Белые волки Перуна
Шрифт:
Боярин Сувор на борзом коне первым выскочил на предполье с копьём в руке. На его вызов откликнулся всадник из окружения плешанского воеводы. Если судить по звериному черепу, сдвинутому на лоб, - Белый Волк.
– Войнег, - первым опознал витязя боярин Злат.
– Погорячился Сувор.
А Гюрята крякнул с досады, что не удержал молодого боярина, для которого эта битва была первой. Хоть и удал и плещеист Сувор, но чтобы один в один против Белого Волка устоять, этого мало.
При первой стычке противники лишь обломали копья о крепкие щиты. Радимичи возликовали было на Суворову удачу, но ликование это оказалось недолгим.
Горестный вздох радимичей заглушил голос Всеволода:
– Вперёд. За правду радимичей!
И ломанули вгорячах да великой злобе за погубленную жизнь Сувора. Но, натолкнувшись на острые копья, радимичи осели назад. Спасибо боярину Будяге, который на коне проломил полоцкий строй, лихо обрубив мечом наконечники нескольких копий и распластав двух зазевавшихся копейщиков. Ободрённые его удачей радимичи вновь ударили грудь в грудь, а кое-где и потеснили полочан, надорвав их плотные ряды.
Самое время было кидать конную дружину на пятившийся полоцкий правый бок. Всеволод только головой кивнул боярину Гюряте, который и повёл мечников на застоявшихся конях за полной и окончательной победой. В правый фланг вошли как в ком грязи, да там и увязли средь копий и мечей. А из ближайшего лесочка, про который воевода Всеволод и думать забыл, вылетела вдруг на рысях конница и обрушилась сзади на не ожидавших такой беды мечников Гюряты. У воеводы Всеволода под рукой оставалось всего двадцать конников, но тут уж было не до хитростей, потому и бросил их на помощь своим. И показалось вдруг радимецкому воеводе, что сил у Ладомира по меньшей мере вдвое больше тех, что предполагали. Прозевали дозорные конную дружину, а теперь уже спрашивать не с кого. На глазах рванувшегося в битву Всеволода сняли расторопные полочане с коня лихого мечника Тура и втоптали в землю окровавленными сапогами.
Первыми дрогнули радимицкие ополченцы правого края и сыпанули вниз с холма, понукаемые тучей стрел, полетевших в их открытые спины. А стоявших в центре боярских мечников стали давить железом с двух сторон так жестоко, что тем даже бежать оказалось некуда. Ринулся было к ним на помощь Гюрята с уцелевшими конными дружинниками, да на пути у радимецкого боярина вырос воевода Ладомир. Этот даже не прикрыл голову волчьей мордой, качался в седле как пьяный слева направо, и на каждый взмах его меча падали как снопы радимицкие ратники. И Гюрята не устоял под несущим смерть мечом Ладомира. Всеволод успел увидеть, как валится из седла тело боярина, но на горестный вздох ему недостало времени.
Всеволод уже не различал лиц, были только мечи да копья, целившие в него со всех сторон. От меча он отмахнулся, а за копьём не уследил - ударило оно в грудь чёрным коршуном и выбросило из седла грозного радимицкого воеводу.
Очнулся Всеволод под кудрявой березкой, но уже безоружным, и по глазам сидевшего рядом боярина Злата понял, что все кончено.
– Побили нас, - глухо сказал боярин, нянча завернутую в окровавленную тряпку десницу.
– Из конных хорошо если полсотни ушло, а пеших втоптали в холм. Спаслись только те, у кого ноги длинные. Неправ был, выходит, боярин Сувор - и радимичи от волчьего хвоста бегают.
Вокруг Всеволода сидело до полусотни бояр и мечников, большинство из которых, как и боярин Злат, с кровавыми отметинами на теле.
– До четырёх сотен наших посекли до смерти, - прикинул сидевший ошую от Злата боярин Будяга.
– А сами потеряли всего ничего.
Считал Будяга не на глазок, полочане с помощью полонённых ратников собирали по полю убитых. Своих складывали отдельно, радимичей отдельно. У Всеволода защемило в груди, когда он бросил взгляд на распластанные тела своих воинов. Никто не сказал в лицо побеждённому воеводе худого слова, но и без того было ясно - осуждают. Обвёл вокруг пальца воевода плешанский воеводу радимицкого.
– Превозмог, выходит, Перун Даждьбога и Велеса, - усмехнулся боярин Злат.- А Гюрята всё твердил, что этот мир устроен на правде, а не на силе.
Глава 5
Отенин поход
Воевода Отеня, долго собиравшийся с силами, наконец-то приблизился к границам радимицких земель. Можно было, конечно, подождать, пока подойдёт Владимирова дружина, но как бы это беспримерное ожидание не вышло бы потом воеводе боком.
Ближник Великого князя боярин Басалай рвал и метал на Отенино нерасторопство, хотя, обладай он толикой мозгов, непременно бы понял, что соваться в Радимицкую землю, имея за плечами тысячу с бору по сосенке собранных ратников просто глупо.
Выйдя к верховьям Днепра, воевода ещё там постоял немного, ожидая подмоги от кривичей. И здесь Басалай нудил без продыху, обвиняя воеводу чуть ли не в измене. Спасибо боярам Ставру и Путне, которые осаживали беспокойного Басалая.
Воевода Отеня ещё, быть может, постоял у Чистого ручья, но тут обнаружился изрядный конфуз. Прибывший из Полоцка гонец сообщил, что кривичи уже давно ушли ратью на радимичей во главе с плешанским воеводой Ладомиром. А сделано это было по первому же слову воеводы Отени.
Басалай от этого известия взвился, словно ужаленный гадюкой:
– Спрос с тебя будет, воевода, если радимичи побьют полочан, которые по слову твоему пошли, а подмоги не дождались.
– Никто их в выю не толкал, - возмутился Отеня.
– Им велено было ждать моего прихода.
– Да сколько же тебя ждать-то, воевода?!
– взвизгнул Басалай.
– Пока за радимичами поднимутся вятичи, узнав про киевскую слабость? А может быть и среди киевской старшины есть печальники радимицкого бунта?
Это уже не упрёк был, а прямое обвинение в измене Великому князю. Воевода Отеня даже запыхтел от обиды, хотя присутствовало, конечно, в словах Басалая и кое-что похожее на правду. В этот раз киевские бояре не то чтобы не откликнулись на зов воеводы, а просто собирались в поход без большой охоты. Было этому множество причин, а главная та, что радимицкий бунт свалился всем на голову как снег посреди ясного лета. Князь Владимир с дружиной в походе, а с ним и старшие боярские сыновья с лучшими мечниками. И ладей для ратников не хватало. Воевода Отеня всю киевскую пристань обрызгал слюной, пока добился от упрямых купцов вспоможения. С тела даже спал, а тут, извольте радоваться, боярин Басалай, от которого никакой помощи не дождёшься, кроме пустого крика, упрекает воеводу в срамном поведении.