Белорусские поэты (XIX - начала XX века)

Богданович Максим Адамович

ДУМЫ

С. Е. ПОЛУЯНУ

С Израилем певцу один закон: Да не творит себе кумиров он. Е. Баратынский

Полюбуйся падучей звездой, Что искристым чарует огнем; Будто змей пролетит золотой И рассыплется в небе ночном. Но ведь мир еще вспомнит о ней, Светлый свет ее — в душах людей! Жизнь свободно и ярко прожить… Нет счастливей судьбы на земле: Всё кругом на момент осветить — И погаснуть навеки во мгле. Всё

исчезнет, пройдет, словно дым, — Светлый след будет вечно живым. <1910>

КАГАНЦУ

Смолк певец, затаил свои песни, Он их больше уже не поет. Но растут они в нем всё звучней, всё чудесней… Лед холодный в душе под напором их треснет, И рекою разлив их пойдет. Так порою поток под землею таится; Но ведь сможет он недра прорыть И гремучим ключом на свободу пробиться, И по шири земной будет долго катиться И родимому краю служить. <1910>

«Уж синее небо темнеет…»

Уж синее небо темнеет. День кончился, ночь впереди. Блистательных звезд ожерелья Порвались на божьей груди. Рассыпались звезды и чутко На землю, на край наш глядят. Что ж видят они там, что слышат? Зачем всё дрожат и дрожат? 1910

КРАЙ МОЙ РОДИМЫЙ…

Край мой родимый! Как проклятый богом, Сколько ты вынес недоли! Тучи, болота… Над нивой убогой Ветер гуляет на воле. Клены, березки да темные хаты С тощими нивами рядом. Люди, как нищие, ходят в заплатах, Ясному солнцу не рады. Сделали много их сильные руки, Вынесли многое спины. Сколько заставили вытерпеть муки Пущи, овраги, низины! Глянь, приглядися к забитому люду, Сердце от боли заплачет: Горькое, тяжкое горе повсюду, Всюду одна неудача. В песне поется, как вдовьего сына — Янку — судьба загубила; Там, где над речкой склонилась калина, Янку вдова схоронила. В песнях и в сказках — всё та же невзгода, Радости сердце не чует. Стиснуто горем дыханье народа, Горе повсюду панует. Словно широкое, бурное море, Край наш оно затопило… Братья! Развеем ли тяжкое горе? Братья! Достанет ли силы? <1909>

«Холодной ночью я на полевом просторе…»

Холодной ночью я на полевом просторе Лег у костра, забылся в полусне. Огонь слабел, слабел… Совсем погас он вскоре… И весело вдруг стало как-то мне! Пусть, серый пепел, ты весь тот костер собою В недолгий срок, как ризою, покрыл,— Я знаю, что огонь дрожит и под золою, Я знаю, красный жар под нею не остыл. Пусть череда годин унылых, грустных, серых, Как пепел, на душу ложится много раз, Скрывая под собой огонь горячей веры. Пусть не видать его… А всё ж он не погас! Июль 1910

«Брось ты и плакать и крушиться…»

Брось ты и плакать и крушиться Об участи родной страны! Не видишь — солнце золотится Ночами в зеркале луны? Горит оно! Оно проглянет И всех поднимет ото сна. Погожий день еще настанет — Проснется наша сторона! Под маскою зимы ненастной, Под снегом виден лик весны, И сказкой веет стих мой — ясный, Как звезд предутренние сны. <1911>

«Срезаем мы ветки сухие. Одна за одной…»

Срезаем мы ветки сухие. Одна за одной На землю без жалоб они чередою ложатся. Ведь смерть их нужна, чтобы дерево новой весной Могло бы расти, красоваться. Товарищи, братья! А если бы Родина-мать В бореньи с недолей истратила все свои силы,— Смогли б мы, как надо, в час этот ей жизни отдать, Без жалоб пустых лечь в могилу?! 1910

«Ринемся, братья, смелей…»

Ринемся, братья, смелей В бой, навстречу суровой судьбе! Вопли трусливых людей Пусть не будут помехой борьбе… Против теченья плывет В мире только живое одно! Мертвое ж сразу идет В речке камнем на самое дно. <1910>

«Наших дедов душили чащобы лесов…»

Наших дедов душили чащобы лесов, Не давали им жить настоящим житьем, И палить они стали те дебри огнем, Их кругом поджигая с далеких концов. И пылали по нашему краю леса, Пока солнце не стало повсюду светить; И светлей и вольней люди начали жить, На золе, где ни глянь, спелой ржи полоса. С наших дедов суровых пример бы нам взять, Не клониться в беде, не бояться огня, Ведь тогда лишь дождемся мы ясного дня, Если тяжесть борьбы нас не будет пугать. Между 1909 и 1912

«Приди, гроза, и силой новой…»

Приди, гроза, и силой новой Вей, ветер, с нею заодно! Под вихрем улетит полова, Оставит чистое зерно. Ударь, циклон, в такую пору, Целуй сильней морское дно, Плесни волну — и перлов гору На берег выбросит оно. Между 1909 и 1912

«Не горит ни в час смерканья, ни глубокой темной ночью…»

Не горит ни в час смерканья, ни глубокой темной ночью Драгоценный камень, Но лишь ясный день настанет — и красой чарует очи, Манит дивный пламень. Упадет луч солнца жаркий на шлифованные грани — Блеск польется дивный, Всюду радужные искры рассыпать тот камень станет Ярко, переливно. Так вот в сумрачные ночи темным кажется народ мой, Бедный и несчастный; Но лишь встанет в небе солнце — и проснется дух народный И засветит ясно! <1911>

«Солнце пило воду из криниц холодных…»

Солнце пило воду из криниц холодных, Будто пар, тянуло солнце воду ввысь; По лучам взлетели капли в поднебесье, Тучами по небу вольно понеслись. Вдаль они несутся, и летят под ними Рощи и болота, нивы и луга. Что же там сверкает? То не ты ль, сестрица, То не ты ли льешься серебром, река? Загремели гулко радостные громы, И далеко буйный ветер их разнес. И к реке родимой ринулися тучи И слилися с нею ливнем капель-слез. Между 1909 и 1912