Бельэтаж
Шрифт:
Все эти наблюдения, связанные с «Пингвином», возобновлялись с разной цикличностью и, следовательно, имели для меня микроскопические отличия, и я вдруг понял, что нам необходима единица измерения периодичности регулярно повторяющихся мыслей, – скажем, количество возникновений в голове той или иной мысли за год. О финансовом положении «Пингвина» я размышлял от силы четыре раза в год. «Периодичность равна четырем» – звучит по-научному. Раз в год, когда консервированная музыка повсюду переключалась на рождественские гимны, я думал: «Забавно, что “Господь повелел радоваться, джентльмены” написана в миноре». Ушибая палец на ноге, я каждый раз думал: «Поразительно, что человеческий палец может выдержать такой удар и не сломаться», – а пальцы я ушибал раз восемь в год. Почти всегда, принимая витамин С, что случалось пятнадцать раз в год, я думал, когда наливал воду в стакан: «...живя на колесах, витамине С и кокаине...» Что мы узнаем, установив таким же образом число периодичности каждой возобновляющейся мысли человека? Мы узнаем относительную частоту появления его мыслей во времени, а этот показатель может быть полезнее любых убеждений, которых данный человек придерживается, и даже полезнее застывшего набора доступных потенциальных мыслей (если таковой возможен) в отдельный момент времени. Так же как самые используемые слова английского языка – банальности вроде связок, предлогов и артиклей, самые частые мысли – нудные и бесцветные, такие, как «лицо чешется» [54] и «воняет ли изо рта?» Но ниже уровня предлогов и союзов в умственном лексиконе располагается целый список мыслей со средней частотой появления. Я представлял его
54
мимолетный сексуальный образ.
Предмет размышления – Количество возникновений в год (в порядке убывания)
Л. 580,0
Родные 400,0
Чистка языка 150,0
Беруши 100,0
Оплата счетов 52,0
Трехколесный пылесос «Панасоник», его замечательность 45,0
Солнечный свет бодрит 40,0
Дурацкие пробки на дорогах 38,0
Книги «Пингвина», все 35,0
Работа – уволиться? 34,0
Друзья, которых нет 33,0
Брак – какова возможность? 32,0
Торговые автоматы 31,0
Соломинки плохо распаковываются 28,0
Блики на движущихся предметах 25,0
Маккартни талантливее Леннона? 23,0
Друзья умнее, способнее меня 19,0
Диспенсеры для бумажных полотенец 19,0
«То, о чем лишь думает другой» [55] , и т.д. 18,0
Люди очень разные 16,0
Деревья, их красота 15,0
Тротуары 15,0
Друзья недостойны меня 15,0
Близнецы, разлученные при рождении, исследование характеров 14,0
55
Строка из поэмы Александра Поупа «Опыт о критике», пер. А. Субботина. – Прим. пер.
Интеллект, быстро тает 14,0
Пандусы для инвалидных колясок, их безумная опасность 14,0
Стремление убивать 13,0
Изобретение эскалатора 12,0
Люди такие похожие 12,0
«Только не в моем дворе» 11,0
Соломинки теперь всплывают 10,0
Ди-джей, буду ли я счастлив на его месте? 9,0
«Не можешь выломиться – врубайся!» 9,0
Фломастер 9,0
Бензин, его приятный запах 8,0
Ручка, шариковая 8,0
Стереосистемы 8,0
Страх опять нарваться на уличных грабителей 7,0
Степлеры 7,0
«Тараканы приходят, но не уходят» 6,0
Обеденная булочка, ее образ 6,0
Ботинки 6,0
Пакеты 5,0
Батц, Эрл 4,0
Подметание, метлы 4,0
Свист, йодли 4,0
«Попробуй на взгляд» 4,0
Чистящая жидкость, ее запах 3,0
Папки с пластиковыми застежками типа «зиплок» 2,0
Попкорн 1,0
Птицы отрыгивают пищу и кормят ею птенцов 0,5
Кант, Иммануил 0,5
