Беломорско-Балтийский канал имени Сталина
Шрифт:
Нужно учиться использовать строительный сезон, учиться глубокой осенью класть грунт так, чтобы он не промерз.
Учиться ладить с людьми, разговаривать с рабочими, шутить со стариками и покупать молодых водкой. Мелкий дождь. Ситцевые вылинявшие рубашки рабочих. Там, далеко, за свинцовой рекой — Биржа, на другом берегу — дворец, памятник, военные парады. Своя квартира на глухой улице, освещенной не голубым газовым, а желтым керосиновым светом.
В котловане у Троицкого моста научился инженер Ананьев развертывать фронт работы, класть трапы, заказывать тачки, расставлять людей. Троицкий мост поправил дела Ананьева. Он через него вышел в люди. Дальше его история
В 1913 году, накануне мировой войны, Александр Георгиевич Ананьев организовал «Акционерное общество по орошению Ширабадской долины» и получил от названного общества полмиллиона наличными деньгами и на три миллиона рублей учредительских акций. В 1913 году, за год до мировой войны, Александр Георгиевич был настоящим миллионером, тузом крупного масштаба.
Как это произошло?
Герцен в предисловии к «Былому и думам» говорит об «отражении истории в человеке», отражении исторических событий в биографии современника. Биография Ананьева — в известной степени отражение его эпохи.
Революция 1905 года разбита и загнана в подполье. Небывалые урожаи. Расцвет промышленности и биржевых спекуляций. Поражение на Дальнем Востоке и кровавые потери не отучили русских капиталистов от авантюр. Вылазки в Персию. Наконец продвижение в Среднюю Азию, в так называемые Среднеазиатские владения, ныне Узбекистан, Таджикистан, Туркменистан.
«Ташкентцы» — так называл колонизаторов Туркестана Салтыков-Щедрин.
«Ташкентцы» — имя собирательное. Те, которые думают, что это только люди, желающие воспользоваться прогонными деньгами в Ташкент, ошибаются самым грубым образом.
«Чего хотели эти человекообразные?»
«Жрать! Жрать что бы то ни было, ценою чего бы то ни было».
«Ташкент как термин географический есть страна, лежащая на юго-восток от Оренбургской губернии. Это — классическая страна баранов, которые замечательны тем, что к стрижке ласковы и после оголения вновь обрастают с изумительной быстротой. Кто будет их стричь — к этому вопросу они по-видимому равнодушны, ибо знают, что стрижка есть нечто неизбежное в их жизни. Как только они завидят, что вдали грядет человек, стригущий и бреющий, то подгибают под себя ноги и ждут… Как термин отвлеченный, Ташкент есть страна, лежащая всюду, где бьют по зубам и где имеет право гражданственности предание о Макаре, телят не гоняющем».
По Аму-Дарье плывет колесный пароход «Цесаревич». Капризная, внезапно мелеющая река, вплоть до горизонта вся в бурых и рыжих отмелях. Чета Ананьевых, военный инженер в обер-офицерском чине и его жена, захудалого княжеского рода, едут в крепость Термез на афганской границе. В кают-компании специфическое общество русских колонизаторов Туркестана. Морские офицеры, сосланные за гомерическое пьянство и дебоши в амударьинскую военную флотилию. Чиновники ирригационного ведомства. Дипломатические чиновники при «независимых» бухарском эмире и хане хивинском. Священники гарнизонных церквей, поп-миссионер. Подрядчик Шамсудинов и молодые бухарские купцы, получившие лоск в петербургских и московских кафе-шантанах. Пожилые львицы из полусвета, ищущие успеха и бешеных туркестанских денег и эмирских драгоценных подарков. На палубе русские рабочие из Тамбовской губернии, выехавшие за работой на край света.
В такой обстановке вы впервые встречаетесь с Ананьевым. Чтобы понять, каким образом его занесло в Термез, нужно вспомнить о том, что дед Ананьева был офицером кавказской армии. Есть некоторая преемственная связь между дедом, представителем русского империализма, и внуком, будущим крупным
Город Термез. Тихая, не лишенная своеобразной прелести «гарнизонная жизнь». 1905 год миновал. Волнения гарнизона в Ташкенте уже в прошлом. Казаки себя показали и проучили «обнаглевшую солдатню». Балы в гарнизонном собрании, карты, романсы, рассказы про красивое прошлое, прошлое Скобелева, Кауфмана Туркестанского, Куропаткина, Комарова…
Где гусары прежних лет, Где гусары удалые…Рассказы про выдуманную в Кушкинской крепости игру в «кукушку», когда на карту ставили офицерскую жизнь, а не радужную «катеринку» или «петра». «Реки шампанского, красивые и смелые женщины, львицы, переменившие снега Северной Пальмиры на туркестанские пески и горячие ветра», мимолетные и бесконечные романы, кавалькады, охота на джайранов. Чем не колониальный роман, русский колониальный роман в духе Карамзина, Немировича-Данченко, Брешко-Брешковского. Русские тройки с бубенцами бок о бок с караванами верблюдов и слонами эмира бухарского.
Он жил в вассальном ханстве Российской империи, среди средневекового варварства, пыток, казней, тюрем-клоповников.
Русские офицеры и чиновники были экстерриториальны, их развлекали нравы двора азиатского князька-эмира и его беков. Беки по очереди содержали двор эмира, его дам, доставленных специальными своднями из Петербурга, Парижа и Будапешта, его бачей, его лошадей и упомянутых выше слонов. Бек имел право предавать смерти жителей провинции, и провинция была у бека на откупе.
Когда инженер Ананьев писал заметки о своем прошлом, вся эта жизнь была у него позади. «Время прошло весело и незаметно», пишет он, но вслед за этим веселым и незаметным временем он пережил десятилетие войны и революции, и это десятилетие научило его обращать внимание на темные стороны его прошлого. Он упоминает о титуле «усладителя дней эмира», который был присвоен молодому и красивому придворному, но он помнит и мучительную публичную казнь батрака, дехканина, который принял на себя вину бая. Батраку перерезал горло палач на Базарной площади, и труп висел три дня, перекинутый через шест, как баранья туша. Безумная старуха-мать ползала у трупа единственного сына. Она не могла выкупить труп, и тело выбросили на свалку — так эпически просто заключает Ананьев.
Два прожитых десятилетия, война и революция научили Ананьева думать о прошлом. Оказывается, у него на памяти не только кавалькады и красивые и смелые женщины… Он видел землянки и шалаши, где в повальных болезнях, малярии и повальном пьянстве лежали строящие крепость рабочие — Козловы, Мигуновы, Соколовы, плотники, печники и землекопы из Нижегородской, Саратовской и Тамбовской губерний. В некотором смущении он пробует найти себе оправдание в том, что он был посаженным отцом у них на свадьбах и крестинах детей и потешал их легким и веселым нравом…
Дальше вы увидите, чего стоил этот легкий и веселый нрав многим таджикским дехканам…
«Велик будет тот человек, который восстановит орошение Ширабадской долины».
Посмотрим, действительно ли был велик человек, затеявший это дело, и в чем заключался его подвиг.
«В 1910 году, — пишет он, — я занялся „личным крупным предприятием“ и ушел в отставку в чине капитана».
«Личное большое предприятие» инженера Ананьева заключалось в том, что он учредил акционерное общество по орошению семидесяти тысяч гектаров земли в Ширабадской долине.