Белая сорока
Шрифт:
Луч света от фонарика одного пограничника пал на открытый люк. Приблизившись, он увидел на крышке пятна крови и позвал остальных. Дула винтовок уперлись в колодец люка, в котором, согнувшись, стоял беглец с пистолетом в руке. В ответ на предложение выбросить пистолет он приставил его к виску и, чуть поколебавшись, выстрелил. Но секундой раньше пограничник дулом своей винтовки ударил по руке, сжимавшей пистолет. Пуля оторвала у беглеца кусок уха и слегка ранила в голову. Он потерял сознание.
Когда его вытащили из люка и «дядя Ваня» осветил
Это был Блохин!
Обыск карманов не позволил обнаружить никаких удостоверений личности, но как только ранений пришел в себя, он и не пытался отрицать, что он Блохин — точнее, Крюгер.
В шесть утра «Курфюрст» должен был отойти от пристани. Часы показывали около трех, когда по трапу, который по-прежнему охранялся, поднялись двое морских пограничников и представитель администрации порта. Вахтенный осведомился, что им надо, и услышав, что они должны немедленно поговорить с капитаном, свистком вызвал боцмана.
— Вам капитана? — с трудом сдерживая зевоту, удивился боцман. — Не мог бы выслушать вас я сам или старпом? Капитан очень не любит, когда его будят среди ночи!
— Хорошо, пусть старший помощник, — решил командир пограничников, и все последовали за боцманом в салон. Через минуту там появился старпом.
— Что вам угодно, господа? — сухо спросил он, даже не поздоровавшись.
— Вашего пассажира, который сел здесь, в Мурманске.
— Вы, наверно, имеете в виду фон Лотнера? — спросил старпом и поднял брови, что должно было означать удивление…
— Да, именно его.
— Тогда не понимаю, почему разбудили меня. Обратитесь прямо к нему.
— Дело за формальностями, — спокойно сказал пограничник. — Мы должны обыскать каюту и его арестовать. Поэтому пришлось потревожить вас.
Старпом вздрогнул, потом глухо повторил:
— Арестовать?
— Да, вот и ордер на арест, — медленно и четко проговорил пограничник.
— Господа, — сказал старший помощник, быстро придя в себя, — вы находитесь на немецком торговом судне и не имеете права задерживать гражданина немецкого рейха!
— Ошибаетесь. Судно пока в советских водах, на которые распространяются советские законы.
— Какие у вас основания для ареста фон Лотнера?
— Шпионаж, соучастие в убийстве, кража, контрабанда и…
— Только и всего? — иронически сказал старший помощник.
— Обращаю ваше внимание на то, что ордер на арест выдан в Москве, прокуратурой СССР. Я требую, чтобы вы провели нас в каюту фон Лотнера, — решительно сказал пограничник и встал. Вместе с ним поднялись и другие.
Старший помощник капитана покраснел и не двигался с места. Казалось, он потерял дар речи. Тишину в салоне нарушил представитель
— Имейте в виду: ваше судно не отойдет от причала до тех пор, пока не будет выполнено распоряжение прокуратуры.
Старпом выпрямился, щелкнул каблуками и процедил сквозь зубы:
— Ваше заявление столь серьезно, что я должен поставить в известность капитана, извините… — и, не договорив, быстро удалился.
— Что нам тут ждать, пошли на палубу, — предложил представитель администрации порта. — Там вид получше.
В коридоре они встретили радиста, который, очевидно, спешил к капитану, на ходу застегивая пуговицы. Боцман давал какие-то указания матросам, а на капитанском мостике появился рулевой.
— Смотрите-ка, какой переполох, а ведь до отплытия судна еще три часа, — заметил один из пограничников.
— Рано пташечка запела… — усмехнулся другой.
Появился матрос и увел их к капитану. После взаимных официальных приветствий наступила минута тишины, затем капитан холодно проговорил:
— Господа пришли на судно, чтобы арестовать пассажира…
— Да, если хотите, можете познакомиться с ордером на арест. Вот он, пожалуйста…
— Присаживайтесь, господа, — предложил капитан. — Я слишком плохо знаю русский язык, чтобы прочесть столь серьезный документ. Придется позвать переводчика.
Вошел человек с равнодушным выражением лица, молча поклонился и громко перевел капитану содержание ордера на арест. Едва закончив, снова поклонился и удалился так же размеренно, как и пришел.
Капитан долго вертел в руках лист бумаги, потом положил его на стол. Встал. Прошелся по каюте. Сказал:
— Вы ставите меня в крайне неловкое положение. Когда появился на борту господин фон Лотнер, я дал слово, что в полном порядке доставлю его к месту назначения, то есть в Нарвик, а теперь я же должен дать согласие на то, чтобы его увели с судна… Почему вам было не арестовать его до того, как он появился на нашем, немецком судне? Во всяком случае, меньше было бы забот и неприятностей.
— Господин капитан, мы делаем то, что нам приказано. Почему он не был арестован раньше, не знаем, — сухо ответил старший из пограничников.
— Не знаете? Зато я знаю, что вы уже задержали в порту одного моряка, который возвращался на судно. Полагаю, что подобные действия не способствуют развитию взаимных торговых связей. Я лично попрошу у своей компании, чтобы со своим судном мне больше не приставать к советским берегам.
— Это ваше дело, но и вы хорошо знаете, что без причины у нас никого не задерживают, — сказал представитель администрации порта. — Сотни судов всех стран мира заходили и заходят в наши порты, и пока никому, за незначительными исключениями, никто ни в чем не мешал. Иное дело, если торговое судно берет на палубу пассажира, совершившего преступление на нашей земле. Разве вам не кажется странным, капитан, что фон Лотнер, который по договору работает в Москве, вдруг из Мурманска отправляется в Швецию?