Бельканто на крови
Шрифт:
Они уставились друг на друга: яркие зелёные глаза, покрасневшие от бессонной ночи, и неуловимого оттенка томные непроницаемые глаза мадонны. Барон вздохнул:
— Прошу вас, фрау Карлсон, говорите яснее.
— Вы — любовник синьора Форти. Мало кто в городе об этом не знает.
— Досужие сплетни.
Она тихо рассмеялась, стараясь не потревожить того, кто спал у неё под сердцем, и серьёзно сказала:
— Синьора Форти обвиняют в ереси и содомии. Ересь — это молитвы перед дурацкой фигуркой и незаконные католические мессы. Знаете, синьор Форти не первый католик, который заскучал по папским молитвам в
— Вы хорошо осведомлены.
— Я супруга бургомистра.
И, судя по всему, достойная и мудрая супруга.
— Значит, смертный приговор? — спросил Эрик уныло.
— Да. Поэтому я и пришла к вам. Мой муж — человек чести. Он любит меня бесконечно, но есть вещи, на которые он не пойдёт даже ради меня. Мне удалось взять с него обещание, что синьора Форти не будут пытать. Улоф согласился, но только потому, что это не противоречит закону. Больше мне ничего не удалось сделать.
— Его не будут пытать? Какое облегчение! Он может всё отрицать.
— Да, мог бы. Увы, синьор Форти не воспользовался этой возможностью, — грустно проговорила фрау Карлсон.
— О чём вы?
— Он признался на первом же допросе.
— Признался? В чём?!
— Во всём — и в ереси, и в содомии. Он отказался назвать имена мужчин, с которыми имел связь, но сознался, что молился на непотребную фигурку и… и…
— И?
— Мужчины вставляли пенисы в его анальное…
— Довольно! — вырвалось у Эрика.
— Я находилась в Ратуше, когда Клее докладывал Улофу о расследовании, а потом поспешила к вам. Только вы можете спасти синьора Форти.
— Но как? Если вы думаете, что я могу заставить графа Стромберга вернуть Калину складочное право, то вы заблуждаетесь.
— Это единственное, что может сработать! Я разбираюсь в людях, а лучше всего — в своём супруге. За складочное право он помилует не только синьора Форти, но и самого дьявола. И Клее поддержит его. И народ, кричащий на площади о правосудии, поддержит его! Попробуйте уговорить графа! Всем известно, что он вырастил вас, как родного сына. Найдите слабое место в его отцовском сердце и нанесите удар! А я выступлю посредником между вами и мужем. Я помогу вам договориться.
— Почему вы делаете это, фрау Карлсон? Почему помогаете нам?
— Я сентиментальная женщина, меня трогают истории любви.
— Мужской любви? — уточнил Эрик.
— Ах, я не вижу разницы между мужской любовью и всякой другой. И я не так бескорыстна, как вам кажется.
— В чём же ваш интерес?
— Я хочу получить приглашение на все концерты
48
В комнате, где лежала Хелен, тётушка Катарина жгла можжевеловые веточки, но тошнотворный запах всё равно распространился по всему дому. Он забивал ноздри и пропитывал одежду тех, кто приходил навестить больную. Таких было немного: Катарина, барон Линдхольм да синьор Мазини.
Эрик стоял в отдалении, чтобы не видеть гнойники на шее несчастной, а Мазини не побоялся сесть в ногах. Хелен кашляла и задыхалась, к потному лбу прилипли пряди серых волос, а нос заострился.
— Хелен, я знаю, ты считаешь синьора Форти виновником смерти матери, — начал Эрик, — но ты его любила, и я верю, что любишь до сих пор.
Хелен прошептала:
— Я сурово за это наказана.
— Это ты рассказала ратману Клее о Маттео?
— Нет.
— Но только ты знала, что он ходит молиться в крипту!
— Не только я, — Хелен закашлялась, но подавила приступ. Капля пота скатилась по виску.
— Верно, я тоже знал. Но я не доносил на Маттео.
— Я тоже не доносила.
Барон почувствовал бесполезность разговора. Он и раньше считал её дурочкой, а теперь и вовсе не знал, как приподнять завесу, которой она отгородилась от него и его вопросов. Серебряные монеты, которые она так охотно брала, потеряли над ней власть — честная протестантка не верила в лодочника Харона.
— Откуда ты узнала, что Маттео преследовал меня?
— Слышала от людей.
— Не ври! Люди болтают, что это я его соблазнил. Почему же ты решила, что соблазнитель — он, а не я? Кто тебе рассказал?
Хелен прикрыла глаза. Из-под бледных век выкатились две мутные слезы. Маэстро укоризненно глянул на барона и вложил в бессильную руку платочек:
— Не плачьте, Хелен. Барон хочет вызволить Маттео из тюрьмы. Ему грозит казнь.
— Разве он не заслужил? — она снова закашлялась, и итальянский батистовый платок обагрился кровью.
— О Хелен! — воскликнул маэстро. — Он был для вас самым добрым и преданным другом! Вы называли его ангелом, целовали ему руки и обливались слезами, когда он пел.
Она беззвучно заплакала. Впервые на памяти барона без рыданий и всхлипов. Ему стало жаль девушку. Жаль Хелен, Маттео, себя, Мазини, Агнету с Линдой, Катарину, беременную жену Карлсона — их всех, запертых в осаждённом городе под лучами палящего солнца. С каждым днём запасы воды и продовольствия таяли, а число трупов увеличивалось. Кладбище осталось за воротами, поэтому гробы складывали в Домском соборе, но жара не позволяла о них забыть. Скоро и Хелен к ним присоединится. Он вдруг вспомнил:
— Апостол Павел сказал: любовь долготерпит, милосердствует и не мыслит зла. Помогите мне спасти Маттео.
Хелен повернула к нему страшную голову, вытянула костлявый палец и захрипела:
— Не вам читать мне Евангелие, барон Линдхольм! Вы тоже заслуживаете смерти! Дьявол прикинулся райским каплуном, а петушок оказался содомитом. Бог и вас покарает за разврат! Не надейтесь избежать божьего суда!
Знакомый пыл, знакомые слова!
— Хелен, ты разговаривала с графом Стромбергом? Это он тебе сказал, что Маттео меня преследовал? Ты говорила ему о крипте? Кто из вас предал Маттео?