Белый Бурхан
Шрифт:
— Взять крикуна! — сдавленно приказал своим парням Дельмек.
Невзрачного человека с плешивой головой и серыми ушами выдернули из толпы и поставили перед Чейне.
— Дай ему свою плеть! — приказал Пунцаг, опуская жезл к ногам коня Чочуша.
Женщина протянула ему плеть с серебряным черенком, украшенным золотой змейкой.
— Ударь по камню, алып! Если под ним окажется золото — возьмешь его себе, нет — оголишь спину!
Человек покрутил плеть, вернул ее хозяйке:
— Я не ребенок. Я и так знаю, что под этим камнем нет и не может быть золота! Камень на глазах
И он начал послушно расстегивать черные костяные пуговицы своей шубы.
— Не спеши! — рассмеялась Чейне еще звонче и чуть-чуть задела плетью только что перевернутую плиту.
Воины снова подняли ее, поставили, уронили с тем же грохотом, взметнув пыль. И на том месте, где только что в пожухлой траве лежала каменная глыба, снова сверкнула золотая груда.
Глаза у человека остекленели, а руки взялись дрожью:
— Этого не может быть!
— Перевернуть плиту еще раз? — обозлился Дельмек, не обращая внимания на хохочущую толпу. — А потом тебя, тастаракай, посадить на кол, как кама Учура? Они же — бурханы! Они в любом месте этой долины открою г для Шамбалы груды золота!.. Иди, не морочь голову себе и людям!
Он сам нагнулся над второй ямой, достал золотую монету, взвесил ее на руке, протянул все еще не пришедшему в себя простаку, решившему продемонстрировать невиданную мудрость:
— На, пощупай! На зуб попробуй, глупый торбок! [193]
— Мне не надо чужого золота, алып. А в воины Шамбалы я не гожусь-стар… Да и кто поручится, что завтра это золото не станет глиняными черепками?
— Вот и проверь!
Дельмек насильно сунул ему монету в руки, развернул и дал хорошего пинка под зад:
193
Торбок — теленок, символ озорства и глупости. (Примечания автора.)
— Пошел отсюда!
— Хан Ойрот! — прокатилось по долине. — К нам снова пришел хан Ойрот!
Дельмек вздрогнул и поднял глаза на скалу Орктой. На ней снова стоял сияющий всадник.
Отец Макарий вздохнул и жестом отпустил полицмейстера. Что с него теперь взять? У него и для своего дела людей не хватает, не то, чтобы в дела миссии встревать… Да и команды по начальству не поступало! А без приказа тот же бунт полицейских чинов, только навыверт… Вот и вся его позиция.
А вчера и управляющий имением царской фамилии Булавас разводил с прискорбием холеными руками: рад бы помочь богоугодному делу, да со стражниками недостача — порубщиков вязать некому, с рудников и шахт нельзя солдат снять никак — все разворуют и разбегутся по лесам… Сами, мол, обходитесь как-нибудь…
Сами!
Около ста церквей в епархии. Если всех священнослужителей вместе собрать с их причтами — армия будет! Но когда их собирать и где? По горам-долам рассованы, в какой набат ни бей — не услышат пастыри! А еще и такие сыщутся, что уши воском зальют: не вняли, мол, преосвященный, ты уж прости за малый грех сей…
Бурханы пока хозяйничают на юге среди алтай-кижи и теленгитов, но скоро запустят свои щупальца и дальше — на север, восток, запад — к телеутам, кумандинцам и тубаларам. Хан Ойрот не сегодня, так завтра будет собственную армию иметь!..
Смело работают, супостаты! Нагло, напористо, с немалым умом! А партикулярные и военные вторую неделю не могут друг с другом договориться, чтобы падающее православие поддержать!..
Да и сами пастыри хороши! Благочинный сиднем сидел всю зиму и весну, а нынче взял да и укатил в епархию. Дела там у него неотложные в управе объявились! Только перед опальными иереями крут и храбр…
Отец Макарий нервно зевнул и перекрестил рот, бормотнув не для чужих ушей, а себе в утешение:
— В тундры проситься надобно…
Застрял служка в дверях, замялся нерешительно. Что, и этот собрался удрать куда подальше?
— Иереи с Чемала и Улалы — отец Софроний и отец Ипполит…
— Впусти, коли приехали.
Не успел служка и шага отступить, как дверь распахнулась во весь мах, выставив сначала сухощавого и рослого, бородой похожего на цыгана, отца Ипполита, вторым закатив круглого и румяного отца Софрония. На плечах, выходит, сидели у служки? Их-то что припекло? От них до тех бурханов в долине Теренг — версты да версты!
Но один из них уже забасил, а другой рассыпался тенорком:
— Укажи путь, преосвященный!
— Дай команду, отец Макарий!
Бухнулись враз на колени за благословением.
Оттаял на миг душой отец Макарий — сам к иереям подошел, с коленей поднял. Не все, выходит, как благочинный — в кусты?
Запорный камень своей кельи Куулар Сарыг-оол больше не поднимал, а потом и обрезал ножом сигнальные шнуры. Собираясь уходить в дальний путь, он ничего не брал с собой, зная по опыту, что в дороге и лишняя пуговица — груз немалый. Теперь он ждал только Хертека, открыв для него одного верхний лаз…
Белый Бурхан свое дело сделал, выполнив задание таши-ламы. Жрец Бонпо Куулар Сарыг-оол свое клятвенное обещание Агни Йоге и другим своим богам тоже сдержал, оставляя на их жертвеннике никому не нужных теперь нелепого мудреца-недоучку Бабыя и глупого монастырского бонзу Жамца — в их Храме Идама, который теперь тоже никому из бурханов не нужен, а Техтиеку, ставшему ханом Ойротом, тем более!
Вопросов Хертека Куулар не боялся, да тот и не будет их задавать. Он знает свои обязанности и дальше их пойти не посмеет. От него можно ожидать лишь одну просьбу — оставить его здесь, с новыми друзьями и выпестованными им кезерами.
Куулар Сарыг-оол понимал, что Шамбала, провозглашенная им в заброшенной и глухой долине Алтая, — сооружение иллюзорное и непрочное. Но люди, на плечи которых он возложил ее, выдержат все, в том числе и военный разгром. Белый всадник обрел бессмертие, и эти горы, как и многие другие, еще много раз увидят его, если и не наяву, то в воображении! Всякое действо, затрагивающее глубины человеческой души, — всегда легенда, обладающая способностью шириться, расти и крепнуть. И в этом глазная сила и поистине исполинская мощь соединенных в знаке Идама земных и небесных энергий!..