Белое пятно
Шрифт:
Из-за руки, которая держит лампу, из сумрака появляется над ним незнакомое лицо. В глазах, отражаясь от лампы, два колючих огонька. Густо нависшие брови.
Кончик носа острый. Запавшие темные щеки и сухой, костлявый подбородок. Резко очерченные, твердые губы выталкивают неторопливо и скупо:
– Ты кто такой?
Левко молчит. Прищурив глаза, лихорадочно размышляет: "Где я?.. Кто они?.. Полицаи?.. Или... может...
может, партизаны? А что, если они нашли у меня "справку?" по-настоящему ужасается он.
–
Не поверят... Как же узнать, кто они? Ничего, ни слова определенного первым не говорить. Не отвечать прямо ни на один вопрос... Даже тогда, когда они будут признаваться, кто такие. Даже тогда... До тех пор, пока не будет убедительных, твердых доказательств!"
Резко очерченные губы кривятся в еле заметной улыбке:
– Гордый... Даже не отзывается.
– А может, он еще оглушен? Может, дать ему воды?
– слышится молодой голос сбоку.
– Почему бы и нет?.. Воды не жаль.
Кто-то рукой поддерживает ему голову. Левко не отказывается, пьет. Вода капает из обливной кружки, стекает по подбородку на шею. Напившись, Левко откидывает голову на сено, крепко зажмуривает глаза. Какой-то неведомый до этого страх холодит ему сердце. От сознания этого страха на душе у парня тоскливо и муторно, ему становится стыдно самого себя...
Некоторое время все молчат. Лишь немного погодя - тот же хрипло-глуховатый басок:
– Так что же ты, так и будешь безмолвствовать?
– А где я?
– решается наконец Левко.
– Сам должен знать, куда тебя несло. Никто тебя сюда не звал.
– А вы кто такие?
Молчание. Потом еле слышное коротенькое "гм", за которым кроется, вероятно, скупая ироническая улыбка.
– Вот что... голубь сизокрылый... Задаем вопросы здесь мы. А твое дело только отвечать.
– Я ничего не буду говорить, ни слова, пока не узнаю, где я и кто вы...
– Гм... героический парнишка! Надолго ли только хватит твоего героизма? А нам с тобой возиться недосуг...
Лучше бы говорил по-хорошему. А то, когда шлепнем, разве лишь деве Марии будешь рассказывать. Тебя кто послал? Дуська? Туз? Или сам Мюллер?..
Левко молчит, не отвечает. Но эта немецкая фамилия... Мюллер... Тогда получается... он у партизан... но в чем же они его подозревают? Мюллер? Неужели?.. Неужели они нашли его распроклятую "справку"? Возможно.
Возможно, нашли, а возможно, и нет. Во всяком случае, он должен молчать до тех пор, пока не удостоверится окончательно... Мюллер... Ох, черт, как ломит затылок!..
Интересно, чем это они его так угостили?..
– Так что же, будем молчать?
– Я сказал, - тихо, но твердо отвечает Левко.
– Ну... дело твое... Только запомни, времени у тебя не так уж и много. Только и успеешь в грехах исповедаться и покаяться. Посиди, остынь да подумай, пока мы добрые.
Лампа плывет куда-то вверх и исчезает.
Цепкие сильные руки хватают
Они не появлялись очень долго. Левко сидел в полутьме, медленно привыкая к фантастическому свету, осваиваясь в незнакомом помещении.
Он, оказывается, в глубоком погребе, стены которого обшиты прогнившими, покрытыми плесенью досками. Чадит лампа. На полу толстый слой сухого свежего сена.
Справа ниша. Большая, на полстены, и, вероятно, глубокая. Отверстие ее заложено деревянными ящиками и мешками. Прямо перед глазами узкое темное отверстие- вход. Виднеется и несколько обыкновенных земляных ступенек с настеленными сверху дощечками. Ступеньки теряются где-то вверху, в сплошной темноте.
Итак, не что иное, как глубокий и темный погреб. С неба и... прямо в яму. Забавно все-таки. Неужели это где-то поблизости от того черного озера... Возможно даже, что сейчас совсем и не ночь... Возможно, где-то там, наверху, ясный солнечный день... Чем они его так оглушили?
И откуда они взялись? Сколько уже прошло времени?
Они, вероятнее всего, партизаны из отряда имени Пархоменко. Ведь именно здесь, в этом лесу, им надлежит быть.
А вот погреб... Нет, на землянку что-то не похоже. Какоето укрытие, какая-то секретная база. И потом этот Мюллер, который якобы должен был послать Левка сюда!
Местный фюрер? Комендант? Гестаповец? Командир карательного отряда? Похоже, именно они и являются партизанами. Но... рисковать, довериться, не имея твердой убежденности, поверить на слово он не имеет права. Надо выждать. Подойдут (если уже не подошли) наши, свяжутся с партизанами, услышат, что его задержали.
Увидят отобранное у него снаряжение, и... все станет на свое место. Хорошо бы проверить, что они у него отобрали и что оставили. Самое главное, конечно, та "справка"!
Если они уже знают о ней, если они в самом деле партизаны, тогда... Известно же, что партизанам негде держать пленных. Значит, стоит лишь нашим, нашему командиру где-то задержаться на одни или двое суток, тогда, чего доброго, могут в самом деле шлепнуть, как говорит этот высокий. Чертова ситуация! Хоть бы узнать, что же со "справкой".
Проверить это он не имеет никакой возможности.
Руки у него скручены назад, связаны крепко, умело, и попытки освободить их не дают ни малейших результатов. Ох, не перехитрить бы самого себя с этой "справкой"! Ведь настоящее удостоверение имеет один лишь командир! А что, если с командиром случится что-нибудь непредвиденное? Гм... Будто в слепом полете можно чтонибудь предвидеть! Чертова "справка"! Вот так ситуация!