Белее снега, слаще сахара...
Шрифт:
А цукаты на что?!
Когда в три ночи мастер Лампрехт заявился в лавку с помощницами, я вовсю месила тесто и предоставила ему первую партию пирожных, которые придумала этой ночью.
– Не знаю, выглядят как-то скромно, - засомневался хозяин, рассматривая крохотные, на один укус, «лодочки», покрытые сверху белой глазурью и весело золотившиеся бочками.
– Попробуйте, - приказала я. – И девушки пусть попробуют.
Хозяин осторожно положил в рот пирожное, а следом за ним потянулись
– Небеса святые! – завопил мастер Лампрехт, даже толком не прожевав, и глаза его чуть не выскочили из орбит. – Сладко, чуть кисло, миндально, свежо… Что это за чудо?!
Девушки торопливо жевали, восторженно мыча, и я разрешила им взять еще по одному пирожному.
– Нет, тебя правильно называют колдуньей! – мастер взволнованно потер ладони. – Это не пирожное, это шедевр! Рассказывай, скорее!
– Рецепт очень прост, - объяснила я, показывая подготовленные для замеса теста ингредиенты. – Берем миндальную муку, мелко рубленные дынные цукаты, сахар, добавляем немного апельсиновой воды - и тесто готово. Раскатываем в пласт, вырезаем формой, садим на листочек из пресного вафельного теста, чтобы пирожное не расползлось. Сверху наносим лимонную глазурь - и в печь минут на десять, не больше, чтобы не потемнела глазурь. Справится даже ребенок.
– Так просто и так вкусно! – восхитилась одна из девушек, а мастер Лампрехт от переизбытка чувств хотел меня расцеловать, но я не далась.
– Приберегите свои восторги до того времени, когда мы получим королевский заказ, - строго напомнила я ему, и веселья у него сразу поубавилось.
Мы засучили рукава и приступили к работе.
12.
Я месила тесто и лепила «лодочки», пока помощницы рубили цукаты и мололи миндаль в муку.
– Не понимаю, как это у тебя получается? – мастер улучил минутку, чтобы отойти от печи и похвалить меня еще раз. – Мейери, у тебя не голова, а поваренная книга! Такие головы на вес золота, между прочим. Если ты решишь меня бросить, я тебя убью. Не достанешься мне, так не достанешься никому.
– Это вы мне сейчас руку и сердце предлагаете? – невинно спросила я, передавая ему лоток с очередной партией пирожных, предназначенных для выпечки. – Решили подарить мне всю лавку вместо половины?
Девушки захихикали, а хозяин так и подскочил:
– Сорок пять процентов! – воскликнул он. – Какая половина?! Это грабеж!
Заметив, что над ним уже открыто посмеиваются, мастер принял крайне строгий вид:
– Не отвлекайтесь от работы, вертихвостки. Я вам не за смешочки плачу.
К восьми утра пирожные были готовы, сложены в корзины и дожидались отправки в королевский дворец.
– Ты поедешь со мной, - заявил хозяин. – Надень что-нибудь приличное.
– С вами? – я отряхнула руки от муки. – Зачем это? Вы и сами прекрасно справитесь.
– Поедешь – и не обсуждается! – отрезал мастер Лампрехт. – Личное распоряжение принцессы, чтобы повара присутствовали. Римус тоже там будет, а у тебя язык хорошо подвешен. Спросят что-нибудь – ты сразу наболтаешь в ответ.
– Не хочу я туда ехать!
– Почему это? – хозяин вдруг внимательно посмотрел на меня. – Еще скажи, что в городе правду болтают, и ты обокрала его величество, поэтому он и велел тебя схватить.
– Что?! – от моего хваленого красноречия не осталось и следа. – И вы… и вы поверили?!
Хозяин изобразил тяжкие сомнения, наморщив лоб и пожевав губами. Только за это мне захотелось спалить его лавку, позабыв о сорока пяти процентах.
– Думаю, это, всё-таки, неправда, - изрек он, в конце концов. – Будь слухи о краже правдой, тебя бы так просто не отпустили.
– И на том спасибо, - ответила я сердито.
– Надень что-нибудь нарядное, - посоветовал мастер. – И будь готова через полчаса, а лавку запри. Не хватало еще, чтобы Римус со своими громилами ввалились и перепортил нашу выпечку.
– Не беспокойтесь, у меня есть скалка и нож, я их и близко не подпущу, - заверила я, а заперев двери, от души изругала хозяина, когда он не мог меня слышать.
Вовсе я не горела желанием ехать туда, где мог встретиться его величество Иоганнес Бармстейд. И что бы там ни утверждала принцесса, не слишком-то он был великодушен, чтобы позабыть о событиях десятилетней давности.
Но разве я совершила что-то плохое? Совершила преступление?
Я в очередной раз подбодрила себя, что моей вины в случившемся нет, и отправилась умываться и переодеваться.
Надеть что-нибудь нарядное. Что у меня есть нарядного для королевского двора? Парчовых или бархатных платьев в моем сундуке не завалялось, а единственное шелковое было не настолько нарядным, чтобы предстать в нем перед принцессой. Я только вздохнула, вспомнив, какие платья и шубки были у матери и дочери Диблюменов.
Ну и ладно. Я же не придворная дама, а кондитер.
Надев платье, я гладко причесала волосы, перевязала их пониже затылка лентой, надела фартук с оборками, в котором обычно встречала покупателей, и осталась вполне довольна. Именно так и должна выглядеть честная лавочница.
К приезду мастера я была готова, а корзины с пирожными были накрыты белоснежными полотенцами. Мы перенесли корзины в сани, и мастер приказал возчику ехать прямиком в замок.
– Чувствую, сегодня наша жизнь изменится окончательно и бесповоротно, - объявил хозяин, когда мы въехали во двор замка. – Мейери, это – великий день.
– Великим будет тот день, когда вы получите королевский заказ, а я – причитающуюся мне половину «Пряничного домика», - не смогла промолчать я.
– Вот что ты за человек? – мастер Лампрехт посмотрел на меня укоризненно. – Обязательно надо испортить настроение.
Важные слуги в вышитых серебром ливреях встретили нас, подхватили наши корзины и предложили пройти в комнату, где нам предстояло дожидаться начала королевского чаепития.
– Если там будет Римус, боюсь, не смогу сдержаться, - тихо поверял мне мастер, став необычайно пунцовым, словно перемазался клюквенным вареньем.