Белый, белый день...
Шрифт:
Он налил себе еще коньяка и задержал рюмку в руке.
– Но это мы… еще посмотрим! – глухо, но внятно, с угрозой кому-то произнес Корсаков. – Богу – Богово! А Кесарю – Кесарево!
И выпил залпом. Некоторое время сидел с закрытыми глазами, и ему было хорошо, тепло, почти радостно. Снова какая-то привычная дерзость к жизни… Какие-то победные трубы зазвучали в его груди.
Он снова почувствовал себя сильным, молодым и смелым.
Ничего не было жалко! Ничто не смущало его! Все ещё было возможно!
Все…
Корсаков
– Дорогая моя! – тихо, но внятно проговорил Сергей Александрович. – Разрешите поцеловать вам руку! Вы оба прекрасны… – Он улыбнулся молодому человеку. – И ничто в жизни… абсолютно ничто не заслуживает ваших слез!
Женщина с растерянно-улыбающимся лицом протянула ему руку, и Корсаков галантно, осторожно – в поклоне – поцеловал ее.
– Спасибо вам, – тихо произнесла она. Хотела еще что-то сказать, пригласить его за их столик, но Сергей Александрович, понимающе и благодарно улыбнувшись, жестом остановил ее.
– Счастья! Фортуны!.. Вам желаю… И, кивнув, пошел к двери из кафе. Почему-то счастливый!
IX
Он словно боялся встречи с дочерью. Вот и сейчас, будучи рядом с ее домом, у него не хватало решимости отворить ее дверь, увидеть встревоженно-легкие глаза, обнять своих любимых внучек.
Чего, казалось бы, проще? Навестить свою родную дочь, которую не видел месяца полтора?!
Но не мог он этого позволить себе. Не мог начать разговор о Саяпине, об их отношениях.
То ли они были уже слишком взрослые… То ли Сергей Александрович уже не чувствовал себя хозяином своей семьи – «как скажу, так и будет!».
Нет, не было у него уже той уверенности, с какой он раньше распоряжался судьбами своей семьи. Или не готов он был к этому разговору – слишком много неясного, неразрешенного было в собственной душе.
Не было покоя. Его душа сама искала выхода из собственных трудностей… Все остальное отступало на второй план, казалось несущественным и только добавляло тяжести в его уставшей душе.
Он вынул мобильный телефон и неожиданно для себя набрал номер дочери.
– Можно я зайду? Я рядом.
– А что-нибудь случилось? – услышал он встревоженный голос дочери.
– Да нет, нет! Нет! Я просто спрашиваю – не поздно?
– Нет, конечно… Я жду.
Сергей Александрович отключился и несколько минут стоял, раздумывая. Потом зашел в кондитерскую, купил огромный торт и быстрым шагом, почти бегом, устремился к знакомому парадному.
– Я почему-то так испугалась! – Дочь повисла у него на шее и прильнула всем телом к нему. – Па? Ничего не случилось? Нет?
Ее золотистые легкие глаза в густых
– Все в порядке, доченька! Прости, захотелось к вам! Понимаешь, к тебе захотелось! К девчонкам…
И он прижал дочь к себе крепко-крепко, как хватаются за что-то неожиданно-надежное, издавна любимое и знакомое.
– Ну, слава богу, – расцеловав отца, наконец выдохнула она и прижала пальцы к сердцу. – А то у меня целый день было такое состояние… встревоженное! Я все время что-то плохое ждала. Еще этот звонок – от Гены…
Она вздрогнула – проговорилась! И только повторила, стараясь сделать это известие обычным:
– Ну, от Геннадия Васильевича Евгеньевича! От Саяпина. – И вдруг с какой-то шалой смелостью спросила отца: – Ну ты же наверняка все знаешь? Тебе ведь уже донесли?
Она зарделась и чуть не заплакала от смущения. Это выглядело так отчаянно по-детски, что Корсакову стало жаль Леру.
– Да, да… Я знаю. Мы потом об этом поговорим.
– Ну, проходи, проходи… Девчонки уже легли, но ты иди поздоровайся с ними! А я пока быстренько соберу ужин.
Лера еще раз потянулась к отцу и поцеловала его в щеку. Благодарно, по-женски… Они всегда понимали друг друга.
Сергею Александровичу всегда было хорошо в доме дочери. Вот и сейчас он сидел с чашкой чая – после ужина – в глубоком кресле, вытянув длинные ноги. На нем была теплая, вязаная кофта – из Лериных запасов, – уютные меховые тапочки, и ему хотелось так сидеть, забыв обо всем на свете, в блаженстве и тепле, как можно дольше.
Лера устроилась в кресле напротив, поджав под себя ноги и набросив мягкий плед.
– Какой ты у меня все-таки красивый! А дед! – улыбнулась дочь.
– А почему «дед»?
– Так тебя девчонки называют. Вот и я с ними привыкла…
– Старый, значит… Если «дед»?
– Ну, какой уж есть, – развела руками Лера. – Да я и сама не девочка. Скоро сорок стукнет!
– Не сорок, а тридцать пять! Зачем ты старишь себя? – громко произнес Корсаков.
– А чтобы не лезли разные мысли в голову! – отвернулась дочь.
– Какие такие мысли?
– Разные… – Она махнула рукой. – Но ты не бери к сердцу…
Она улыбнулась, глядя в чашку, а потом искоса посмотрела на него.
Корсаков пожал плечами и отвернулся. Лера вздохнула и тихо сказала:
– Замуж меня хочешь выдать?! Я тебя знаю… Во всем должен быть порядок. Если встречаются – значит, должен быть законный брак. Если расстались – то развод…
– А ты, кстати, развелась? Со своим тренером? Сергей Александрович отставил чашку чая.
– Да, развелась! Развелась…. Успокойся, – неожиданно резко ответила Лера. А потом добавила тише: – Полгода назад.