Белые ночи
Шрифт:
Впрочем, Омнир был достаточно мудр, чтобы понимать мои мотивы, а потому, думается мне, именно поэтому ни разу за долгие недели выздоровления не докучал ненужными расспросами. И даже на прощание не упрекнул в откровенной фальши. Кажется, он просто хорошо знал правило: «меньше знаешь, крепче спишь», а потому, по обыкновению, промолчал. Только глаза его стали совсем печальными, да губы тронула легкая понимающая улыбка. Он меня не винил. Прощал эту наглую ложь, потому что прекрасно знал, что я, если когда-нибудь действительно окажусь поблизости, никогда не рискну его жизнью ради мимолетного мгновения встречи со случайно обретенным другом. Именно поэтому я не собиралась возвращаться. И поэтому же прятала сейчас злые слезы.
— Прости, — неслышно шепнула я, когда убедилась, что за мной никто не следует, а уютный шалашик лесного целителя остался далеко позади. — И прощай. Да убережет тебя Двуединый.
После чего решительно тряхнула головой, молниеносно сменила набивший оскомину образ рыжеволосой Ведьмы, поправила сумку и быстрым шагом отправилась на восток. В противоположную сторону от Ларессы. Туда, где кончались нормальные дороги, где буйной зеленью красовались непроходимые леса. Где все меньше встречались мирные деревеньки,
В эти скучные дни я долго размышляла: о себе, о прошлом, о несчастливом стечении обстоятельств, вынуждающем не наслаждаться покоем в роскошных апартаментов какой-нибудь столичной гостиницы, а нескончаемо топать на своих двоих в дождь, грязь и холодный ветер, попутно выискивая подходящее место для ночлега. Впрочем, что еще прикажете делать, если лошади нет, сравнительно ровная дорога большую часть времени пустовала, а его, это проклятое время, неожиданно стало некуда девать? Да, я шла пешком, и это было прискорбно. В многочисленные села старалась не заходить, города старательно обходила стороной, ночевала под открытым небом, в каком-нибудь пушистом ельнике или просто там, где застала ночь. От мощеного тракта старалась отдалиться побольше, но из виду его не упускала, потому что он был единственной путеводной ниточкой, способной увести меня далеко на восток. Сказать, чтобы я боялась темноты — нет, это было бы ложью. Хищное зверье меня тоже не тревожило, потому как издалека чуяло во мне двойственную природу. Однажды, правда, особенно голодный волк не утерпел и подобрался на расстояние броска, пока я мирно спала, завернувшись в теплый плащ, но стоило мне открыть глаза и посмотреть ему в глаза, с тихим взвизгом убрался восвояси.
Так что, можно считать, путешествовала я в полном одиночестве. И только иногда, в редкие моменты малодушия, когда сил больше не было терпеть ежедневное умывание в лесных ручьях, а одежда требовала более тщательной чистки, чем полоскание в холодной воде, я проводила ночь на ближайшем постоялом дворе.
Правда, всегда просилась на постой после полуночи, боясь, что меня запомнят или, что вернее, обратят внимание на мои глаза, а уходила чуть не с рассветом, когда солнце только-только позолотит верхушки деревьев и пока никто не отметит мое скромное присутствие. Всего лишь немного горячей воды, капельку времени для сна, необходимость пополнить скудные припасы и все — пора обратно на дорогу. Денег у меня было крайне мало. Только-только, чтобы позволить себе эти редкие моменты передышки. Вот уж когда я порадовалась, что не тащу с собой лошадь, которую тоже надо мыть, кормить, поить, смотреть за копытами и платить за ее содержание на чужой конюшне. Лазать по чужим сумкам и кошелькам, чтобы слегка восполнить невеликий бюджет, я не осмеливалась — не хотела, чтобы возмущенные моей наглостью купцы по полгода потом вспоминали «дрянную девицу» с ловкими пальчиками. Входить по ночам в деревенские избы тоже было бесполезно — никакой поживы там не ожидалось, а значит, и время тратить не стоило. Поэтому я решила: нет, никакого больше риска. Если здорово приспичит, конечно, вернусь к родному ремеслу, но до тех пор — ни-ни. Чем лучше я замету следы, тем больше у меня шансов добраться до Пустошей живой и невредимой.
