Белое Пламя
Шрифт:
– Его нужно раздеть и положить на левый бок. Только очень осторожно, одно неверное движение – и шею мы ему доломаем. Позвоночник в очень плохом состоянии.
Маг содрогнулся от слов матери и дальше обращался с другом, как с хрупкой фарфоровой куклой.
Карина положила свернутое валиком одеяло под голову эльфа и убрала в сторону его роскошные белые волосы. Жестом попросив Алена подать ей сумку, она достала оттуда бутылек с прозрачной маслянистой жидкостью и, немного капнув на кусок стерильного бинта, аккуратно протерла шею Арэна вдоль поврежденных
– Начнем с позвоночника. Очнуться сейчас он не должен ни в коем случае. Любое движение, даже глубокий вздох, его убьет.
Ален кивнул. Он был готов. Высокая степень контроля требовала высочайшего сосредоточения силы и воли. Каждое движение эльфа, каждый его вдох, каждый удар сердца – все должно быть под жесточайшим контролем…
Василиса сидела у камина, завернувшись в теплую шаль, и рассматривала два предмета, лежащие перед ней на столике. Венок и диадема. Венок неземной красоты, изящной вязью сплетенный из светящихся солнечных лучей, всегда теплый и такой нежный, был бы к лицу самой изысканной принцессе. Диадема из мифрила, переплетенная цветами тончайшей ковки и украшенная сапфирами, была бы к лицу королеве.
Вручены эти две короны были по-разному. Одна – со смехом надета ей на голову, другую надевали с восхищением и трепетом.
Две пары глаз. Одни – синие, как два океана, иногда лучистые, но чаще прищуренные, словно выискивающие врага. Вторые – зеленые, как изумруды, настороженные, но теплые – видели больше, чем поверхность, они видели душу.
Две пары рук. Одни – умело перебирающие струны, чуткие и тонкие, но тверже стали и смертоноснее клинка, вечно затянутые в перчатки. Другие – ловкие и сильные, но трепетно нежные, быстрые, но осторожные…
Две улыбки. Хищная и злая, лишь в редкие моменты грустная или ласковая. Вторая – веселая и добрая, лишь изредка превращающаяся в злую усмешку…
Двое. Один – лезвие мрака, другой – клинок света. Такие похожие и такие разные. Как свет и тьма. Как огонь и лед. Жар и холод очень похожи – в первый момент даже не чувствуешь разницы.
Двое. Как между ними выбрать?
Кажется, она плакала. Потом уснула…
Спустя бесконечно долгие два часа Ален лежал на полу, там, где упал подле кровати друга, а Карина спала в кресле. Не в силах подняться, чтобы накрыть мать одеялом, Ален снова использовал для телекинеза свои обожженные в Ничто руки. Плед легко развернулся и укрыл женщину, но боль, испытанная при этом, заставила мага зашипеть сквозь зубы.
Он лежал, с нежностью глядя на спящую Карину. Как она была красива! Мама. Такое короткое слово, в котором так много. Просто женщина. Усталая, беспокойно хмурящаяся во сне. Мать. У Алена никогда не было матери, только память о ней. Причем не его память. Но вот она – мама, любящая, добрая и строгая. Мама. Он вдруг понял, что соскучился по ней. По ее заботе, по ее домашней стряпне, по взгляду внимательных карих глаз, по тому, как легонько трепала она его волосы, проходя мимо…
Прошло не меньше часа, прежде чем Ален смог очнуться от полузабытья, в котором пребывал после лечения друга. Он медленно поднялся с пола, стараясь не упасть. В глазах темнело, голова кружилась. Волшебник поглядел на друга – Арэн был все так же бледен, но бледность уже не была дымкой смерти.
– Побыстрее приходи в себя, дружище, – шепнул маг.
Подойдя к очагу, Ален опустил обе руки в огонь. Пламя вдруг полыхнуло в обратную сторону и втянулось в руки волшебника. Он вздохнул и легко вскочил на ноги. Подложив дров и полив их маслом из всегда стоящей у очага склянки, юноша зажег новый огонь и тихо вышел.
В лазарете было прохладно и тихо.
Маг заглянул в маленькую комнатку медсестры. Она спала, свернувшись в кресле. Очаг потух, и Василиса мерзла, не просыпаясь. Ален накрыл девушку пледом и разжег огонь в очаге. Стараясь не шуметь, он вышел.
В командорский домик маг заходить не стал. Сел на пороге, привалившись спиной к двери, и, разбинтовав свои руки, смазывал их мазью от ожогов. Мазь приятно пахла хвоей и холодила ладони.
Лисенок подошел к Алену, сел рядом. Некоторое время оба молчали. Ален аккуратно бинтовал ладони.
– Как командор Арэн? – поинтересовался Леня, не глядя на Алена.
– Нормально, – ответил волшебник.
Забинтовав одну руку, маг принялся за вторую.
– Что вы не поделили? – вдруг спросил Леня.
– Не твое дело, – резко ответил Ален.
– Может, ты хоть чуть-чуть будешь мне верить? – Тень обиды проскользнула в голосе мальчика.
Ален поглядел на своего любимого ученика.
– А разве я тебе не верю, Леня? Разве я стал бы учить тебя мастерству, если бы не верил? Да ты, пожалуй, единственный кроме Арэна, кому я здесь действительно верю.
Леня испытующе смотрел на своего наставника и друга.
– Так не скажешь?
– Нет, – хмыкнул волшебник.
– Ладно, не очень-то и надо.
Маг придирчиво осмотрел качество бинтовки и остался доволен.
– Подожди-ка здесь, Ленька.
Ален исчез в избушке и появился через минуту. В руках у него был кинжал со слишком большой рукояткой. Маг некоторое время смотрел на кинжал, потом пробормотал: «Надеюсь, ты мне это простишь, брат» – и протянул кинжал Лене.
– Вытащи его, – потребовал волшебник.
Леня потянул кинжал из ножен слоновой кости. Через мгновение в его руках полыхнул красным трехметровый меч. Лисенок пораженно уставился на клинок.
– Я знал, я знал! – воскликнул ликующий маг. – Ты – Пламенный! Лисенок, ты красный маг!
Он с улыбкой поглядел на растерянного паренька.
– Леон был бы доволен.
– Ален… – Голос у Лисенка внезапно сел. – Это что… Меч великого красного командора? Леона?
– Точно. – Маг похлопал по плечу впавшего в ступор паренька. – Носи его с честью. Теперь он твой.
– Нет. – Леня неумело вложил клинок в ножны. – Я не могу его принять. Кто я такой, чтобы владеть святыней?
Волшебник нахмурился. Сел обратно на порог и жестом приказал ученику сесть рядом.