пошли на палубу, — предложил представитель администрации порта. — Там вид получше.
В коридоре они встретили радиста, который, очевидно, спешил к капитану, на ходу застегивая пуговицы. Боцман давал какие-то указания матросам, а на капитанском мостике появился рулевой.
— Смотрите-ка, какой переполох, а ведь до отплытия судна еще три часа, — заметил один из пограничников.
— Рано пташечка запела… — усмехнулся другой.
Появился матрос и увел их к капитану. После взаимных официальных приветствий наступила минута тишины, затем капитан холодно проговорил:
— Господа пришли на судно, чтобы арестовать пассажира…
— Да, если хотите, можете познакомиться с ордером на арест. Вот он, пожалуйста…
— Присаживайтесь, господа, — предложил капитан. — Я слишком плохо знаю русский язык, чтобы прочесть столь серьезный документ. Придется позвать переводчика.
Вошел человек с равнодушным выражением лица, молча поклонился и громко перевел капитану содержание ордера на арест. Едва закончив, снова поклонился и удалился так же размеренно, как и пришел.
Капитан долго вертел в руках лист бумаги, потом положил его на стол. Встал. Прошелся по каюте. Сказал:
— Вы ставите меня в крайне неловкое положение. Когда появился на борту господин фон Лотнер, я дал слово, что в полном порядке доставлю его к месту назначения, то есть в Нарвик, а теперь я же должен дать согласие на то, чтобы его увели с судна… Почему вам было не арестовать его до того, как он появился на нашем, немецком судне? Во всяком случае, меньше было бы забот и неприятностей.
— Господин капитан, мы делаем то, что нам приказано. Почему он не был арестован раньше, не знаем, — сухо ответил старший из пограничников.
— Не знаете? Зато я знаю, что вы уже задержали в порту одного моряка, который возвращался на судно. Полагаю, что подобные действия не способствуют развитию взаимных торговых связей. Я лично попрошу у своей компании, чтобы со своим судном мне больше не приставать к советским берегам.
— Это ваше дело, но и вы хорошо знаете, что без причины у нас никого не задерживают, — сказал представитель администрации порта. — Сотни судов всех стран мира заходили и заходят в наши порты, и пока никому, за незначительными исключениями, никто ни в чем не мешал. Иное дело, если торговое судно берет на палубу пассажира, совершившего преступление на нашей земле. Разве вам не кажется странным, капитан, что фон Лотнер, который по договору работает в Москве, вдруг из Мурманска отправляется в Швецию?