Белый Бурхан
Шрифт:
Он спешился, провел ладонью по упругой шее коня. Интересно, кем он был в человеческой жизни? Ламой, купцом, пастухом? Своих перерождений никто не помнит и не знает. Их помнил и знал только один Будда!
Бабый повел коня в поводу. Там, на берегу Орхона, можно будет додумать остальное…
Название секты «Белик-сайсана», в которую вступил Бабый сорок лун назад, переводилось как «Мудрость прекрасна». Народ в секте был пестрый, и скоро она распалась: ее члены не разделяли многих положений ортодоксальной философии, выискивали контраргументы в старых книгах, пытались спорить со столпами буддизма и ламаизма И хотя их удары нередко были очень сильны, они не сумели понять друг друга:
Вот и Орхон. Самая большая и прекрасная река Монголии Ее берега заставлены дацанами и дуганами, дворцами и лачугами, в ее воды опускают ладони самые высокие ламы и разбойники, ею питаются леса и травы, растущие по берегам, ее воспевают поэты… Но она не знает об этом! Значит, и жить надо, как река: делать добро всему живому, но не знать и не помнить об этом! Мудрый пастух понял это раньше, чем многие мудрецы, чем он сам — лама и доромба… Разве не обидно?
Старики говорили Бабыю, что Урга стоит на том месте, где когда-то пас свои стада пастух Номхон и где коптила небо его дырявая юрта. Очень может быть! На монгольской земле, как и на всякой другой, нет такого места, где когда-то не стояла чья-то юрта, где когда-то не горел чей-то костер, не кричала женщина, создавая живой огонь человеческой жизни… И, если собрать воедино огни, которые когда-либо горели на земле, они давным-давно бы сожгли небо!
Завтра Бабый должен постучать в ворота знаменитого монастыря «Эрдэнэ-дзу». А пока надо подумать о ночлеге и о чашке горячего, зеленого, соленого, с бараньим жиром или коровьим маслом чая, снимающего усталость и возвращающего ясный ум.
Но Урга — большой город А город любит деньги. Денег же у Бабыя давно нет; похороны Мунко и расходы на тризну очистили кошельки у всех — у Бабыя, Чампы, Цэрэниша с Должид. Даже их сосед — Цыбен Догдомэ, уходя в очередное странствование погонщиком верблюдов, выложил все, что накопил за провод двух караванов на Кукунор… Продать бусы дзи, что ему подарил Чампа? А может, продать коня — подарок старика Намжила?
Урга — это палка с ременной петлей, которой ловят лошадей. Издевательское название столичному городу большой страны придумал кто-то неспроста, с намеком! [62] Без денег в Урге даже лама высшей степени святости не проживет, не о карме думают горожане, а о собственной мошне! Хотя и оберегают их карму мировые святыни, а мошной трясет только торговая пристройка к скопищу дацанов и храмов — Маймачен… Самый знаменитый базар на всю страну!
У крайнего глинобитного домика Бабый спешился, постучал в щелястую дощатую дверь. Не дождавшись ответа, вошел. В дальнем углу в куче тряпья кто-то застонал, закашлялся, попросил пить. Бабый нащупал фляжку у пояса и шагнул в полумрак.
62
Неверно, Урга (ныне Улан-Батор). Название происходит от искаженного русскими монгольского слова «орго» или «орго», что значит «дворец, ставка правителя». Сами монголы в прошлом называли У. — «Богдо-Курень» или «Да-куре», т. е. «Священное стойбище».
Это была девушка лет пятнадцати. Волосы у нее скатались в кошму, синее с блеклой вышивкой дэли, с единственной пуговицей-застежкой на правом плече, разорвано, испачкано кровью и рвотой, сбито к самому пупку, оголены низ живота и тонкие беспомощные колени. Судя по всему, девушку не только многократно насиловали, но и пытали — все тело в порезах, укусах, ссадинах…
Бабый вынул пробку из фляжки, взболтнул ее содержимое, осторожно раздвинул горлышком зубы девушки, влил несколько капель чудодейственного настоя из трав. Та жадно сглотнула, открыла глаза, в которых все еще стыл ужас:
— О, бурхан!..
И вновь потеряла сознание…
Бабыя учили всем тайнам врачевания. Но где взять травы? Только в Маймачене, у торговцев! Но для этого опять же нужны деньги… Выхода не было — с конем или дзи надо было расставаться.
Базар он нашел быстрее, чем думал. Да и сам город был не так велик, как о нем говорили те, кто побывал в Урге.
Шумная, пестрая, говорливая толпа водила бесконечные хороводы возле торговцев, имеющих свои постоянные места; толклась у прорицателей и толкователей снов; крутилась возле гирлянд поясов, дэли, тэрлэгов, рядком выстроенных сапог и гутулов; возилась возле горок с седлами и сбруей. Тут же варилось и жарилось мясо, стучали молотки кузнецов-дарханов, чеканщики и ювелиры принимали заказы и предлагали готовые изделия. Между ними сновали торговцы водой, аракой, кумысом и айраном…
Лавчонку торговца травами Бабый нашел в самом пустынном и грязном углу базарной площади, где продавали лошадей, верблюдов, ослов и яков. Это был седой, полуслепой и почти совсем глухой старик с сухими жилистыми руками и белым тюрбаном на голове. Шапка ученого ламы лучше всяких слов убедила Бабыя, что он нашел то, что ему надо. Подошел к лотку, перебрал пучки трав и корешков, запустил пальцы в горки сухих ягод, лишайников и грибов, но того, что ему было необходимо для приготовления лекарства для девушки, на лотке у старика не оказалось У него был в основном ходовой товар для смягчения дряблой кожи лица, для заживления язв и ссадин, от кашля и головной боли, сердечные и желудочные препараты.
Старик уже понял, что к нему подошел не простой покупатель, которому корешок простой травы можно выдать за женьшень, а сухие листья вяза — за бадан.
— Что вы ищете, доромба?
— Ирный корень, маун, оман, истод, калган. Но у тебя их нет, достопочтимый лхрамба!
— Я — доромба, как и ты. Одним травам быть еще рано, другим — поздно. Но дома у меня есть кое-что и для тебя!
— Мне надо срочно Умирает человек, которого я могу спасти!
— В Урге каждый день кто-нибудь умирает, доромба — Старик убрал ладонь от уха, начал завязывать концы у тряпки, на которой были разложены травы Если ты пойдешь со мной, то тебе придется уплатить и за убыток, который я понесу на торговле.
Бабый кивнул и вынул дзи Полуслепой старик разом прозрел и жадно схватил драгоценные бусы. Сначала он попробовал один из камней на зуб, потом поставил его против света, повернул так, чтобы серебряными искорками засверкали таинственные знаки.
— Двести серебряных рупий! — вскрикнул старик придавленно. — Триста рупий и всю лавку с травами впридачу!
— Твои травы ничего не стоят, — покачал Бабый головой — Можешь взять за них моего коня, а дзи я тебе могу отдать даром, если ты согласишься приютить и вылечить одну девушку.
Старик с явным сожалением вернул бусы. Лицо его сразу стало замкнутым и строгим.
— У меня два сына и, принимая в дом чужую девушку, я принимаю вместе с ней тяжкий грех на душу. А мне нельзя рушить мою карму… Травы могу тебе дать и так: твой конь мне тоже не нужен, а доброе дело зачтется небом! Может, все-таки, уступишь бусы дзи за деньги? Но больше триста рупий я дать за них не могу — это весь мой капитал, собранный за много-много лун на этом базаре.
Бабый задумался: триста рупий ему не помешают — девушку не только надо будет лечить, но и кормить.