Белее снега, слаще сахара...
Шрифт:
– Она моя сестра! – пленник снова начал буйствовать, пытаясь расшатать решетку и сорвать замок.
– А ты - ведьма! Ты заманила нас сюда! Я сразу понял, что эта птица неспроста крутится возле нас!
Что он там болтал про птицу, я даже не пыталась понять. Меня порадовало, что охотник знал свое дело, и клетка не подалась ни на дюйм, а замок так и вовсе хранил очаровательную невозмутимость.
– Послушай, - юнец устал бестолково биться об решетку и сменил тактику, заговорив вкрадчиво. – Давай ты выпустишь
– Чем же? – спросила я деловито, вспарывая корсаж платья девушки. Жаль роскошной ткани, но раненую надо было вымыть и избавить от грязной одежды.
– Хочешь, заплачу серебром, - предложил юнец. – А хочешь – золотом. Хочешь золота?
– Кто ж его не хочет? – ответила я резонно. – Ну, давай свое золото. Но что-то я не заметила у тебя кошелька.
Слова попали в цель, потому что пленник замер, а потом принужденно засмеялся.
– С собой нет, - он старался говорить дружелюбно, но не мог скрыть, что его так и распирало от злобы. – Только если ты меня выпустишь, мои люди…
– Твои люди? – перебила я его. – И кто же ты такой, господин мой золотой? Не иначе, как принц.
– Нет, - ответил он тут же. – Я… я – сын лесничего.
– Девушка в платье, расшитом серебром, - сказала я насмешливо. – С каких это пор дети лесничих щеголяют в подобных нарядах? Скорее я поверю, что ты украл бедняжку Гретель у богатого отца или напел о любви, уговорив бежать.
– Ты глупая, как курица, - вскипел он, но тут же прикусил язык и добавил миролюбиво: - Наш отец – один из королевских лесничих. Я не лгу. Если ты сообщишь о нас…
– Ага, пойду прямо к королевскому двору, - закивала я. – Это – Брохль, мальчик. Тут до ближайшего города три дня пути.
– Я не мальчик! – огрызнулся он. – Я – мужчина.
– Я состарюсь, когда ты станешь мужчиной, - засмеялась я, вызвав у него новый приступ бешенства.
Несколько минут он высказывал мне всё, что думает о моём уме, моей внешности, образе жизни и всех моих достоинствах. Достоинств у меня оказалось много, и пока юнец угомонился и замолчал, тяжело дыша, я уже вымыла Гретель, сменила под ней простынь и укутала. Теперь можно дожидаться маму. Она приедет, и раненую можно будет увезти в Брохль, а там передать на руки лекарю.
– Есть хочешь? – спросила я у своего пленника, и только теперь поняла, как проголодалась сама. Дынные цукаты совсем не утолили голода, и теперь мне мечталось о вкусной яичной кашке.
Несколько минут я с удовольствием наблюдала, как в спесивом юнце борются гордость и желание поесть, а потом достала из ларя несколько пряников, которые вылеживались там к следующей ярмарке.
– Возьми, - я предусмотрительно протянула ему пряник, наколов на лучинку, чтобы не схватил меня за руку. – Пока растоплю печь и пока приготовлю, пройдет время.
Он посмотрел на меня с ненавистью, но пряник взял и начал его с отвращением жевать. Я тоже взяла пряник и принялась растапливать печь.
– Как тебя зовут? – спросила я, укладывая в растопку лучинки. Спросила только для того, чтобы что-то спросить. Мне было совершенно не интересно его имя. Приедет мама, и мы сразу отправим незваных гостей в Брохль. Таким дикарям не место в приличном доме.
– Зачем спрашиваешь? – хмуро осведомился юнец, проглотив пряник в несколько секунд. – Что с Гретель?
– Кровь я остановила, повязку сделала. Теперь нам остается только ждать.
– Ждать?! – он так и взвился. – Ополоумела, ведьма деревенская?! Немедленно сообщи!..
Я переждала, пока он закончил орать и замолчал, переводя дыхание, а потом сказала:
– Не лопни от натуги, малыш. А если скажешь еще хоть одно обидное слово, я тебя на жаркое пущу.
– Ты спятила?! – он уставился на меня, сквозь прутья решетки.
– Нет, - я пожала плечами и протянула ему еще один пряник на лучинке. – Откормлю тебя, а потом зажарю и съем.
Мои слова произвели впечатление, потому что юнец закашлялся, чуть не подавившись.
– А что? – я удивленно приподняла брови.
– Ведь так поступают все ведьмы. Едят нахальных, избалованных никчемных мальчишек, которые шляются по лесам без папочки и мамочки.
– Я тебе язык отрежу, язва, - пообещал он, продолжая уписывать пряник, а потом потребовал: – Дай еще. И воды.
– Тебе бы крапивкой, да по голому заду дать, - ответила я, но протянула ему еще пряник. – Отойди к стенке, я поставлю тебе воды.
Он послушался и отошел, а я быстро поставила возле решетки кружку с родниковой водой. Настоящей. Которая была вовсе не в ведре, а в кувшине.
Юнец напился, поел, посмотрел на сестру, грудь которой ровно поднималась и опускалась, и заметно подобрел. Вернее – перестал меня оскорблять. Хотя, кто знает – может, его испугала перспектива быть съеденным.
– Ты кто такая? – приступил он к расспросам. – Почему живешь в лесу? Как твое имя и кто твои родители?
– Назовись-ка сам сначала.
Он помялся, а потом сказал:
– Меня зовут Иоганнес.
– Имя больше тебя, - я не удержалась, чтобы не поддеть его. Конечно, он был слишком рослым для своего возраста. Ему лет пятнадцать, наверное. Я окинула парня взглядом, пытаясь определить, сколько ему лет.
– Что вытаращилась? – тут же нагрубил он.
– Нет, - задумчиво сказала я. – Не Иоганнес. Гензель – как раз твой размер.
9.
Он заскрипел зубами, но сдержался, хотя на языке у него, скорее всего, вертелось с десяток ответных оскорблений.