Белое дело в России. 1920–122 гг.
Шрифт:
Еще одним свидетельством утверждения верховенства генерала Врангеля «в общероссийском масштабе» было официальное признание его со стороны атамана Забайкальского Казачьего Войска генерал-лейтенанта Г. М. Семенова 20 сентября 1920 г.: «Оценив настроение казаков, инородцев и крестьян, населяющих Российскую Восточную окраину, я пришел к неуклонному решению во имя блага Родины не только признать Вас как Главу Правительства Юга России, но и подчиниться Вам на основаниях преемственности законной власти». Этот акт недостаточно освещен в историографии, между тем он означал переход в подчинение Правителю Юга России Главнокомандующего всеми Вооруженными силами Российской Восточной Окраины (полномочия, утвержденные Колчаком одновременно с передачей власти Верховного Правителя Деникину в январе 1920 г.), что, в свою очередь, имело немаловажное значение в стремлении к достижению общероссийского единства. Генерал Семенов отмечал это в телеграмме Врангелю (датирована 22 сентября): «20 октября официально объявил о моем подчинении Вашему Правительству как Всероссийскому, оставаясь во главе Краевого Правительства Востока России, Главнокомандующим армией и Атаманом, избранным казачеством и местным населением, испрашиваю политических инструкций». Ответом на телеграмму Семенова стал приказ Правителя Юга России и Главнокомандующего Русской Армией № 0010843 от 9 октября 1920 г. В нем приводился также текст сообщения, полученного от Семенова (в развитие телеграммы от 22 сентября), где он выделял свой статус не как Главы Российской Восточной окраины, но и «Выборного Походного Атамана казачьих войск: Забайкальского,
Семенов, таким образом, стремился подчеркнуть свой легитимный статус не только как «законного представителя» высшей военной власти на Востоке России, но и представителя всех восточных казачьих войск. Однако Семенов не мог уже декларировать своей власти как Правителя Российской Восточной Окраины, поскольку после добровольного отказа от своих диктаторских полномочий (24 августа 1920 г.) полнота гражданской власти была им передана Краевому Народному Собранию в Чите (подробнее см. раздел о белом Забайкалье в 1920 г.). Это имело принципиальное значение, так как позволяло Врангелю делать вывод о признании своей власти (хотя бы и через посредство Семенова) восточными казачьими войсками, что, несомненно, усиливало его позиции как лидера антибольшевистской России и придавало новый смысл Соглашению от 22 июля. Приказ от 9 октября заканчивался многозначительным утверждением Врангеля: «Отныне все казачество с нами. Польша заключила перемирие с врагами России, но новый союзник протягивает нам руку. Этот союзник – Русский Народ» [349] .
349
Военный голос. Севастополь, № 147, 4 октября 1920 г.; № 152, 10 октября 1920 г.; Врангель П. Н. Указ. соч., ч. 2, с. 210–211.
В прессе стали публиковаться статьи, посвященные «Атаману Забайкалья», подчеркивалось сходство проводимой им политики с политикой Правительства Юга России. Так, в газете «Крестьянский путь» были опубликованы сведения, доставленные в Крым официальным представителем генерала Семенова полковником А. Е. Котомкиным (прибыл в Феодосию 29 октября 1920 г.). Нужно отметить, что он был фактически первым официальным представителем от атамана, доставившим информацию о структуре читинского правительства, работе Крестьянского Союза в Сибири, статусе представительного Краевого Народного Собрания и о том, что «атамана Семенова поддерживают все круги населения как русского, так и иногороднего» (прибывший в Севастополь в мае 1920 г. генерал-майор С. Н. Войцеховский лишь подтвердил информацию о трагической гибели адмирала Колчака, о передаче им властных полномочий на Востоке России атаману Семенову, а также о концентрации частей Восточного фронта в Забайкалье) [350] .
350
Крестьянский путь, Симферополь, № 40, 20 октября 1920 г.
Сближение белого Юга и Востока России поддерживалось не только в Забайкалье. В октябре в таврической прессе была опубликована приветственная телеграмма Врангелю «от Комитета противобольшевистских организаций, действующих на Дальнем Востоке», подписанная активным деятелем Восточного отдела кадетской партии, редактором харбинской газеты «Русский Голос» С. В. Востротиным. В ней говорилось, что после «признания Вас нашей верной союзницей Францией главою Русского Национального Правительства…, Комитет полагает, что Вами принято на себя общее и повсеместное руководство всеми силами, борющимися против большевиков, и в этой уверенности надеется, что Вы не откажете принять на себя также и общее руководство организациями, возникшими в полосе отчуждения Китайско-Восточной железной дороги и не признавшими большевиков и продолжающими сражаться с ними» [351] .
351
Военный голос. Севастополь, № 154, 13 октября 1920 г.
