Белая сорока
Шрифт:
На палубе быстро собрались моряки и портовые рабочие. Десять минут прошло, хозяин чемоданов не объявился, и таможенники начали их открывать. Это удалось с трудом, потому что замки были сложные.
Перед глазами присутствующих возникла удивительная картина. Из первого чемодана из-под куска фланели выглянуло замусоленное лицо какого-то святого в окладе, сияющем всеми цветами спектра. И не удивительно: оклад был выложен алмазами и сапфирами. Это была роскошная икона из чистого золота. Такой иконе цены нет.
На палубе наступила тишина.
Одной иконой, однако, дело не ограничилось. Под ней лежала еще одна, не менее великолепная. Она тоже была завернута во фланель и, словно на смех, перевязана лыком. Затем таможенники вытащили из чемодана несколько кожаных мешочков с золотыми царскими монетами и другими драгоценностями. Под ними, в самом низу, лежали папки с бумагами. Даже с первого взгляда было ясно, что это чертежи, рисунки, фотографии, описания различных кораблей, портовых сооружений, верфей.
— Неплохая коллекция, — заметил командир пограничников, а инспектор таможни добавил: — И мед, и яд — все вместе.
Содержимое второго чемодана отличалось лишь тем, что, кроме трех икон, золотых монет, мешочков с различными драгоценностями, здесь оказались и другие предметы церковной утвари. Самым великолепным был золотой кубок, украшенный венком из сапфиров и других драгоценных камней, а также прекрасная корона.
Капитан судна, который присутствовал при вскрытии чемоданов, так сильно тянул свою трубку, что порой его лицо скрывалось в клубах дыма. Когда осмотр был закончен, он обратился к пограничнику и попросил вместе с инспектором таможни на минуту зайти в его каюту. Здесь он заявил, что история с чемоданами его очень огорчает, потому что он, как капитан судна всемирно известной компании, за свою многолетнюю практику никогда такого позора не переживал. И все-таки он не верит, что к этой истории причастен кто-то из его команды. Цена содержимого чемоданов столь высока, что ее трудно даже представить. Возможно, сказал он в заключение, все это подстроено какой-нибудь группой русских эмигрантов-белогвардейцев, живущих в Германии. Он же решительно снимает с себя ответственность за эту отвратительную историю, которая, по его мнению, вообще не могла бы произойти, если бы она не была подготовлена на советской территории.
Командир пограничников высказал предположение, что кто-то на судне все-таки должен быть замешан в это дело, и выразил удивление по поводу того, что боцман и агент-бракер пытались помешать осмотру подозрительного штабеля досок.
Капитан велел их позвать. Появился лишь боцман. Агента-бракера нигде на судне не нашли. Боцман категорически отрицал, что он или бракер умышленно препятствовали осмотру груза. Они лишь заботились о скорейшем окончании погрузки, за что им полагалась премия.
Капитан этим объяснением удовлетворился. Инспектор таможни и командир пограничников высказали обоснованные возражения, но боцман твердо стоял на своем, доказывая, что во всем виноваты работники портового склада пиломатериалов, никто с судна там не бывает.
Оба советских представителя составили протокол о случившемся. Боцман и первый помощник как свидетели отказались его подписать. Это, в конце концов, сделал сам капитан.
Таможенники уносили с судна чемоданы, в нескольких шагах от них шел командир пограничников. Неожиданно он услышал за собой тихий голос;
— Rot Front, Genosse! [7] Карашо делат.
Он обернулся и увидел уже знакомого матроса с машинистом. Матрос подмигнул ему, а машинист многозначительно улыбался. Пограничник все понял, тоже улыбнулся, слегка махнул рукой и тихо ответил:
7
Рот-фронт, товарищ! (нем.)
— Sehr viel Dank ihnen, sehr gut, deutsche Genossen! [8] — Затем пружинистым шагом прошел по трапу и присоединился к таможенникам, которые уже сложили чемоданы в электрокар и не спеша шли вслед по набережной.
— Я видел Лотнера, — говорил начальнику местного отделения госбезопасности, в кабинете которого он составлял опись содержимого чемоданов, один из ленинградских сотрудников, прибывших в Мурманск из Кондопоги. Это, конечно, он «работал» младшим экспедитором «Экспортлеса», отмечая номера штабелей, которые кран опускал в трюм судна (боцман при этом недовольно вертел головой: еще один контролер появился, но в общем-то его это не касалось — пусть «Экспортлес» ставит хоть десять бездельников, ему-то что!).
8
Очень вам большое спасибо, очень хорошо, немецкие товарищи! (нем.)
— И видели бы вы, — продолжал сотрудник, — как Лотнер выглядел, когда уносили чемоданы: все лицо покраснело, напряглось, шрам вздулся. Руки судорожно вцепились в поручни трапа, в бессильной злобе он раздавил сигарету. Я думал даже, он побежит за вами, так был взбешен… Долго ли еще мы будем за ним гоняться, не пора ли арестовать?
— Без приказа нельзя, товарищ, — ответил начальник. — А бракера вы не видали?
— Он сошел с судна еще до того, как открыли чемоданы.
— Вернее всего, он побежал сообщить Блохину, что чемоданы обнаружены. Где только этот тип скрывается? — задумался начальник и поинтересовался у «дяди Вани», не удалось ли ему напасть на след. Тот покачал головой и сказал:
— Не будь этого немецкого коммуниста, долго бы мы еще гонялись за Блохиным! Теперь точно знаем, что в двадцать два часа он должен появиться у судна. Чтобы не спугнуть, поиски прекратили. Это лишний раз доказывает, что и на немецких судах есть сознательные люди — коммунисты, которые не боятся гитлеровских шпиков и помогают Советскому Союзу. Нелегко им, этим ребятам…
— Какие молодцы! Видать, их и в нынешней Германии немало, — сказал начальник и тут же озабоченно добавил: — Только бы после истории с чемоданами Блохин снова не сбежал…
— Никуда не денется. У него нет иного выхода, как прийти на судно. Ведь он хорошо знает, что его ожидает на суше, — ответил «дядя Ваня».
К вечеру начальник получил разрешение на арест Лотнера. Материалы, найденные в чемоданах, неопровержимо свидетельствовали о том, что он занимался шпионской деятельностью. Согласно приказу, Лотнера следовало задержать немедленно. Но поскольку еще не был схвачен Блохин, который пока и не подозревал, что кольцо сжалось, решили арест Лотнера отложить на ночь.
К вечеру поднялся ветер, он усиливался с каждым часом. Огромные волны разбивались о набережную и возвращались в море, чтобы с новой силой наброситься на бетонную стену, отделявшую воду от земли. В порту все было приведено в готовность; метеостанция сообщила, что ожидается ураган. Большие электрические лампы раскачивались на столбах, ветер выл, стонал и затихал, врываясь в проходы между штабелями досок, расставленными вдоль грузовой эстакады. Суда у причала сильно качало.
Около двадцати двух часов моряки возвращались из города. Между ними оказалось и несколько матросов с «Курфюрста». Перед самым портом к ним присоединился агент-бракер. Он был не один. Рядом шел мужчина с большим кривым носом. Он был одет, как все остальные матросы, но его никто не знал.