Бельканто на крови
Шрифт:
— Но почему?
— Потому что я люблю Маттео! — ответил Эрик. — Я не смогу причинить ему вреда. Если имя Линдхольмов потускнеет и покроется позором от этой любви — что ж, я постараюсь это пережить, всё равно не будет никаких Линдхольмов после меня.
Граф покачнулся, будто получил пощёчину:
— Любовь — это высокое духовное чувство, а не тот разврат, которым вы занимались с Форти! При первой же опасности для собственной шкуры вы предадите его, как предавали всех остальных. Это не любовь, Эрик! — в голосе графа послышался прежний пыл проповедника.
— Откуда вам
— Вы будете гореть в аду за богохульство! — пригрозил на прощание граф.
— Главное — подальше от вас!
Чуда не случилось. Заколдованный Стромберг не желал превращаться в доброго дядюшку. К Эрику подошёл Юхан, встал рядом у окна и нетерпеливо спросил:
— Ну, что он сказал?
— Тебе зачем? — поинтересовался барон.
— Так всех касается. Война же!
— Какая война?
— Он что, ничего вам не сказал? — Юхан махнул на горизонт.
Эрик выглянул в окно и не поверил глазам: три мощных линейных корабля выстроились на рейде Калина. Пять быстроходных фрегатов с чугунными пушками на палубах патрулировали выход из бухты, а между ними сновали плоскодонные вёсельные струги. На всех кораблях развевались Андреевские флаги с голубыми крестами. Русский царь пришёл отобрать Балтику у шведского короля.
— А стена? — спросил Эрик.
— Я сегодня поднимался на башню, смотрел на стену, — ответил Юхан. — Южные ворота заблокированы. Восточные — пока нет, но это вопрос одного дня. Русские войска всё подходят и подходят — наверное, Рига сдалась. А Северные Морские ворота можно и не осаждать, всё равно они простреливаются из корабельных пушек.
— Стромберг ничего мне не сказал… Какие ещё новости?
— Крестьяне бросают деревни и бегут в Калин. Губернатор приказал всех пускать и размещать в Нижнем городе. Карлсон с ним согласен.
— Редкое единодушие. Что ещё?
— Ходят слухи, что русские принесли чуму, — с расширенными от страха глазами сказал Юхан.
— Господи, спаси нас!
В тот день, впервые по собственной воле, барон отправился на заседание губернаторского совета. Война — не время для личных конфликтов.
40
После того, как власти Калина отвергли предложение генерал-фельдмаршала Меншикова о сдаче города, началась осада. Карлсон ворчал: «Я бы сдался, Меншиков обещал сохранить старинные привилегии, да только какие у нас привилегии без складочного права?», а Стромберг отвечал: «И хорошо, что у вас нет складочного права — нет искушения сдать крепость врагу. Вы, купцы, только о выгоде и думаете!».
Пока русские полки окапывались вокруг неприступных городских стен, в Калине велись работы по укреплению обороны. Военный гарнизон был усилен до трёх тысяч человек. Из артиллерийского склада на башни подняли орудия и ядра, а боевые ходы наверху стены укрепили мешками с землёй. Внизу разбили лазарет и приставили охрану ко всем городским колодцам: лето наступало жаркое и сухое. Всем
Эрик провёл учения в собственном замке и обнаружил, что из двенадцати человек челяди к войне годятся только двое — конопатый Юхан и старый камердинер Ганс. Оба владели шпагами и умели стрелять из мушкетов. Он поручил им охранять периметр, протянувшийся от открытой морской балюстрады до древней сторожевой башни, а часовым назначил кухонного мальчика Марты. Поварёнок шустро бегал по крутым лестницам и не застревал в узких башенных ходах. Марта рьяно взялась за экономию продовольствия, в первый же день урезав порции еды вполовину. У барона не доходили руки проинспектировать кладовые, но он полагался на природную запасливость кухарки.
Позже пришли леденящие душу подробности из Риги. С большим трудом посланник рижского губернатора доставил морем письмо для Стромберга. На заседании совета граф зачитал его целиком. С содроганием знатные калинцы услышали трагическую историю осады Риги.
Беспрестанные многодневные бомбардировки — порой по триста бомб в день. Неисчислимые жертвы среди мирного населения. Голод и нехватка воды. Безжалостная чума, унёсшая треть горожан. Шведский гарнизон был вынужден капитулировать. Когда шесть русских полков вошли в город, их встретили полумёртвые от истощения рижане числом не более пяти тысяч. Из них три тысячи имели признаки чумной болезни. К чести русских, они позволили беспрепятственно покинуть город всем военнопленным.
Эрик понял, почему у стен Калина Меншиков сразу предложил выгодную для горожан сделку: только сдача города без боя могла уберечь население от страшной неминуемой беды. Это было поистине великодушное предложение. Члены губернаторского совета подавленно молчали. Многие из них и помыслить не могли о капитуляции. Эрик в том числе. Отдать Калин русским без боя? Ни за что!
И даже первые умершие от чумы не изменили его решения.
Концерты у Стромберга собирали ещё больше публики, чем до войны. Он открыл двери Белого зала для всех вышегородцев и даже пригласил некоторых влиятельных купцов из Нижнего города. Напуганные люди приходили, чтобы услышать голос ангела — святого и лучезарного. Они верили, что заглянули в преддверие рая, который уготован для самых праведных из них.
Молва о Маттео пронеслась по Калину, как приливная волна, и в одночасье он стал знаменитым. Хозяйки напевали итальянские песни, замешивая тесто, а утончённые аристократки слали в дом на Главной улице дорогие подарки и любовные записки. Возможно, аристократы тоже — кто-то из любви к музыке, кто-то из более низменных побуждений. Чувственное сопрано Маттео, соблазнительно женственное, но при этом обогащенное смелыми юношескими обертонами, с одинаковой силой пленяло и женские, и мужские сердца.