Но составление списка, как я вскоре понял, мысленно его набрасывая, оказалось отнюдь не абстрактным процессом просветления, как я ожидал: мысли были слишком текучими, трудно поддавались наименованию, а потом – классификации для чрезвычайно важной оценки сравнительной частоты появления. И слишком, слишком уж много их было. Однако расстановка по периодичности как идеал описания – самое большее, что я мог сделать тем днем. Самоанализ оказался единственной отдаленно-философской деятельностью, на которую я был способен, сидя на скамье под солнцем и ожидая, когда истекут последние минуты перерыва, прежде чем вернуться на работу; присваивание частоты, по крайней мере, требовало более достоверного самоанализа, нежели растяжимый вопрос «о чем я думаю?» Люди казались такими похожими, стоило вообразить их распорядок дня или понаблюдать, как они входят во вращающиеся двери (как входили теперь Дэйв, Сью и Стив, не заметившие меня), но если представить себе подробную таблицу частоты мыслей для каждого и попытаться сравнить таблицы, сразу почувствуешь, что сравниваешь вещи более несхожие, нежели удлинительный шнур и долма. Однажды Л. призналась, что «все время» думает (я попросил выразиться поточнее, и она сказала, что примерно раз в три недели) о неприятном анекдоте, который кто-то рассказал ей в одиннадцать лет: «В.: Как выглядит идеальная женщина? О. [56] : Ростом вот такая и с плоской головой, чтоб было куда ставить пивную кружку». Л. добавила, что всего два-три года назад перестала несколько раз в неделю вопреки своему желанию вспоминать загадку, которая не давала ей покоя с десяти или около того лет:
56
ладонь поднимается на уровень пояса.
57
Загадка из сборника «Рифмы Матушки Гусыни», пер. И. Родина. – Прим. пер.
Каждые полтора месяца, продолжала рассказывать Л., она с удовольствием вспоминала описание желтой комнаты из «Даниэля Деронды», хотя раньше не представляла себе классическую викторианскую обстановку такого цвета. А я вообще ни о чем таком не думал! [58] Мы с Л. хорошо знали друг друга; мы чувствовали, что во многих важных отношениях похожи, мы радовались и огорчались вместе, но таблицы повторяющихся мыслей и периодичности в среднем диапазоне частот у нас не имели почти ничего общего.
58
Это уже не так. С тех пор как Л. рассказала мне загадку про Абердин, та прочно заняла место в моей карусели мыслей; меня раздражает, что отвечать на вопрос следует: «нисколько, глупый, – этот господин шел из Абердина!», потому что (а) «навстречу» на дороге человек может попасться, только если вы идете в противоположных направлениях; (б) неизвестно, то ли четырнадцать жен принадлежали этому толстому и радостному господину, то ли за ним шли чьи-то посторонние жены, и он был толст и радостен из-за подобного жизненного положения. Таким образом, я беспокоюсь о том, насколько озадачит эта загадка ребенка, если в семье принято загадывать такие; интересно, понравилась бы мне такая путаница, если бы я узнал ее в детстве (скажем, вместо Джека и Спота с их фургоном); какими намерениями руководствовался сочинитель, в каком жизненном положении находился он или она – обо всем этом я размышляю приблизительно девятнадцать раз в год.
Помимо периодичности отдельных внутренних мыслей, существовала в отдельной плоскости и зависимая от них периодичность разговоров – при встрече и по телефону. 20 раз за год мы с Л. говорили о том, что женщины в кинокомедиях почти всегда играют ту же роль, что и комики-мужчины. 25 раз в году мы спорили о том, что было бы, если бы мои родители не развелись, а ее, наоборот, не остались бы вместе. 50 раз в году мы обсуждали влияние распущенности на облик и личность, приводя примеры из жизни ее подруг и нашей собственной. Через день мы беседовали о том, в каком городе или районе хотели бы жить и в каком доме поселились бы, будь мы богаты. Решительные действия имели периодичность, равную 4-м; передача умственных способностей по наследству – 12-ти. Дважды за лето мы спорили о том, могут ли не сочетаться цвета в природе. Когда эта тема вновь всплывала, мы смутно чувствовали, что нам она знакома; почти всегда она возникала (то есть оказывалась достойной обсуждения) только после того, как мы напрочь забывали наши прежние мнения по этому поводу – безотносительно и расплывчато мы припоминали, что было сказано в прошлый раз, но часто менялись местами, каждый с большим энтузиазмом приводил те аргументы, которые казались ему более свежими, и считал неубедительными свои прежние доводы.
