Белый Бурхан
Шрифт:
— Да, багша! — прошептала женщина, не в силах унять дрожь.
— Над священными субурганами уже встает таинственный неземной свет, и кому суждено его видеть, тот видит! Уже открыты тайные двери гор, и из них выходят светлые люди, и щедрость их не имеет себе равных! Уже метит небесный огонь нечестивцев, и те корчатся в судорогах на земле, не успев попасть ни в горячий, ни в холодный ад! [70]
— Да, багша! — всхлипнула жена Батнора.
— Встает воинство Гэссэр-хана! И я — его первый посланник и вестник, говорю вам: трепещите, если нарушили пять мирских правил жизни! Колесо закона вертится! Стрелы оттягивают колчан! Каждый восставший против Шамбалы будет поражен во всех делах своих!
70
По ламаистским представлениям, ад состоит из 4 больших частей (или областей). Главные части ада — ад «горячий» и ад «холодный». Есть также «ад черных линий», где «грешника» распиливали на части по нанесенным на его тело черным линиям. Грешники, якобы прошедшие все круги ада, становились претами (см. соотв. примечание).
— Да, багша! — зарыдала Родна. — Что же нам всем делать теперь, если судьба наша так страшно предопределена небом?
— Исполнять первых пять заповедей: щадить все живое, соблюдать целомудрие, воздерживаться от лжи, не воровать, не пить без меры араку! А главное — быть щедрыми для монастырей и храмов, ждать священных примет будущего! Из великого царства путь уже указан, и скоро воссияют на небе семь звезд, которые откроют ворота Шамбалы и сам по себе отвалится камень Гума, под которым лежат великие заветы!
Родна вытерла слезы и робко прошептала:
— Я запомнила все ваши слова, багша.
— Повтори!
И на глазах Чочуша снова случилось чудо — Родна поднялась, окутанная в алый шелк, и ее голос зазвенел серебром, слово в слово повторяя все сказанное дугпой Мунхийном. Черный колдун удовлетворенно кивнул:
— Ты, женщина, носишь свое имя по праву! Родна смутилась и выскользнула из юрты, снова став такой, какой была, в том же синем дэли и с платком вместо пояса. Дугпа Мунхийн сурово сжал губы и резко повернулся к Чочушу:
— Собирайся!
Жарко. Душно.
Куулар Сарыг-оол отломил кусочек аарула и положил его в рот. Но кисловатое сушеное молоко не уменьшило жажды. А пить — нельзя. При такой духоте и жаре можно пить только кипящий ключом соленый зеленый чай, снимающий жажду и придающий упругость мускулам. Но нет места, где можно было бы остановиться хоть на миг — пустыня. Та самая страна Шамо, о которой сложена так много легенд и поется так много грустных и героических песен.
Камни. Песок.
Появились барханы, поросшие игольчатым алтын-харгалом, а до синеватых причудливых скал, где в узких и глубоких ущельях текли ледяные ручьи и все лето стояла приятная прохлада, благоухали травы и цвел шиповник, — еще далеко. В таких ущельях паслись стада и жили суровые люди пустыни, про которых говорили со злостью и завистью: «Они сами, как камни, и мысли их, как песок — жаркие и текучие!» И еще говорили: «Лучше быть ханганским быком, чем гобийским человеком!» Но сами жители пустыни на свою судьбу не жаловались и, пожалуй, не променяли бы свои раскаленные камни на Гурван Сайхан, где всегда хорошая охота и легкая жизнь Барханы исчезли, как и появились. И снова — камни: серые, черные, белые, рыжие. Но царит один свет и цвет повсюду темно-коричневый с оранжевыми бликами. А ночью эти камни будут светиться разноцветными огнями, трескаться со звуками ружейного выстрела, обнажая то стеклянный блеск слюды, то расплавленную пленку солнца — золотую жилу. Эти расколы рождают каменное крошево, которое ветер и мороз, жара и снова ветер перетирают в пыль, в песок, который устилает землю и течет под ногами, как вода.
Страшная и прекрасная страна Шамо!
Чочуш совсем раскис и никак не мог взять в толк, почему дугпа Мунхийн, который может все, не выстроит на этих камнях прохладный аил, не разольет озеро с голубой водой, не насадит лес? И сам мучается, и его терзает…
— Долго нам ехать, дугпа? — спросил он хрипло.
