Белорусские поэты (XIX - начала XX века)

Богданович Максим Адамович

1. «Гнусь я вечно, пока не порвется…»

Гнусь я вечно, пока не порвется Жизнь моя, словно сгнившая нить; Если б знал я, что столько прольется Слез и пота, — не стал бы и жить. Верст немало оттопал пешком я, Строил всюду дороги, мосты; Лился пот, как дробил я на комья Тяжким плугом сухие пласты. Над песком, над трясиной немою Много всяких я вытерпел мук. Не придется потом, под землею, Мне стыдиться мозолистых рук. Помирать мне пора, пот и слезы Жизнь мою, словно мыши, грызут; Горе гнет, как метелица лозы, Думы сердце и душу гнетут. Счастье

ж глянет — и вдаль пронесется, Мне во сне его только ловить!.. Так пускай же, пускай ее рвется Жизнь моя, словно сгнившая нить! <1909>

2. «Я хлеба у сытых просил и молил…»

Я хлеба у сытых просил и молил — Они мне каменья давали, И эти каменья меж ними и мной Стеною огромною встали. И вот она выше и выше растет, И многих пугает порою. Что ж будет, коль дрогнет, коль рухнет она? Кого погребет под собою? <1909>

ФИЛИН

Загорелись кровью очи. Вдаль несется С темной ели звук тоски и смеха И широко в чаще отдается, Повторенный голосистым эхом. И, пугаясь, ждешь исхода ночи. Всё сдается: встал лесун великий, — Огневеют, блещут кровью очи, Не смолкает смех глухой и дикий. <1909>

«НАШЕЙ НИВЕ»

От всей души я шлю приветы: Три года здравствует дитя — На языке родном газета; От всей души я шлю приветы, В простом, сердечном слове этом Желаю долгого житья. От всей души я шлю приветы — Три года здравствует дитя! <1909>

ЛЕШИЙ («Сосны, ели, хвощ да хвоя…»

Сосны, ели, хвощ да хвоя, Темный мох. Знаю я — косматый леший Тут залег. Завалился он на хвою, На кору, Всё колышет и всё движет Он в бору. 1909

СТАРОСТЬ

Пылают осины, калины Червонные сыплют листы И вязкой желтеющей глины Тяжелые кроют пласты. И леший, согнувшись понуро, Бредет по раздолью дорог. Обшарпана старая шкура, И сломан о дерево рог. Дорога вся в лужах. Размыта Дождем проливным колея. И чавкает грязь под копытом, Шуршит, выползая, змея. Косматая шерсть перемокла, Бредет старикашка во тьму, И льдинки, как битые стекла, Царапают лапы ему. Спешит он дойти до трясины: Там — мягкие, теплые мхи, А здесь только плачут осины И колются сучья ольхи. 1909

ОСЕННЕЙ НОЧЬЮ

Раскрасился сажею вечер. Дождь бьется с волною речной; Гуляет, гудит над ней ветер И воет, как волки зимой. Спокойно мне здесь под водою, Я возле постава лежу; В него упираясь рукою, Я с мельницей сказку твержу. И кружится жернов проворен, И ходит стена ходуном; А думы — что колос без зерен, — Не стану бороться со сном. Постав я ногою толкаю, Склоняюсь ко дну головой — Дремлю, а потом засыпаю Под шум непогоды глухой. 1909

ПОДВЕЙ

Разгулялася

веселая метель, Пробудился, в поле кинулся Подвей, В голову ему ударил снежный хмель, Не сдержал он буйной радости своей. Пляшет, скачет. Снег срывается, летит, Веют белые над полем рукава, А Подвей несется, кружится, гудит, Запевает, удалая голова! Рвется, треплется рубаха на ветру, Разметались космы, пали на глаза, Сучья с треском наземь рушатся в бору, Стонут, плачут на раздолье голоса. Долго, долго будет тешиться Подвей! А когда в постель повалит снежный хмель, — Белый мрак его сокроет меж полей, Заметет, завалит буйная метель. 1909

«Я, больной и бескрылый поэт…»

Я, больной и бескрылый поэт, Помню, раз позабыл свое горе, — Это чудо принес ваш привет. Я — больной и бескрылый поэт. Может, стих моей жизни уж спет, — Так пускай вам хоть песня повторит, Как больной и бескрылый поэт На минуту забыл свое горе. 1909

«Дождик в поле, и холод, и мгла…»

Дождик в поле, и холод, и мгла… В деревушке мерцают огни. Там, таясь, испугавшись, легла Доля горькая в черной тени. И под темными крыльями ночи Не видны мне теперь ее очи. Только ветер осенний ночной В поле грустно гудит и поет О родимой сторонке глухой И о доле несчастной ее. Сжала сердце мне песня ночная, Пусть же ветер опять запевает, Пусть поет средь родимой земли И разбудит в сердцах наших стыд, Чтоб на битву с неправдою шли Те, в ком совесть сегодня не спит. Долю черная ночь не укроет, Если выльется слово живое! 1909

ЗМЕИНЫЙ ЦАРЬ

Темень. Бор сосновый мшист и дик. Смерть пришла уже ко мне… Ты зажгись, зари вечерней лик, В этой мглистой вышине. Страшно и тоскливо в час ночной Помирать. Шумит трава. Где-то дятла слышен стук глухой, Громко ухает сова. А умрешь — притиснут грудь пласты Глины. Встану ж на яру, Голову просуну сквозь кусты, Гляну в небо и умру. Скатится корона, побежит, Золотая, в серый мох. Крот могилу рыть мне заспешит, Пронесется ветра вздох. В небе встанет месяц-молодик, Заблестит роса в огне. Ты зажгись, зари вечерней лик, В этой мглистой вышине. <1910>

ВЕЧЕР

На небе месяц всплыл зеленый, Он вскоре станет снежно-бел. Над лесом, где вздыхают клены, На небе месяц всплыл зеленый. Мир спит, не видя в дреме сонной, Что свет за тучкой заблестел И в небе месяц всплыл зеленый, Что вскоре станет снежно-бел. <1910>

МОЯ ДУША

Моя душа — как ястреб дикий, Что рвется в небо на простор И вольных пташек ловит крики, — Моя душа — как ястреб дикий. Услышав их, стряхнет великий Свой сон, взлетит превыше гор, — Моя душа — как ястреб дикий, Что рвется в небо на простор. <1910>