На сферу разговоров влияли и другие периодичности: общенациональный 15-летний цикл разнообразных журналистских сенсаций; общие поправки и маятниковые гиперреакции; и самое главное – периодичность библиотек и классической серии «Пингвина», замедленное, вековое возрождение и угасание интереса к некоторым вопросам или образам мышления, переосмысление превратно понятых истин, изложенных в новой стилистике.
Я думал, что во всех этих плоскостях чередование пренебрежения и внимания к той или иной мысли подобно циклу покрывания воском и полировки, приглушения и усиления глянца, шлифовки промежуточных слоев и нанесения новых – все это происходило в долгие периоды забвения. Вот и сейчас, уже в 6-й раз за 2 рабочих недели, я уделил на пару минут внимание одной мысли Аврелия, умещающейся в единственную фразу, тем самым ненадолго перевел мысль из искусственного «пингвиновского» хранилища в сферу живой памяти, и если не считать пребывания ее у меня в голове, возможно, в эти минуты этой же мыслью больше не задавался никто – не только во всем городе, но и в целом мире. Сегодня же, впервые за 20 лет, два обособленных события напомнили мне о завязывании шнурков (3 события – если считать мгновенный прилив гордости непосредственно перед разрывом шнурка), средняя периодичность мыслей о которых составляла примерно 1/10 в год – хотя число вводит в заблуждение, поскольку, как я уже решил, следует брать для таблицы средневзвешенную частоту за краткие периоды – скажем, за 5 лет, для большей показательности, по крайней мере до смерти. Но невозможно предсказать, которая из 2 мыслей, об Аврелии или шнурках, займет более высокое положение в сводной таблице периодичностей после моей смерти [59] .
59
Сейчас я уже абсолютно уверен, что более высокий рейтинг получили бы шнурки. Готовясь описать день, когда меня посетили мысли об Аврелии и шнурках, я прожил бурный месяц, за который тема шнурков, а также их завязывания всплыла 325 раз, в то время как утверждение Аврелия вспомнилось всего 90 раз. Очень сомневаюсь, что когда-нибудь снова сосредоточусь на том или другом, поскольку дня меня обе эти мысли исчерпаны. Но внезапные запоздалые вспышки не в счет, поскольку это искусственные, дублированные поправки, цель которых – понять, как устроены ранние естественные размышления. Самый последний пример возникновения мысли о шнурках выглядел так – однажды у себя в кабинете я листал сборник исследовательских отчетов за 1984-1986 годы, опубликованных производственной лабораторией Массачусетского технологического института, и вдруг заметил, что в нем весьма активно изучается «патологический износ веревок». Исследовательский проект был описан так:
Со всего мира были собраны образцы морских веревочных снастей, имевших самое разное назначение и продолжительность службы. Были выявлены и оценены количественно характерные особенности механического и химического износа. Для специфических видов применения были определены основные механизмы износа. В настоящее время продолжается сбор данных о типичных случаях износа для построения моделей амортизации веревок с целью последующей разработки рекомендаций по их своевременной замене.
