Белокурая гейша
Шрифт:
– Она знает, что жизнь моя в опасности.
– Известно ли ей, что ты возвращаешься в Америку?
– поинтересовалась женщина сдавленным голосом.
На этот раз мне не удалось подавить страха, который ворвался в мою душу стремительно, как кролик, удирающий от стрелы охотника. Не такие слова ожидала я услышать. Мною овладела паника.
– Это же неправда, отец, да?– вскричала я, вскакивая на ноги и нимало не заботясь больше о том, что нарушаю правила. Мой отец был гораздо важнее для меня любых правил. Я бросилась ему в объятия и, прижавшись щекой к его груди, всхлипнула.
– Ты же никуда не уедешь, правда? Ты
– Не хочешь ли сказать дочери правду?
– спросила Симойё. На этот раз голос ее был тверд и требователен.
– Нет. Если она узнает, то окажется в еще большей опасности, - возразил мой отец.
– Она должна остаться жить здесь, с тобой, Симойё-сан, и научиться быть майко. Для меня это единственный способ ускользнуть от приспешников принца.
Женщина поклонилась и с величайшим усилием молвила:
– Как пожелаешь, Эдвард-сан.
Я отказывалась верить в то, что со мной происходит. Просто не могла.
– Я хочу поехать с тобой, папа, - без раздумий произнесла я, мгновенно отринув свою мечту сделаться гейшей. Сердце мое взывало к отцу, и я с силой вцепилась в рукав его пальто. Он заметил, что я употребила уменьшительно-ласкательное слово «папа» вместо привычного «отец», и это поразило его. Я решила было, что он передумает. Но он всего лишь обхватил мое лицо ладонями и посмотрел мне в глаза. Я не в силах была различить выражение его лица за пеленой слез, катившихся по моим щекам так же быстро, как дождь, барабанивший по крыше деревянного чайного дома, но его слова были мне отлично слышны.
– Я должен вернуться в Америку, Кэтлин, и находиться там до тех пор, пока не придумаю, как исправить то неверное, что я совершил.
– Ничего подобного ты не делал, отец. Ты хороший и добрый.
– Как бы я хотел, чтобы так оно и было на самом деле, Кэтлин, но на этот раз я не оправдал твоего доверия. И по этой причине мне нужно уехать.
– Но почему я не могу отправиться вместе с тобой?
– вскричала я, и голос мой разнесся по всему чайному дому, приглашая любопытные глаза подсматривать в щели в бумажных дверях, а уши подслушивать. Молодые любопытные девушки столпились за полуприкрытой раздвижной дверью, взирая на меня, белокурую гайджин, но я не обратила на них никакого внимания. Действительно, я хотела стать гейшей, но отец был для меня гораздо важнее.
– Опасность слишком велика, Кэтлин. Мне придется передвигаться как можно быстрее и не всегда в приятном окружении. А ты должна остаться здесь с Симойё-сан. Она хорошая женщина и станет обращаться с тобой как с собственной дочерью, - сказал он и, помолчав немного, добавил: - А тебе следует подчиняться ей и делать все, что она говорит, Кэтлин, даже если не понимаешь зачем. От этого зависит моя жизнь.
– Это единственный способ, отец?
– Да. Я никогда ни о чем не просил тебя, Кэтлин, - произнес отец глубоким голосом, который мне никогда прежде не доводилось слышать. В нем звучали мрачные нотки, предупреждавшие меня не спорить с ним.
– Тебе известны законы этой страны и важность сыновнего долга.
– Он погладил мои волосы, пальцами убирая их с лица и заставляя посмотреть ему в глаза.
– Не навлекай на нас бесчестье.
Хотя обычно я была чрезмерно любопытна, сейчас требовательный тон отца напугал меня. Да, я знала, какая роль отводится долгу в этой стране. Преданность семье была незыблемым устоем общества.
У меня не осталось выбора, кроме как повиноваться отцу, хотя подобное предложение судьбы и показалось мне довольно странным.
– Я все поняла, - произнесла я дрожащим голосом, едва сохраняя самоконтроль и ощущая на себе бесчисленные пары черных глаз, особенно взгляд той служанки, которая удержала меня от опрометчивого шага, когда я хотела броситься вперед, подстегиваемая бешеными эмоциями.
– Уверена ли ты, что понимаешь, чего от тебя ожидают, Кэтлин?
– требовательно спросил отец, опуская голову, чтобы смотреть мне прямо в глаза.
– Я сделаю, как ты пожелаешь, отец, - почтительно ответила я, хотя и не осознавала, зачем я это делаю. Возможно, потому, что я болезненно прочувствовала важность ситуации, или потому, что на меня взирало множество темноволосых девушек, чьи глаза отмечали мою уникальность, а голоса тихо нашептывали что-то друг другу. Возможно, в первый раз в жизни я была поставлена перед неким обстоятельством, которого не могла ни до конца понять, ни успешно сопротивляться ему. Не отрицаю, я была заинтригована идеей присоединиться к этим молодым женщинам, столь открыто выказывающим передо мной свое любопытство.
Они не верят, что я останусь. По словам одного японского поэта, американцы подобны бабочкам, порхающим с цветка на цветок, они беспокойны, как океанские волны. Я же должна придержать свою мятущуюся натуру и ждать. Ждать возвращения отца за мной, а также того дня, когда я стану гейшей.
Я разжала руки и отпустила полы его пальто.
Глаза мои застилали слезы, и я изо всех сил старалась не проронить ни слова, когда отец поцеловал меня в щеку, после чего в молчании поспешил к секретному выходу из чайного дома и исчез, растворившись в пелене дождя и ином мире, куда я не могла последовать за ним. Отец сообщил мне, что возвращение в Америку займет у него около восемнадцати дней, потому что погода часто бывает холодной и море штормит. Хотя айсбергов в Беринговом проливе не наблюдается, на Алеутских островах дуют суровые ветры, и многие суда погибают в пучине. Я молилась, чтобы эта страшная судьба миновала корабль моего отца.
Я вскинула голову и расправила плечи. Не в обычаях этой страны было показывать свои эмоции при посторонних. Я напомнила себе, что нужно быть мужественной, чтобы отец мог мною гордиться.
В этот поздний час летней ночи, находясь здесь, в Чайном доме Оглядывающегося дерева, я начну свое обучение, чтобы стать гейшей, или гейко, как их называют на местном диалекте Киото. Я научусь быть идеальной женщиной в искусственном мире, где каждая является искусной любовницей, чьи губы чувственны, улыбка обаятельна, но едва заметна, а глаза искрятся, готовые соблазнять или развлекать.
Мне привьют самые лучшие манеры, а также научат откровенно высказывать свое мнение, заразительно смеяться и флиртовать. Каждый изящный жест - будь то опускание глаз или поклон, призванный подчеркнуть красоту шеи, или покачивание длинными пальцами - будет являться частью моей скрупулезной подготовки.
Я буду распространять вокруг себя одухотворенность, стану живой статуей идеала женщины, отполированной до совершенства.
И помимо всего прочего в мои обязанности всегда будет входить создание для мужчин комфортной обстановки. Я узнаю, как очаровывать их изгибами моего тела и возбуждать в них желание. Мир наслаждений подобен пчеле, смакующей первый глоток цветочного нектара, или голодной птичке, клюющей мякоть сочного персика, - он примет меня в свои объятия, как заблудшую дочь.