Белый, белый день...
Шрифт:
Море было неожиданно спокойным, и только длинные тягучие волны с тяжелым шумом ровно набегали на черно-лоснящуюся гальку берега.
Он медленно шел по низкой набережной, и на душе у него было легко, но неспокойно… Он пытался глубже и глубже дышать, но только чуть закружилась голова, и он замер.
В вечернем воздухе оставалась какая-то тревога, непокой, и Платону Васильевичу пришлось сесть на длинную, белую скамейку.
Некоторое время он сидел с закрытыми глазами. Ничто, кроме шума волн, не улавливал его слух…
Когда он встал, чтобы разглядеть, что происходит, то увидел, как за невысоким забором яхт-клуба низкий, но тяжелый человек зверски избивал другого, в чем-то светлом, который уже почти не сопротивлялся…
Пока Платон Васильевич добрался до дерущихся, то увидел только, лежащего на земле, а второй, квадратный и тяжелый, уже скрылся за поворотом у входа в яхт-клуб.
– Что с вами? – наклонился Струев над лежащим, в грязном, порванном светлом пиджаке молодым человеком.
– Вам помочь?
Когда он перевернул тело на спину, он не увидел, а скорее догадался, что это был избитый Антон. Он был без сознания…
Платон Васильевич достал чистый платок и вытер ему лицо. Оно было все в кровавых подтеках.
– За что же это… Он вас? – спросил он Антона. Тот открыл один глаз… Медленно узнал его и с трудом проговорил, еле слышно усмехаясь:
– За продажную любовь!
И, тихо застонав, снова потерял сознание. Платон Васильевич долго стоял над раскинувшимся телом молодого человека, пока не услышал его сначала тихий, а потом явственный храп… Храп крепко спящего и очень пьяного человека.
Антон перевернулся во сне и, подложив руку под голову, удобно устроился на еще теплой морской гальке.
«Ну, пусть спит, – подумал Струев, глядя на безмятежную фигуру пострадавшего. – Пьяный проспится – дурак – никогда!»
И старик медленно побрел по пляжу по направлению к своей маленькой гостинице. Когда он оборачивался, то видел смирно спящего Антона, но вскоре, в наступившей темноте, белое пятно его пиджака стало не различимо.
Чем он мог помочь этому странному молодому человеку? Этого Платон Васильевич не знал.
На следующее утро Платон Васильевич увидел его в патио своей гостиницы, за столиком, где посетители пили свой утренний кофе.
Антон был в свежей рубашке, с двумя пластырями на лице, с мокрыми, после утреннего душа, тщательно расчесанными волосами.
– Я пришел к вам, – с усилием, кривя разбитый рот, произнес молодой человек, кивнув на сумку, из которой была видна его наспех сложенная одежда.
– И что… Стряслось? – не сразу спросил Струев.
– Меня прогнали! Совсем…
Он поднял на Платона Васильевича серьезные виноватые глаза.
– Мои наниматели… Боссы!.. Хозяева! – Он выпрямился, откинулся на спинку стула
– Вот так! Дорогой мой старший друг!
– В каком смысле… наниматели?
– Они привезли меня сюда на две недели… На тур… Бойфрендом их дочери. А практически я должен был удовлетворять прихоти ее мамаши. Вы же ее вчера видели. Она – подполковник милиции… На очень хорошей должности. Муж ее… сержант Чемоданов… Этот квадратный ублюдок… Ну и я… Украшение всего этого премилого сообщества! Как вам подобный рассказ?
Платон Васильевич взял кофе и начал медленно пить его.
– Кроме вас, я никого не знаю в этом проклятом городишке! – начал было снова Антон, но Струев перебил его.
– Меня это все… В общем, не касается… – Платон Васильевич помолчал. – Хотите в Москву? Или берите номер – хотя бы в моей гостинице. Я думаю, вам не впервой оказываться в подобной ситуации!
Платон Васильевич чувствовал, что начинает злиться, попав в эту нелепую, грязноватую ситуацию.
– У меня нет денег! – резко повернувшись к нему, почти выкрикнул Антон.
– И вы думаете, что я их вам дам?
– Думаю… – после паузы ответил снова отвернувшийся от него молодой человек.
– Почему же вы так решили? – не сразу спросил Струев.
Антон помолчал, ища нужные слова… Потом коротко глянул на Струева и произнес другим, спокойным и даже задумчивым голосом.
– Потому что вы стары… И одиноки!
– Допустим, – спокойно признался Платон Васильевич. – Но при чем… тут вы?
– Фамилия моего отца была Тодлер.
«Так вот кого он напоминал Струеву!.. Этот молодой немолодой человек!»
– Вы сын Андрея? – не сразу спросил Платон Васильевич. – Хотя, да, да… Вам тогда было что-то около двух лет.
– А сейчас тридцать четыре! – раскланялся молодой Тодлер.
– Хорошо… – Струев достал бумажник. – Вот вам деньги. Встретимся на пляже.
Платон Васильевич резко встал… Почувствовал, как у него закружилась голова…
Он открыл глаза. В больничной одноместной палате была по-южному светлая ночь.
Платон Васильевич почти не чувствовал своего тела. Он с трудом приподнял руку, и она сама, без его участия, упала на легкое одеяло.
«Как же я? – Он подыскивал слова. – Опростоволосился! Один в Турции… Без страховки… И в такой болезненной слабости?! Как же я… Вытащусь из смерти?»
Слова «смерть» и «я» как бы стали друг против друга. И словно смотрели одна другой в глаза…
«А может, это только сон? – мелькнула минутная, спасительная мысль… – Нет… Это не сон…» – молча покачал головой Струев. Но движения головы были еле-еле заметны… Наверное, только глаза чуть-чуть закрылись в такт мысли.
И он закрыл их, так как веки устали держать глаза открытыми…