Прекращение военных действий на советско-польском фронте, поражения десантов на Дону и Кубани, неудача Заднепровской операции не позволили Правителю Юга России осуществить широко задуманный план создания антибольшевистского фронта на основе максимально возможного признания автономных, суверенных прав государственных образований, возникших на территории бывшей Империи. С октября 1920 г. наметились новые тенденции политического курса, при котором поддержка со стороны иностранных государств еще сохраняла свое значение, но уже не определялась как фактор единственно возможный для защиты «крепости Крым», снова ставшей «осажденной» в результате военных поражений осени 1920 г.
Глава 7
Военно-политическое положение российских антибольшевистских формирований на территории Польши.
Деятельность Русского Политического Комитета Б. В. Савинкова, формирование 3-й Русской армии, Русской Народной Добровольческой армии, их роль в создании «единого антибольшевистского фронта».
Стремление к расширению военного и политического сотрудничества со всеми силами, ведущими «борьбу с большевизмом», объективно побуждало к сближению Главного Командования Русской армии и Правительства Юга России с Польшей. Этому способствовали советско-польская война и поддержка польского правительства Францией, заинтересованной также в возможной легализации белого Крыма (как одного из звеньев т. н. «Малой Антанты» – антисоветского и антигерманского «буфера» из государств Восточной Европы).
Нельзя сказать, что отношение к Польше со стороны южнорусского Белого движения не было последовательным. На протяжении 1918–1919 гг. во всех официальных и официозных заявлениях, сделанных лидерами Белого дела, Верховным Правителем России Колчаком и министром иностранных дел Сазоновым, подчеркивалось, что Польше, как это уже было заявлено в Манифесте Верховного Главнокомандующего Великого Князя Николая Николаевича в 1914 г. и в декларации Временного правительства в 1917 г., гарантируется самая широкая автономия, вплоть до создания самостоятельного государства, и со стороны России (в отличие от отношения к республикам Прибалтики, Закавказья, Украине) признание государственного суверенитета не встретит принципиальных возражений. Уместно, правда, отметить, что если в Манифесте Николая Николаевича речь шла о «стирании границ» и «воссоединении польского народа воедино под Скипетром Русского Царя» (что можно было понимать и как возрождение польской государственности в статусе Царства Польского до 1831 г.), то в заявлениях Временного правительства говорилось о полном суверенитете [352] .
352
Данилов Ю. Н. Великий Князь Николай Николаевич. Париж, б. г., с. 214.
В 1918–1919 гг. весьма важное уточнение делалось применительно к линии государственной
Как вспоминал Деникин, «рядом международных трактатов, заключенных на Версальской конференции в середине 1919 г., установлена была западная граница Польши. Что же касается восточной, то решение этого вопроса без России представляло непреодолимые трудности. И только в начале декабря Верховный Совет определил, наконец, временную границу (так называемая линия Керзона), проведя ее примерно по рубежам бывшей русской Польши, без Гродно и Брест-Литовска. В этих пределах Польше предоставлено было ввести нормальное государственное управление, тогда как дальнейшее расширение на восток ставилось в зависимость от соглашения с Российским Учредительным Собранием». Что же касается позиции самого Главкома ВСЮР, то Деникин отмечал, что его «признание независимости Польши было полным и безоговорочным. Еще до падения Германии, когда Польша находилась в австро-немецких тисках, я формировал польскую бригаду полковника Зелинского (будущего представителя УНР в Варшаве. – В.Ц.) «на правах союзных войск», с самостоятельной организацией и польским командным составом. Эта бригада, со всей ее материальной частью, при первой же возможности была отправлена мною морем (декабрь 1918 г.) на присоединение к польской армии. С начала 1919 г. на территории Вооруженных Сил Юга находился уполномоченный Польского Национального Комитета, признанного и Антантой, граф Бем-де-Косбан – в качестве представителя Польши; он встречал широкое содействие со стороны моего правительства в отправлении своих официальных миссий» [353] .
353
Деникин А. И. Кто спас советскую власть от гибели. Париж, 1937, с. 2–4.
