Белое пятно
Шрифт:
Ему заламывают руки назад и снова крепко связывают. Кто-то там берет конец веревки и слегка дергает.
Левку кажется, что это может быть тот высокий, с глуховатым баском.
Подвижный спрашивает, не хочет ли он в последний раз что-нибудь сказать.
– Я хочу, чтобы вы запомнили: я советский парашютист. Моя фамилия Невкыпилый Лев Никанорович.
Отец - Никанор Петрович, до войны жил...
– А что-нибудь другое ты не хочешь сказать?
– прерывает его голос Подвижного.
– Правда могла бы еще кое-что изменить: кто послал? Кто выдает
– Нет... все...
– тихо подытоживает Левко.
– Тогда действительно все!.. Слушать приказ, не оглядываться... Ведите!
Оказывается, ведут его вовсе не по тем ступенькам, которые все время маячили перед его глазами, поднимаясь куда-то вверх, в темноту. Перед ним чья-то нога отодвигает снопик соломы, и в полу у самой стены открывается узенький, освещенный снизу слабеньким лучом лаз.
Высокий (а это, оказывается, в самом деле он) слегка дергает за веревку и толкает Левка в плечо:
– Давай... Ногами вперед. Туда, вниз.
Левко осторожно, послушно опускает в лаз левую ногу, нащупывает ступеньку и тогда уже смелее ставит рядом с левой и правую. Ага! Так вот какое дело! Вот где, выходит, они скрывались! Хотя могли прятаться и там, в темной глубине верхних ступенек.
Ступенька за ступенькой по узкой шели (в одну стену упираешься спиной, а противоположной касаешься носом) протискивается Левко куда-то вниз, в какое-то подземное царство.
На глубине человеческого роста, внизу, еле-еле освещенный, теряется в сумраке настоящий подземный ход.
Этакая узенькая пещера, вдоль которой, согнувшись почти вдвое, может пройти человек. Шагов через десять в неглубокой нише - лампа, источник того слабого луча.
– Вперед!
– командует глуховатый басок.
Левко продвигается, сгорбившись, вдоль стены. Путешествие это для него особенно тяжкое, даже унизительное. И бесконечно длинное. Хотя успел он сделать не более двадцати шагов. Под ногами скользко. Чем дальше, тем все ощутимее. Склизкое болотце, слякоть, потом вода... Впереди серое светлое пятно.
– Не останавливаться!
– команда за спиной.
Под сапогами хлюпает вода. По щиколотки, выше, вот уже почти вровень с верхом голенищ.
– Не останавливаться!
Впереди все больше проясняется, светлеет. И вот уже можно догадаться, что там отверстие, а свет естественный, дневной свет, хотя и какой-то тусклый.
Вода, поднявшись вровень с голенищами, так и держится на одном уровне. Дно твердое, песчаное. Еще несколько шагов и... Левко наконец выпрямляет спину и невольно останавливается... Справа и слева от него густой стеной стоит высокий камыш. Полузалитый водой вход в подземный лаз маскируется этим камышом почти наглухо. Перед глазами ровная, черная гладь лесного озера. Того самого озера... Над озером клубами серой ваты низкий бесцветный туман. Прямо из тумана - крутой противоположный берег. Темная зелень осоки и камышен, густые заросли лозняка, зеленые кудрявые купы дубняка и темно-голубое, чистое, рассветное небо.
Ослепленный утренним светом,
– Не останавливаться!
– рывок за веревку.
– Не оглядываться!.. Может, все-таки завязать ему глаза?
– Да... пускай уж!
– Налево и прямо вдоль берега!
Еще два-три десятка шагов по колено в холодной утренней воде, мимо камышей, через осоку, пробираясь в водяных лилиях, под нависшим над самой водой шатром вербовых ветвей. Потом еле заметная в лесных зарослях узенькая тропинка. Спускаясь с пригорка, она срывается прямо в воду.
– Налево. На тропинку. Прямо, по тропинке. Не оглядываться!
...Не оглядываться!.. Не оглядываться!..
Ни дуновения ветерка, ни малейшего шума. Спят деревья, травы, спят вода и воздух, спят птицы. Или же только притаились в ожидании близкого уже солнца...
Над самой водой - куст калины, весь в гроздьях покрасневших ягод. Сомкнулись над тропинкой ветви буйнолистного орешника. Почти в рост человека вымахали папоротники, побеги бузины. Колючая ежевика с синими, будто бы повитыми туманцем, ягодками густо заплела длинными колючими плетями темный ивняк.
...Не оглядываться!.. Не оглядываться!..
Узенькая тропинка крутыми витками продирается среди кустов куда-то вверх... Шагает по этой тропинке Левко Невкыпилый. Мягко ложатся ему на плечи шершаво-холодные лапы орешника, касаются щек, скатываются за воротник холодные тяжелые шарики росы.
Лес тихий, окутанный утренним сном, весь в серебристосиней измороси...
Вот-вот перед первым, несмелым еще солнечным лучиком заискрится, заиграет это синеватое серебро мириадами золотых огоньков, засияет всеми цветами радуги...
Вот только успеет ли увидеть все это старшина Невкыпилый?..
...Идти прямо... Не оглядываться!..
Он идет, так и не видя своих конвоиров, так и не взглянув в лица своим друзьям-врагам, которые провожают его сквозь эту лесную сказку в последний далекий путь. Такой далекий, что из него никому и никогда не было возврата.
Правда все это или только мерещится ему?
Неужели это он, Левко Невкыпилый, старшина Невкыпилый, Лев Никанорович Невкыпилый (он любил и настаивал, чтобы называли его именно так - Лев!), полный сил, молодости, энергии, желаний, надежд и планов, идет по этой сказочной тропинке для того, чтобы всего лишь через несколько шагов превратиться в ничто?!
Он, наполненный горячим трепетом жизни! Человек, в сознании которого может вместиться вся необозримая вселенная! Он, кто был уже студентом, читал Толстого и Шевченко, знал наизусть огромное множество чудеснейших стихов, изучал философские системы и строение атома, постиг величие и бесконечность невидимых миров!
И виноват, наверное, в этом ужасном, что с ним сейчас происходит, он сам. Только он! Чего-то недосмотрел, чего-то недодумал. Где-то в чем-то не так повел себя.
Перехитрил, выходит, самого себя...