Белые паруса. По путям кораблей
Шрифт:
— По первой, братцы, — ораторствовал Сенька, держа и руке граненый стакан, — за Костю, чтобы век свой ел, пил и горя, так сказать, не знал!
Все потянулись чокаться. Костя поглядел на Нину, которая сидела на противоположном конце стола, она ответила долгим, веселым и понимающим взглядом.
— Второй тост — за общие успехи наши, — снова заговорил Шутько, как только кончилась пауза, во время которой выпили и закусили.
Час спустя в комнате стало душно, накурено, бестолково и шумно. Магнитофон
Нина выпила крепленого вина, несколько раз протанцевала с Костей и по одному разу с Эдиком и Сенькой, от души старалась веселиться, но веселья не получалось. Даже наоборот, чем дальше, тем компания нравилась ей меньше и меньше. Прически девушек растрепались. Лора пыхала папироской. Глаза Эдика посоловели, он ежеминутно трогал себя за нос. Трезвее выглядел Костя — помня обязанности хозяина, пил меньше других, и, пожалуй, Сенька — от привычки к спиртному, догадалась Нина.
Танец Эдику надоел, нетвердыми шагами подойдя к магнитофону, он нажал на клавишу. Музыка смолкла.
Опять принялись за выпивку. Сенька налил не то портвейна, не то вермута в стакан до краев, расплескивая, полез к Косте:
— Выпей, со мной выпей!
— Спасибо, не хочу, хватит, я ведь водку пил.
— Выпей, обидишь! Выпей, — сам не зная зачем ему это нужно, приставал Сенька с пьяной назойливостью. — Обидишь!
— Многовато мне…
Эдик присоединился к Сеньке.
— Ну уважь нас, гостей своих, не обижай.
— Причем тут уважение!
— Нет, ты брось, ты, так сказать, уважь, правильно он говорит.
Костя понял: не отделаешься.
— Ладно, за ваше здоровье.
— Вот правильно, за наше!
Оба гостя налили и себе. Торжественно чокнулись.
— Будем здоровы!
Костя взял стакан, нерешительно посмотрел на него, набравшись духу, залпом выпил. Сенька и Эдик последовали его примеру.
Качнулась, поплыла перед глазами комната. Костя взял да и налил себе еще. На руку его легла Нинина рука:
— Не надо, Костик, хватит.
— Почему хватит? — вмешался Сенька. — Повторить не мешает.
— Костик, прошу тебя.
— Ты брось, ты отойди, ничего мне не будет.
— Ну, как хочешь.
Нина нахмурилась, убрала руку.
— Вот это по-нашему, по-чемпионски! — обрадовался Сенька, глядя, как Костя пьет.
Снова включили магнитофон. Вместо джаза загремела «цыганочка». Лора не вытерпела, ударилась в пляс. Вскидывает ногами, поднимается юбка, мелькают круглые колени. Сенька заржал, обнял девушку, посадил рядом с собой на кровать. Лица их пятнами выделялись на пестром рисунке «тарантеллы», выглядели подчеркнуто багровыми. В ответ на какое-то замечание кавалера, Лора взвизгнула.
Нине стало противно. Попросила:
— Выйдем на балкон.
— Давай, — быстро согласился Костя.
Хрип магнитофона, взвизги девушек остались за захлопнутой дверью. На балконе было
Нина облокотилась о перила, смотрела вдаль, задумалась. Было хорошо и чуть тревожно. Она гадала, что сейчас, когда они наедине, сделает Костя. Ей хотелось, чтобы он подошел и обнял ее — как тогда, когда только вошли в квартиру. Пугаясь и стыдясь, вдруг поняла, что останется сегодня здесь на ночь. Все уйдут, а она останется… Да, останется…
Что сейчас сделает Костя?
Он стоял пошатываясь, прислушиваясь к себе.
Из-за прикрытой двери донесся возбужденный девичий смех.
Костя поднял тяжелую голову.
— Нина!
— Что?
Обернулась к Косте. Доверчиво, ожидающе поглядела снизу вверх. Полураскрылись девичьи губы.
Не говоря ни слова, схватил ее за плечи, начал целовать. Пахнуло водкой, маринованным луком. Костина рука соскользнула с ее плеча, больно стиснула круглую твердую грудь.
Бац, бац, бац — звонко прозвучали пощечины. Костя остался на балконе один.
Нина торопливо прошла через комнату. Веселье продолжалось на высоком градусе, о хозяевах забыли. Эдик и Лера с глубокомысленно-отсутствующими лицами танцевали. Сенька и Лора по-прежнему развалились на кровати, сентиментальная картинка «тарантеллы» никак не вязалась ни с позами, ни с выражением их лиц.
Шутько что-то сказал вдогонку Нине, она не расслышала. Выбежала в переднюю.
Костя кинулся следом. На лестничной площадке позвал:
— Нина! Нина же!
Ответа не было. Далеко внизу стучали-перестукивали каблучки. Разнесся по этажам глухой удар парадной двери.
Прыгая через две-три ступени, Костя выскочил на улицу.
Фонарь на трамвайной остановке освещал тонкую фигурку. Устремился к ней.
— Нина! Погоди! Я все объясню!
Прежде, чем успел добежать, Нина села в подошедший трамвай — не в тот, что ей нужен, заметил Костя. Позванивая, вагон скрылся в темной перспективе улиц. Звон был ехидным, торжествующим.
Костя стоял молча, не в силах собраться с мыслями, тупо глядел вслед исчезнувшему трамваю. Понимал, что виноват, обидел Нину, а сердился не на себя, на нее: «Подумаешь, остановиться, по-хорошему поговорить не могла!»
Домой побрел в смешанных чувствах.
Здесь без него не соскучились — танцевали Эдик и Лера, Сенька с глубокомысленным видом жевал у стола. Увидев входящего Костю, сказал с пьяной важностью:
— Не догнал? Волю девкам давать нельзя.
— Ждать и догонять — всего хуже, — тоже многозначительно вставил Эдик, не прерывая танца.
Костя не ответил, сел на кровать. Шутько подумал-подумал, налил себе и Косте:
— Давай!
Теперь было все равно. Не думая, Костя взял стакан, поднес к губам. Тянул горько-сладкую жидкость долго, мучительно. Наконец, опорожнил стакан, неверной рукой поставил на место.