Пару раз я позволяла подвезти себя какому-нибудь разговорчивому селянину или сердобольному старику, решившему свезти в ближайший город налепленные горшки, добытые шкуры или не слишком качественную муку с ближайшей мельницы. Давала отдых ногам, заодно узнавала последние новости, старательно выведывала дорогу и думала. Очень много думала, потому что в первый раз попала в такой скверный переплет.
Мне не давали покоя настойчивые мысли о прошлом. О том, почему я вдруг оказалась в каком-то забытом богом селе — одна, не помнящая себя, но зато с весьма ценным амулетом и духом-хранителем в придачу. При том, что дух этот долгие годы упорно молчал, а потом вдруг объявился и с ходу взялся за мое воспитание. Но почему тогда, почему не раньше? Что ему помешало учить меня обращаться со своим странным даром с самых первых дней жизни? Почему очнулся от забвения лишь тогда, когда я стала девушкой и, более того, вдруг впервые ощутила свою новую силу? Впервые смогла себя изменить, а перед этим дико испугалась и страшно разозлилась? Почему, в конце концов, тот, кто снабдил меня столь ценным спутником, до сих пор так и не объявился в моей жизни? И это при том, что духи-хранители действительно были невероятной редкостью! А имели их даже из знатных богачей очень и очень немногие. Короли, пожалуй, да самые приближенные к ним особы. Например, Верховный Маг? Или главный казначей? Более того, я отлично знала, что сами маги, призывая такого охранника из Мира Теней, тратили огромное количество сил, безумно уставали, но и тогда, выложившись чуть ли не полностью, привязывали невидимого соглядатая всего лишь к какому-нибудь предмету. Ну, колечко там какое, или подвеска, оружие иногда использовали… разрушь его, и освобожденный дух с радостным воплем отправится обратно. Но чтобы привязать чужую, разумную сущность к живому человеку — я о таком прежде вообще не слышала. Особенно так, как это сделали с Румом, который нежданно-негаданно оказался заложником моего благополучия. И это значило лишь одно: кто-то здорово постарался обезопасить меня от чужого внимания. Кто-то очень могучий, владеющий магией сам или имеющий достаточно средств, чтобы оплатить эту несказанно дорогую услугу. Иными словами, НЕКТО, кто прекрасно знал о моих любопытных способностях и не желал их светить до поры до времени.
Вот только что ему было нужно? Ведь если мой неизвестный благодетель знал, что я — не обычный человек… если отдавал себе отчет в моих любопытных умениях… если заранее позаботился о том, чтобы о них не узнал никто из гильдии магов… а то, что они не знают, можно сказать с полной уверенностью, иначе сидела бы я сейчас под замком, в какой-нибудь их лаборатории или пахала на благо любимого королевства в виде натасканного шпиона или наемного убийцы… да-да, наши дражайшие чародеи никогда не упустили бы случая использовать такой уникальный дар! Так вот, если кто-то так умно меня закрыл от их нездорового внимания, то почему до сих пор не нашел сам? Почему, в конце концов, я росла Иир знает где, полностью предоставленная сама себе и заботам одного старого ворчуна, а не под присмотром сотен нянек и дядек, в каком-нибудь далеком светлом тереме, за надежной дверью и рядом с внушительной охраной?
Многозначительное молчание и неопределенное бурчание своего духа-хранителя, смешанного с неприкрытым раздражением всякий раз, когда я пыталась это выяснить, определенно наводили на мысли, что тут не все чисто. Впрочем, могу понять его недовольство: если бы мне довелось оказаться в таком положении… вырванной из привычного мира, на грани жизни и смерти… снова… но не просто так, а повязанной самым важным, что еще только оставалось… м-да, честно говоря, просто удивительно, что он стал мне другом, а не врагом. Странно, что не ненавидит, хотя вроде должен был. Заботится, как о собственном неразумном чаде, радеет, тревожится, помогает. Может, любит по-своему и искренне переживает, когда я попадаю в какие-нибудь неприятности. Однако мой амулет, к которому он, как оказалось, не имеет никакого отношения… затем — совершенно неожиданный рывок в далекую Ларессу в погоне за новой жемчужиной, сильно смахивающий на то, что Рум про нее просто откуда-то вспомнил… откровенное возбуждение маленького молчуна после того, как он увидел это чудо своими глазами… наконец, его чересчур долгая задумчивость все последние три года, откровенно напоминающая тщетные попытки припомнить что-то еще, упорное нежелание посвящать меня в свои выводы… эти неоспоримые факты заставляли смутно подозревать, что, возможно… конечно, это только предположение, но, возможно, именно Рум был той связующей ниточкой, которая должна была привести меня к неведомому благодетелю. Быть может, именно на духа-хранителя была возложена нелегкая миссия по моему присмотру, охране и научению. Иначе эту неоправданную настойчивость, с которой когда-то меня заставляли до последней черточки «слизывать» облик случайных прохожих, просто невозможно объяснить. Его вечные придирки, как у старого армейского сержанта к зеленому, но строптивому новобранцу. Нескончаемые упреки в недостаточном усердии. Вечная торопливость, заставляющая думать, что мы куда-то опаздываем…
Я тяжело вздохнула.