Продолжается сбор данных о типичных случаях износа! Ё-моё! Наспех решая, стоит ли мне бросить службу и включиться в работу над этим увлекательным проектом, я задумался, применимы ли хотя бы отчасти результаты С. Бэкера и М. Сео к случаю с моими шнурками. К моему удивлению, в библиотеке не нашлось копии опубликованных в сентябре 1985 года «Материалов 3-го совместного японо-австралийского симпозиума по измерению объектов: Применение к промышленному дизайну и управлению технологическими процессами». Я заказал копию, но нетерпение заставило меня пойти еще дальше. Вскоре я узнал, что совершенно напрасно считал, будто патологический износ морских снастей имеет хоть какое-нибудь отношение к износу шнурков. Порывшись в томе 07.01 подробных рекомендаций Американского общества испытаний и материалов, я нашел дискуссию о процессах и замерах при испытании текстильных волокон на износ. Установки для испытаний на абразивный износ выглядели так, словно были изготовлены в 30-х годах, но я решил, что в данном случае знать особенности воздействия на волокна испытательных установок гораздо важнее, чем располагать сложными приборами. В этом предположении я тоже ошибся. Переключившись на периодику, я узнал о «Микроконе-1», растяжной установке «Инстрон», установке ускоренного истирания и универсальной испытательной установке «Столл Куартер», или УИУСК. (О последней см. «Дайджест текстильных технологий», 05153/80; Пал, Муишн и Укидре из Исследовательской лаборатории технологии производства хлопчатобумажных тканей, Индия, – с помощью этой установки определяли истирание с изгибом ниток для шитья.) Тем не менее, как пишут Х.М. Элдер, Т.С. Эллис и Ф. Яхья нз Отдела волокон и тканей кафедры теоретической и прикладной химии университета Стратклайда, Глазго, «вряд ли удастся создать установку, способную воспроизвести в соответствующих пропорциях весь спектр абразивных нагрузок, которым подвергается в процессе службы ткань» («Журнал текстильного института», 1987 г., №2., стр. 72). Этот шотландский скептицизм взбудоражил меня, поскольку указывал на то же самое, что я заподозрил в первые минуты у себя в кабинете, сразу после того, как лопнула вторая пара шнурков.
А затем, покопавшись в мировых реферативных журналах по текстилю за 1984 год, я прочел статью под номером 4522:
Методы оценки абразивостойкости и крепости узлов обувных шнурков.
3. Чаплицкий.
«Техник Влокиеничи», 1984, 33, №1, 3-4 (2 стр.) на польск. яз.
Описана и проанализирована работа двух механических устройств для исследования абразивостойкости и крепости узлов обувных шнурков. Обсуждаются польские стандарты.
[С] 1984.4522
Я вскрикнул от радости и хлопнул ладонью по странице. Возможно, не все поймут, чему я так обрадовался. Вот он, этот человек – 3. Чаплицкий, способный дойти до самой сути! Он не собирался бросать задачу после минутного размышления, сославшись на ее сложность и на пределы человеческих возможностей, как сделал я и отправился обедать, – он посвятил этой проблеме всю жизнь. Только не говорите, что он получил сверху указание найти самый износостойкий вид плетения шнурков для внешнего рынка! О, нет! Его собственные шнурки однажды утром в очередной раз лопнули, и вместо того чтобы купить пару новых в farmacia за углом и забыть о них до следующего раза, он сконструировал машину и порвал сотни всевозможных шнурков, пользуясь ими раз за разом в стремлении понять, какие силы участвуют в этом процессе. Он пошел дальше – создал вторую машину, чтобы определить, на какой текстуре шнурка лучше всего держится узел, дабы всему человечеству не приходилось целыми днями заново завязывать шнурки, способствуя их преждевременному износу. Гений! Из библиотеки я ушел с облегчением. Прогресс был налицо. Кто-то обратил внимание на эту проблему. Отныне пусть ею занимается мистер Чаплицкий в Польше.
Пора было уходить. Солнечная рука стала липкой; я тер ее большим пальцем, пока не образовался крошечный темно-серый цилиндрик из масла от попкорна, городской копоти, отмершей кожи и сахара с печенья. Я щелчком отбросил его. И заметил, что дата все еще видна на ладони, но после следующего мытья рук окончательно исчезнет. Мне удалось так туго свернуть и скомкать пакет из «Папы Джино», что он почти полностью влез в молочную картонку; это вывернутое наизнанку достижение доставило мне смутное удовольствие. Собрав свое имущество, запечатанный пакетик из «Си-ви-эс» и книгу, я поднялся. Раздувшуюся картонку из-под молока я выбросил – точнее, осторожно положил на вершину холмика облюбованного пчелой оставшегося после обеда мусора, уже переполнившего ближайшую урну, убедился, что картонка не свалится, пока я не отойду, – для этого я несколько секунд осторожно поддерживал ее шаткое равновесие кончиками пальцев. Примять скопившийся мусор, как полчаса назад возле «Си-ви-эс», я не мог – от любого нажима вся куча только начала бы разъезжаться. Пчела взмыла с наполненного солнцем бумажного стаканчика и улетела делать трущобный мед из найденных в стакане остатков диетической шипучки. Я вошел в вестибюль и направился к эскалатору.