— Всю ночь. До ущелья Елым-ам.
— Я больше не могу. Я хочу пить.
— Здесь пить нельзя. Терпи, сколько сможешь.
— Я не могу больше…
Куулар сделал несколько пассов руками и Чочуш окаменел, будто приклеился к седлу. Теперь он может пройти всю страну Шамо, пока черный колдун снова не разбудит его.
Здесь, в пустыне, все и всегда по-другому: горы без растительности и самых причудливых форм, ручьи ледяные и не пересыхающие даже на раскаленных камнях, в узких ущельях, никогда не видевших жаркого солнца, лежит нетающий снег, а вверху солнце так неистово, что можно изжарить яичницу на любом из камней. А закаты — всегда золотые, озаряющие едва ли не все небо из края в край, что и не поймешь, где солнце садится и в какой стороне оно поднимется завтра утром, слизывая ночной иней со скал…
Куулар Сарыг-оол любил страну Шамо и хорошо ее знал, добывав во всех частях — Бордзогийне, Дабусуне, Шаргаине; останавливался у скотоводов Зуунгарына, называвшегося когда-то Джунгарской пустыней, в сомоне Зуун даже жил больше недели. Страна Шамо полна загадок — сотни древних памятников красноречивее любых слов говорили пытливому уму, что когда-то, очень давно, здесь ключом била настоящая жизнь и сама пустыня была цветущей долиной. Что с ней случилось потом, никто не знает. Хотя, наверное, об этом могли бы рассказать оленные камни и петроглифы, погребальные курганы и каменные истуканы с чашами в руках. Но для этого надо пристально всмотреться в их узоры, понять их символику, прочесть надписи на мертвых языках…
Путники здесь — редкие гости. Но и от них хозяева страны Шамо берегут свои тайны, прячут в укромных местах обо — жилища духов каменной пустыни, выставляя напоказ ложные обо — индэры. Не сразу и разберешь, что настоящее, а что — ложное!
Куулар Сарыг-оол придержал коня, спешился, подошел к куче камней с воткнутыми в нее прутиками, на которых подвязаны полуистлевшие ленточки и клочки ткани. Усмехнулся: индэр, а кто-то из путников принял его за обо поблескивают медные и серебряные монеты, видны окаменевшие остатки пищи… Конечно, если поискать, то можно найти и обо! Но — зачем? Тайна скотоводов страны Шамо пусть и останется навсегда только их тайной!
Он тронул коня и быстро нагнал ушедшего вперед Чочуша: хотя глаза у того были открыты, он в своем полусне видел сейчас совсем другие картины, о которых может рассказать, когда проснется. Но Куулар пока не будет его будить — жажду и зной надо перетерпеть, чтобы они мучили меньше, а парень этого не умеет. Да и что он умеет? Особенно здесь, в стране древних тайн, где свои законы и порядки. Здесь не принято спрашивать о расстояниях, всегда получишь один ответ: рядом; не принято спрашивать о названиях тех или иных мест, многие из которых нельзя произносить вслух, чтобы не обидеть и не рассердить духов пустыни; здесь не принято спрашивать о могилах, кто и когда похоронен в них, потому, что о могилах надо не спрашивать, а имена, высеченные на камнях, читать и чтить… Многому придется учиться еще глупому парню!
Только к полуночи они добрались до ущелья, где их встретил с поднятыми по обычаю руками старик пастух Шагдор, задавший один вопрос:
— Какие новости в пустыне, путники?
— Много новостей, — отозвался дугпа Мунхийн и дотронулся до одежды Чочуша, который расслабился и удивленно захлопал глазами, увидев черное небо с крупными звездами. — Займись конями!
За поздним чаем говорили о житейских делах, и старик все прибавлял: «Если так будет угодно случаю и погоде». Услышав эту присказку в десятый раз, дугпа Мунхийн не выдержал:
— Случай и погоду посылает небо, старик! И не пора ли тебе обратить свой гаснущий взор к нему?
— Зачем? — удивился Шагдор. — Сколько я живу в этом каньоне, небо ни разу не послало мне своей благодати! Все делаю сам и поступаю по заветам предков:
«Если тебе в рот попал кусок жира, не выталкивай его языком!»
— Значит, ты — безбожник?
— Нет, лам я чту. Но они так редко бывают в наших местах! За последние три зимы ты — первый. Да и то, как вижу, не настоящий лама, не монгол.