История «польской бригады» в составе Добрармии действительно представляла собой показательный пример выражения позиции Белого движения по отношению к независимости Польши. Еще 30 мая 1918 г., накануне 2-го Кубанского похода, за подписью Верховного Руководителя Добровольческой армии генерала Алексеева и командующего армией генерала Деникина был составлен декларативный документ, выражавший цели армии и важность «славянского единства» в «борьбе против германобольшевизма»: «Добровольческая армия борется за спасение России путем: создания сильной, дисциплинированной и патриотической армии…, установления в стране единства и общегосударственного правового порядка; стремясь к совместной работе со всеми русскими государственно мыслящими людьми, Добровольческая армия не может принять партийной окраски»; вопрос о формах государственного строя является последующим этапом и станет отражением воли русского народа после освобождения его от рабской неволи и стихийного помешательства… Добровольческая армия организуется на началах воинской дисциплины, порядков и уставов, принятых в армии до революции, с незначительными изменениями, вызываемыми требованиями справедливости и уважения к каждому рядовому воину. Никакие комитеты, комиссары и политика в армии недопустимы». Говорилось также: «Никаких сношений ни с немцами, ни с большевиками. Единственные приемлемые положения: уход из пределов России первых и разоружение и сдача вторых… Ставя своей основной задачей борьбу с внешним врагом Славянства – Германизмом, Добровольческая армия на пути к этой цели имеет вторую серьезную задачу – борьбу с большевизмом, разрушившим Русскую государственность и мешающим воссоздать регулярную армию». При этом считалось желательным «привлечение вооруженных сил славян на основе их исторических чаяний, не нарушающих единства и целости Русского государства, и на началах, указанных в 1914 году Русским Верховным Главнокомандующим», то есть по Манифесту Великого Князя Николая Николаевича. «Добровольческая армия широко раскрывает двери для организации Польской регулярной армии, обеспечивая ей в составе Добровольческой армии независимую организацию на началах союзных войск, но с полным подчинением командованию Добровольческой армии в оперативном отношении». Так или иначе, в отношении польских, а также чешских формирований в составе Добрармии применялся принцип, схожий с отношением к казачьим полкам в составе ВСЮР. Это принципиально важное положение выражало существо взаимодействия с Польшей – общий военный фронт и признание государственного суверенитета. Польские войска «во время пребывания их в Добровольческой армии должны принимать соответственное беспрекословное участие в выполнении необходимых операций против большевиков». Вооружение, снаряжение и денежное довольствие польских войск должно было осуществляться за счет «субсидий союзников», хотя говорилось и о том, что Добрармия «будет братски делиться теми запасами вооружения и материальной части, которые она будет захватывать в своих боевых столкновениях с большевиками и внешним врагом» [354] .
354
ГА РФ. Ф. 5827. Оп.1. Д. 182. Лл. 1–2.
Следует отметить, что еще до «польской бригады» в составе Добровольческой армии в 1914 г. Верховный Главнокомандующий Великий Князь Николай Николаевич разрешил формирование польских добровольческих легионов в составе Российской армии. В мае 1917 г. «Съезд военных поляков» в Петрограде принял решение о формировании польской армии («начиная с корпуса»), предназначенной «для войны против центральных европейских государств». Армия не должна была «вмешиваться в дела внутренней политики России», и в ней, в отличие от «демократизированных» воинских частей, не вводились солдатские комитеты. Был создан «высший военный польский Исполнительный Комитет (Начполь), ставший управляющей структурой для польских формирований в России. Приказом Главковерха Корнилова (от 26 июля 1917 г.) командиром корпуса назначался кавалер ордена Св. Георгия 4-й степени и Георгиевского оружия генерал-лейтенант И. Р. Довбр-Мусницкий. Его начальником штаба был генерал-лейтенант В. П. Агапеев, будущий участник Белого движения. К январю 1918 г. в корпусе числилось около 30 тысяч человек, формировались пехотные (три стрелковых дивизии), кавалерийские (уланский полк) подразделения, артиллерия, инженерные части. В январе 1918 г. части корпуса оказывали сопротивление отрядам Красной гвардии под Бобруйском. Довбр-Мусницкий отказывался признавать польские социалистические организации, действовавшие при поддержке большевиков, и позднее, в Польше, был одним из главных противников социалиста Й. Пилсудского. В то же время командир польского корпуса согласился «безусловно подчиниться» созданному под эгидой Германии в Варшаве т. н. «регентскому правительству». С представителями немецкого командования был заключен договор (21 марта 1918 г.), согласно которому корпус от регентского совета переподчинялся Варшавскому генерал-губернатору немецкому генералу Безелер и подлежал поэтапной демобилизации. Попытки части офицеров и солдат корпуса пробиться на Дон или в Поволжье, чтобы продолжать борьбу против Германии и большевиков вместе с Чехословацким корпусом или Добровольческой армией, Довбр-Мусницкий пресекал, считая их совершенно невыполнимыми. Под немецким давлением Варшавский регентский совет освободил воинских чинов от присяги, а корпус к июлю 1918 г. был расформирован (за исключением подразделений, несущих полицейскую службу на оккупированной немцами части Белоруссии). По мнению генерала Агапеева, «надежды многих русских на то, что польские и чехословацкие части помогут нам в борьбе с большевизмом для избавления от него России, не оправдались. Основной идеей чехословацких и польских формирований было сорганизоваться, с тем чтобы самим выйти из того хаоса, в который они попали. Для достижения этой цели поляки имели возможность выбрать более короткий путь – сговориться с австро-германцами; чехословакам пришлось искать кружной путь через Сибирь».