Белые снега
Шрифт:
— Нет, учителя надо называть но имени-отчеству.
— Хорошо, — вздохнул Тэгрын, — пусть будет Петр Яковлевич.
Он что-то сказал ребятам, и те несколько раз повторили имя учителя:
— Потыр Якылевич, Пиотыр Аковлевич, Покотыр Ваковлевич!
Особенно хорошо получалось у девочки, сидящей на первой парте.
— А ну, скажи одна, — попросил ее Сорокин.
Девочка застеснялась, закрыла рукавом лицо и отвернулась.
— Она стесняется, — заметил Тэгрын, которому нравилась роль толкователя учительских слов.
— Ну, ничего, — сказал Сорокин. — Пусть теперь каждый скажет мне свое имя.
Он открыл гроссбух, превращенный им в классный журнал, и обратился к мальчику на первой парте:
— Скажи мне свое имя. Мальчик четко и громко произнес:
— Унненер.
— Хорошо, — Сорокин принялся записывать имя в журнал. — А тебя как зовут?
— Кымынэ, — ответила девочка.
— Так — Кымынэ, — повторил Сорокин.
За плечом сопел Тэгрын, внимательно следя, как учитель пишет имена учеников.
— Кол-звезда, — сказал он, — женщина-червяк.
— Что?
— Унненер по-русски будет — Кол-звезда, — объяснил Тэгрын, — а Кымынэ — женщина-червяк. Кол-звезда — это Полярная звезда…
— А женщина-червяк? — машинально спросил Сорокин.
— Так и будет, — невозмутимо ответил Тэгрын.
Сорокин посмотрел на Кымынэ. Красивая девочка, с круглым лицом, длинными ресницами. Синяя татуировка на подбородке нисколько не портила ее.
Надо бы порасспросить, почему так назвали девочку, но это потом… У других ребят имена были обычные: Вуквуп — камень, Тутына — тьма, один из мальчиков, задумчивый, тихий, носил имя Тутрил, что означало — крылья сумерек.
Разобравшись с именами, Сорокин объявил перерыв и вместе с Тэгрыном направился в соседнюю комнату, где их ждал милиционер Драбкин.
— Тяжело вам, — сказал Драбкин, подавая учителю ковшик ледяной воды, — я все слышал.
Тэгрын, обливаясь потом, тоже жадно припал к ковшу с водой.
— Трудно… — наконец выдохнул он, — трудная она, эта грамота.
— Почему девочку зовут червяком? — спросил Сорокин.
— Не знаю… Так, наверное, надо было. А что такое Сорокин?
— Сорока — это птица.
— Хорошо быть птицей, — задумчиво произнес Тэгрын.
— А мое — Тэгрын — значит копье.
— Копье — тоже хорошо, — сказал Драбкин. — Ну, пора начинать… — Он взял колокольчик и подал сигнал к началу второго урока.
Сорокин раздал ученикам заранее заточенные карандаши, блокнотики и показал, как надо держать карандаш. Оказалось, что верно ухватить непривычную палочку нелегко. Унненер, нацелившись на бумажный лист, собрался было поставить какой-нибудь знак, но не рассчитал свои силы и порвал бумагу.
— Ничего, — утешил его учитель, — придет время — научишься хорошо писать.
Скованность первых минут прошла, и ученики склонились над тетрадками, стараясь провести начальную линию своей будущей жизни.
Тэгрын ходил между рядами и деловито поправлял пламя жирников.
За окном по-прежнему выл ветер, ледяная волна била о берег, а в классе было тепло и уютно.
И вдруг эту тишину разорвал крик. Сначала дальний, еле различимый. Ребятишки подняли головы. Голос перекатывался по селению и приближался к деревянной яранге — школе.
Сорокин прислушался.
— Вэкын! Вэкын! — неслось по Улаку.
— Вэкын! — воскликнул Унненер и кинул на стол карандаш.
Словно буря прокатилась по классу:
— Вэкын! Вэкын!
Тэгрын на минуту застыл на месте, потом с громким криком «вэкын!» кинулся к двери и исчез в студеном ветре, ворвавшемся в класс. За ним побежали ребята.
— Куда вы? Куда? — Следом за детьми учитель выскочил из домика и увидел, что из всех яранг к морю бегут люди. Они тащат на себе кожаные и матерчатые мешки, ведра.
Драбкин встревожился:
— Беда какая?
— Не похоже, — ответил Сорокин. — Посмотрим, что там приключилось.
Ветер и ледяные капли больно секли лицо. Море ревело и дыбилось, поднимая ледяную кашу, словно обезумевший зверь, обрушивалось оно на замерзшую гальку, на копошившихся там людей.
Еще издали Сорокин увидел, что на берегу собирают мелкую рыбешку.
Рыбы было столько, что кожаные мешки наполнялись быстро. Люди орудовали лопатами, руками, ведрами или же просто сгребали ее в кучу.
А волны все кидали и кидали на берег живую искрящуюся массу. Всеобщее возбуждение захватило и Сорокина с Драбкиным.
— Верно! Верно! — одобрил оказавшийся поблизости шаман Млеткын, — Собирай подарок моря!
На берег прибыли собачьи упряжки. На нарты грузили большие кожаные мешки и увозили на лед лагуны, где каждая семья складывала свою кучу, покрывая ее сверху толстым слоем снега.
Пока не утих ветер и не успокоилось море, весь Улак собирал рыбу. Только поздним вечером Сорокин с Семеном притащили последнее ведро с рыбой на чердак школьного домика.
В обширном чоттагине Омрылькота трещал костер. За низким столиком в ожидании еды сидели Каляч, Гэмо и сам хозяин.
Омрылькот сосал погасшую трубку и смотрел на огонь, В другое время сегодняшний вечер был бы отмечен особо. Непременно хорошим настроением… Кажется, во всем сопутствовала удача… На зиму вдоволь запасли мяса, на прощание море подарило косяк вэкына. Хорошо укреплена яранга, одежда тепла и прочна. Раньше этого было достаточно, чтобы ни о чем не думать, чтобы наслаждаться едой, теплом, мягким женским телом, детским гомоном… Но вот на пути спокойной, размеренной жизни встала деревянная яранга…