Что ж, определенный смысл в этом есть, потому что представить себе, что Рума мне подарили просто так, за красивые глаза, довольно сложно. Я могла быть и полукровкой, и результатом эксперимента помешанного на оборотнях сумасшедшего мага, и дочерью какого-нибудь знатного человека, решившего таким образом скрыть меня от пристального внимания гильдии магов и спрятать до… до чего? Совершеннолетия? Тоже вполне возможно, ведь именно после его достижения я стала легко и быстро менять обличья, да еще с такой поразительной точностью, что даже Рум порой диву давался. Но почему так вышло? Что случилось после того, как меня выбросили на улицу? Какой сбой в проклятом амулете, что я только через двенадцать лет смогла узнать, ЧТО я за чудовище? Поломка? Брак? Незаметный удар? Если принять это за рабочую гипотезу, то получается, что Рум, как бы ни отпирался и не отмалчивался, просто был поврежден во время привязки к моему незрелому разуму и хрупкому тельцу. Получается, он многое утратил из тех знаний, какими когда-то владел. В том числе, и о своем истинном предназначении. Ведь духи… они очень не хотят возвращаться в наш мир по своей воле. Потому-то так сложно заарканить их и заставить служить. А то, что случилось со мной, заставляло думать, что Рум почему-то… вдруг пожелал этого. САМ согласился на подобную каторгу, иначе его не смогли бы связать с моей душой никакими расчудесными заклятиями и, разумеется, не дали бы свободы, позволив не тухнуть в специально созданном вместилище, как всегда бывало, а спокойно летать повсюду в виде призрачного облачка и даже по собственному усмотрению возвращаться в Мир Теней. Конечно, ненадолго, но все же…
Правда, мне он о своем мире никогда не рассказывал. И о прошлой жизни тоже. Или сам не помнил, или же она была не очень… хорошей.
Кстати, мой маленький шпион до сих пор так и не объявился, хотя я упорно звала его каждый вечер, едва солнце скрывалось за горизонтом, а на тракт опускалась непроглядная темнота. Шептала ему в тишине, настойчиво звала, просила вернуться, зная, что для духа мой голос послужит хорошим ориентиром. Иногда даже казалось, что временами он меня все-таки слышит, потому что пару раз я тоже что-то чувствовала в ответ — так, будто и он пытался пробиться сквозь завесу своего загадочного мира, но по какой-то неясной причине у нас ничего не получалось. Он не приходил, как раньше, не говорил со мной во снах, не светился возмущенным облачком, распиная за опасное промедление в сокровищнице… и я тоже беспокоилась: ворчливый дух был мне дорог. Если бы удалось точно выяснить, что с ним все в порядке, я бы не расстроилась. Оставила бы в покое. В конце концов, и сама уже давно предлагала провести нехитрый ритуал и отпустить его восвояси. Но его все не было; ни весточки, ни знака, и я не знала, что думать.
Кстати, от несложного ритуала упокаивания он наотрез отказался. А потом, словно боясь, что я буду настаивать, весомо добавил, что это, мол, все равно не поможет, и он станет свободным лишь тогда, когда умру я. На что я, будучи в хорошем настроении, в шутку предложила быстрый способ избавления от моего присутствия путем скидывания с ближайшей крыши или «случайно» организованной встречи с городской стражей, что было ему вполне по силам. Но, против ожиданий, не услышала язвительного предложения попробовать хоть сейчас, а совершенно неожиданно нарвалась на какое-то жутковатое, поистине ледяное молчание, смешанное с нешуточной обидой и стремительно разгорающейся яростью. Перепугалась, конечно, потому что никогда не думала, что мой старый друг способен на такие бурные эмоции, а потом еще с месяц подлизывалась, тщетно вымаливая прощение.