Белый Бурхан
Шрифт:
— Значит, и у вас нет новостей? — спросил Чет разочарованно и потянулся к своей пиале с чегенем. — Тогда, Ыныбас, скажи мне о цели твоего приезда, что хотел попросить Оинчы, какое дать поручение?.. Мой сосед Яшканчи говорил, что вы с братом отправили его сюда, где будут происходить какие-то события… Но пока ничего не происходит, если не считать, что травы в долине становится все меньше, и весной нам всем троим придется разъезжаться в разные стороны…
Ыныбас смущенно опустил голову: слова Чета Чалпана оказались для него труднее вопроса.
— Новостей в горах много! Какие же из них тебя интересуют в первую голову?
— Белый Бурхан и хан Ойрот! Что о них теперь говорят горы?
— Хан Ойрот собирает воинство Шамбалы. За Алтай придется драться с русскими, и не только с ними…
Чет Чалпан отпил глоток из своей чашки, кивнул головой:
— Значит, Хертек был прав. Хан Ойрот пришел не для того, чтобы утирать нам носы… Прости, гость, я слушаю тебя.
Но теперь взволнованно заговорил Ыныбас:
— Да-да, Чет! Алтай надо обновить! Хватит ему задыхаться в нужде, невежестве и темноте!
— Значит, война с русскими? Зачем?
— Мы не собираемся воевать с русскими! — отрезал Ыныбас. — У нас хватит и других врагов! Баи, купцы-чуйцы, зайсаны, камы…
Чет рассмеялся:
— Получается, Ыныбас, что ты будешь воевать со своим братом — камом Оинчы? Ну и что вы с ним не поделили?.. Нет, гости, война Алтай не обновит! Она только увеличит нищету, темноту и мрак… Белый Бурхан несет свет разума, а хан Ойрот — оружие чести! Плохо вы слушали горы, гости! Не поняли их язык…
Ыныбас и бурхан Пунцаг удивленно переглянулись. Слова Чета шли поперек всему, что они делали сейчас и собирались делать завтра! Нет, не случайно они заехали в эту долину!
— Спасибо, Чет, за тепло очага! А тебе, Чугул, спасибо за угощенье! — поднялся Ыныбас. — Нам пора… А Оинчы уже не кам, он тоже служит бурханам. Но твои слова я передам ему…
— И бурханам — тоже! — добавил второй гость.
Яшканчи провожал Хертека до перевала. А сборы и прощание были короткими: старый воин готов был подняться в боевое седло в любой момент и, когда он наступил, заторопился больше, чем надо. Но особенно удивила Яшканчи и Адымаш Савык: не залилась слезами, не бросилась на шею, не посмотрела упрекающим взглядом. Только потупилась, кусая губы:
— Я тебя буду ждать, Хертек.
— Я могу не вернуться. Уезжай к своим, на Бухтарму.
— Нет, Хертек. Я буду тебя ждать здесь.
Она сама подвела мужа к стременам, подала повод и молча отошла в сторону. Адымаш вздохнула и отвернулась она бы так не смогла, не сумела. И никакая женщина-алтайка, будь у нее даже каменное сердце, а не живое, тоже бы не смогла проводить мужа в неизвестность, как чужого…
Все жарче разгоралось небо за ребристым изломом Теректннского хребта, убегающего в бесконечность.
— Я о многом не успел поговорить с тобой, Яшканчи, — сказал Хертек виновато, пряча глаза. — Ты даже имени моего не знаешь!
— Да, они спрашивали у меня твое имя.
— Когда-то меня звали Бузур-оолом. Это имя наводило на врагов страх, а друзьям давало надежную защиту.
— Почему же ты не испугался позора и поменял свое имя?
— Чтобы не болтаться на веревке, переброшенной через черную верблюдицу! У меня не осталось друзей, но еще были живы мои кровные враги! И их было много.
— Свое имя ты вернешь у хана Ойрота.
— Я не буду возвращать свое имя, Яшканчи. Оно умерло вместе с нашей борьбой за справедливость… И если мне суждено погибнуть в новой борьбе, то я погибну под именем Хертека!
Яшканчи поник головой: Хертек выбрал трудный путь, но это — путь честного человека. И этот человек идет к хану Ойроту, чтобы взять оружие возмездия и отомстить обидчикам за обиды чужого для него народа… Много ли найдется в горах Алтая людей, которые могут поступить, как этот тувинец? Много или мало, но такие люди есть всегда! Иначе-зачем жить и во что верить?
Вот и перевал. Он высок, и отсюда, снизу, казался лестницей, уходящей своими террасами-ступенями прямо и темное небо, в последние утренние звезды. Скоро оно начнет раскаляться от встающего за спинами всадников солнца… Где же гости Чета Чалпана?
Яшканчи обернулся и увидел всадников, на плечах и головах которых уже лежал отсвет восхода. Они остановились в двух шагах, Яшканчи и Хертек спешились, но строгий голос бурхана сказал:
— Нам нужен только Хертек! И тотчас двинулись вперед, к перевалу. Яшканчи шевельнул повод, хотел поднять руку, чтобы помахать на прощанье, но не решился.
Адымаш не знала, как ей быть с Савык. Обычно женщины-алтайки тяжело переносили разлуку с мужьями, их надо было кому-то успокаивать, уговаривать, утешать, даже всплакнуть вместе с ними. А эта женщина казалась ей какой-то каменной. Увидев вернувшегося с перевала Яшканчи, она только спросила тихо:
— Он мне ничего не передал, Яшканчи?
— Хертек передал только деньги. Сказал, что он — воин, и деньги ему в бою не нужны. Вот, возьми.
Уже к восходу солнца все было прибранным в юрте, и женщины сели за рукоделье. У Савык оказались золотые руки: она ловко действовала иголкой, нашивая кусочки цветной материи на кошму. И грязно-рыжая, валянная из негодной шерсти сармыга оживала прямо на глазах — на ней появлялись горы, облака, козлы на утесах, парящие в небе птицы…
— Вот, если бы твой муж, Адымаш, сделал мне прялку…
— Он никогда не видел русской прялки, — покачала Адымаш головой, — как же он ее сделает?
Савык сама нашла кусочки сосновой коры и ножом вырезала из нее маленькую прялку и выточила такое же крохотное веретено из веточки тальника. Кайонок, думая, что тетя Савык делает ему игрушку, не сводил глаз с ее рук. Та, заметив это, спросила:
— А хочешь, Кайонок, будем с тобой маленькие вещи делать?
Мальчишка поспешно кивнул и начал запасаться корой, отдирая ее от дров, сложенных в стороне от входа. Женщины рассмеялись.