Белый Бурхан
Шрифт:
Не развязала языки и выпитая арака. Показалось даже, что ее действие было обратным: все четверо мужчин вообще замкнулись, а если и говорили, то о пустяках. Жена Хертека — Савык, думая, что ее присутствие мешает мужчинам, пошла к ручью за свежей водой, но, вернувшись, не заметила перемены.
Первым поднялся Чалпан:
— Пора домой. Да и скот посмотреть надо. Следом за ним шевельнулся Чегат, поведав о своих заботах.
Яшканчи растерянно посмотрел на Хертека. Тот чуть заметно кивнул и неожиданно спросил у всех сразу:
— Плохо живем, скучно.
Чет нахмурился, опустился на свое место, и Яшканчи впервые заметил у него на лбу вертикальную складку, которой месяц назад не было. Что за заботы и тревоги вырубили ее?
— Недавно я был в Кырлыке, — тихо заговорил он, — долго сидел у очага одного старого пастуха. И спросил у него о том же. Знаете, что он мне ответил? Для хорошей жизни нужна радость. А для радости мало набить живот бараниной… Он весь Алтай исходил со своими отарами и стадами, богатым алтайцем считался, зайсаны с ним за руку здоровались. А теперь-нищ и один в аиле. Зимой помрет… Вот и думай теперь-для чего жил, зачем?
— Надо помочь ему, — сказал Яшканчи, пожав плечами, — в свой аил взять, пусть у огня сидит! Чет вяло усмехнулся:
— Не пойдет. Зачем лишний рот, скажет! Яшканчи вздрогнул. Такие же слова он слышал и от отца! Его обдало жаром, он торопливо и гневно заговорил:
— Мы — плохие люди, если старики боятся долго жить! Надо переделать все! Надо так все переделать, чтобы не было лишних людей в горах!..
Чет снова усмехнулся. На этот раз-горько и печально:
— Я хотел ему сказать такие слова, Яшканчи. Но он меня опередил: Белый Бурхан, сказал, пришел на Алтай поздно. Ему мы теперь тоже не нужны. И не надо хану Ойроту вынимать меч из ножен! Я обругал его за эти слова, а сейчас думаю вот: может, старик прав? Может, не жизнь нашу надо менять, а нас самих?
Расходились поздно и неохотно. Яшканчи и Хертек вышли проводить Чалпана и Чегата. Прощаясь, перекрестили руки. Хертек хмыкнул:
— Хорошая примета. Новые встречи, общие дороги… Чет первым убрал свою руку:
— Что толку топтаться на одних дорогах? Хертек отозвался:
— А сопли распускать есть толк? Драться надо! Хан Ойрот пришел в горы не для того, чтобы утирать носы!
Гости, которых так долго ждал Яшканчи, приехали рано утром, до восхода солнца. Одним из них был Ыныбас, брат кама Оинчы, другой — совсем чужой человек, не похожий ни на алтайцев, ни на русского. От мяса гости отказались, приняли только по чашке с горячим чаем. К очагу подсел Хертек, Яшканчи представил его гостям, но те только молча пожали руку тувинца, не назвав себя и ничего не спросив.
Яшканчи не давал покоя незнакомец: весь в белом, чай пил по-своему, имени своего не сказал и вообще ни разу рта не раскрыл, хотя Ыныбас все время осторожно расспрашивал хозяина юрты о новостях, о ярмарке, о слухах. Потом, покончив с чаем, Ыныбас перевернул пиалу вверх донышком:
— Нам пора. Чет Чалпан дома?
— Где же ему быть? — удивился Яшканчи. — От скота зимой никуда не уедешь! Да и летом…
— Проводи нас к нему.
— Может, я схожу за ним? — обиделся Яшканчи на бесцеремонность Ыныбаса. — Вы-мои гости, а не Чета!
Только теперь второй гость усмехнулся уголками рта, сказал глухо и четко:
— Мы приехали к нему, а не к тебе. Проводи. Яшканчи повиновался.
— Чей третий аил в долине? — спросил Ыныбас, когда они отъехали от юрты.
— Чегата. Он тоже пастух.
— А кто этот Хертек?
— Воин. Сражался в отряде Самбажыка.
— Ого! Но имени Хертек у тувинцев нет. Как его настоящее имя?
— Я не знаю.
— Зачем он здесь, у тебя в гостях?
— Ему нужны бурханы и хан Ойрот.
— Мы его возьмем с собой! — сказал незнакомец. — Нам нужны такие люди. Он один?
— С женой.
— Жена останется у тебя. Это приказ.
— Приказ? — удивился Яшканчи. — Чей приказ?
— Мой приказ. Я — бурхан.
У Яшканчи потемнело в глазах, и он едва не свалился с коня.
Остановились у аила Чета, и Ыныбас отправил Яшканчи обратно:
— Скажи Хертеку, что мы будем ждать его у перевала. Никогда еще не была такой длинной дорога для Яшканчи от аила Чалпана до собственной юрты. Бурхан! Сам бурхан сидел у его очага!
Он не помнил, как оставил седло и ушел вместе с конем в сторону, а потом с удивлением осматривал незнакомое место. Вернулся по своему следу, заметил Хертека, ждущего его у входа, спешился.
— Ты им сказал, кто я?
— Да. Они тебя будут ждать у перевала. Поторопись. Савык по их приказу ты должен оставить у меня. Все. Хертек долго молчал, потом хрипло выдавил:
— Они — люди хана Ойрота?
— Да.
Поймав вопросительный взгляд хозяина аила, Ыныбас улыбнулся:
— Я — брат Оинчы. Надеюсь, Яшканчи передал тебе его привет?
— Ыныбас? — Чет ответно улыбнулся и протянул руки гостям: — Дочка! Корми и пои гостей!
— Нет-нет! — поднял ладонь Ыныбас. — Мы только заехали погреться! Нас ждут люди за перевалом…
Но Чугул уже порхала по аилу, собирая на тепши все необходимое. Ее монисто позванивало, косички прыгали по спине, а быстрые шаги слышались то за перегородкой, то у очага, то у постели больной матери.
Ыныбас первым сел выше огня, принял пиалу из рук девочки:
— Расти красавицей, Чугул!
— Вы знаете мое имя, дядя Ыныбас? — удивилась та.
— Он все знает, — сказал второй гость глухо. — И не только то, что было, но и то, что будет!
Чет с сомнением покачал головой:
— То, что будет не знает никто… Да и зачем знать? Хорошее будущее обрадует, плохое — огорчит, только и всего…
Ыныбас вздохнул и поставил пиалу в ноги. Его примеру последовал и второй гость.
— Какие новости в горах? Мы в Терен-Кообы, как в яме…
Этого традиционного вопроса Ыныбас боялся больше других. Он не знал, как на него ответить, а Пунцаг вообще мог отмолчаться: бурхан, житель неба, что ему до земных забот! Тем более, что и сам их визит к Чету Чалпану прихоть бурхана, а не какая-то необходимость…