Белый дьявол
Шрифт:
Это одно из самых резких суждений Грамши о либеральном итальянском государстве, можно привести и другие, когда Грамши дает положительные оценки некоторым деятелям и мероприятиям. Но Грамши четко представлял, чем должен быть парламентский режим в классическом смысле: он должен быть комбинацией силы и consenso. С этой точки зрения «джолиттианская эра» была самым лучшим и эффективным выражением и претворением в жизнь принципов либерального парламентского режима. Азор Роза пишет, что Джолитти «по существу понял, что переход от земледельческой к индустриальной основе страны был для Италии совершенно обязательным условием любого гражданского, социального и политического прогресса. Он понял также, что такой переход оказался бы невозможным без осуществления блока всех действовавших в то время «прогрессивных» политических и социальных сил, без установления прямых взаимоотношений между правительством и организованным рабочим движением (Социалистической партией), а также между предпринимательскими слоями и профессиональными организациями трудящихся. Он был свидетельством того, что существует сектор промышленной буржуазии, отныне свободный от старых центров земельных собственников, бюрократической и паразитарной буржуазии, — сектор, желающий считаться с социальной и политической
Почти все итальянские историки, разумеется с разницей в оттенках, придерживаются примерно такой же точки зрения. Есть исключения, есть исследователи, отказывающие Джолитти в его редкостном политическом таланте и настаивающие в первую очередь на его «цинизме». Отрицать этот цинизм трудно, но сводить все к нему тоже неверно. В итальянской историографии есть традиционная точка зрения, согласно которой конец «джолиттианской эры» датируется 1914 г., когда произошли массовые забастовки и антиправительственные выступления, вошедшие в историю под названием «Красная неделя»; В 1978 г. молодой исследователь Адольфо Пепе в книге «Классовая борьба и индустриальный кризис в Италии» решительно оспаривает этот тезис. Он считает, что переходным надо считать не 1914, а 1913 г. Подзаголовок книги так и гласит: «Поворот 1913 года». К этому моменту Пепе относит конец одной исторической эпохи и начало другой.
Отправным пунктом в исследовании Пепе является Ливийская война. Здесь уместно вспомнить слова Транфальи о «реванше», который может стремиться взять наиболее реакционная часть групп, входящих в коалицию. Транфалья в этой связи точно писал об откровенных экспансионистских и милитаристских тенденциях. Вернемся к рассказу об итальянских националистах. Мы остановились на флорентийском съезде Националистической ассоциации 1910 г. Второй съезд произошел в Риме в декабре 1912 г. К тому времени Ливийская война была уже закончена и, как сказано выше, националисты использовали свой шанс. Однако на римском съезде выяснилось, что между различными националистическими группировками есть серьезные расхождения.
На съезде в Риме были предложены три политические резолюции, соответствующие трем направлениям. Первую предложила джунта (исполнительный комитет) Итальянской националистической ассоциации, избранная во Флоренции. Резолюция подтверждала «решительную оппозицию по отношению к Социалистической партии и на отношению к клерикальной партии». Кроме того, подтверждалось намерение «с такой же энергией и такой же свободой действий бороться против политики демократов и консерваторов, если эта политика будет пренебрегать жертвами и высшими интересами Италии». Второй проект резолюции предложил Паоло Аркари, принадлежавший к так называемому демократическому крылу движения. (В свое время Аркари вместе с Филиппо Медой входил в миланскую группу, сплотившуюся вокруг дона Альбертарио, что отчасти объясняет его взгляды.) Начав с утверждения, что целью всей деятельности националистов является пробудить в народе сознание высшего долга, Аркари в своем проекте резолюции заявлял, что политическая демократия, на которой основано современное государство, остается необходимым условием для коллективного обсуждения интересов страны и защиты этих интересов. В резолюции Аркари указывалось также, что классовые организации законны и полезны, ибо они способствуют формированию политического и национального самосознания народа, что отвечает высшим интересам государства. Национализм, согласно Аркари, должен бороться «против современных демократических партий потому, что они не способны организовать и осуществлять политическую и социальную демократию в высших интересах государства». Но наряду с этим националисты должны отмежеваться от консерваторов, «потому что те боятся воображаемых катастроф, или опускаются до недостойных соглашений, или замыкаются в убогой и эгоистической защите узких интересов патроната» {131} . Третий проект резолюции предложила группа редакторов «Идеа национале». В этой резолюции начисто отвергалась возможность каких бы то ни было соглашений. Задача итальянских националистов, говорилось в резолюции, состоит в том, чтобы находиться в решительной оппозиции ко всем «демократическим и социальным партиям», нарушающим суверенные права государства, — права, примат которых был провозглашен «всеми великими политиками от Камилло Кавура до Франческо Криспи». Эта резолюция собрала большинство голосов. Аркари и группа его единомышленников вышли из Националистической ассоциации, мотивировав это антидемократическим характером всей деятельности и пропаганды «Идеа национале». Если до римского съезда существовала некоторая неясность в идеологии национализма, то теперь она исчезла. Те, кто одержал верх в борьбе идей внутри националистического движения, хотели создать сильную и откровенно антидемократическую организацию. Они видели главного врага, разлагающего государство, не только в социализме, но и в либеральной демократии, а идея «сильного этического государства» уже тогда была важнейшим компонентом их идеологии. По существу, в тот момент их целью было взорвать режим, который исторически сложился в форме «социалистической монархии» Джолитти.
Предложенный Джолитти проект избирательной реформы был утвержден парламентом в июне 1912 г. О масштабах реформы дают представление некоторые основные данные. Отныне право голоса имели все без исключения мужчины, достигшие 30 лет. А те, кто прошел военную службу, могли голосовать уже в 21 год. Были отменены ценз грамотности и имущественный ценз. Следовательно, к урнам впервые должны были прийти крестьяне, преимущественно из центральных и южных районов страны.
Избирательная реформа была важнейшим достижением «либеральной эры» и большой личной заслугой Джолитти. Он, несомненно, осуществлял линию, отвечавшую его либеральной доктрине и его личным убеждениям, что, впрочем, не мешало ему быть совершенно неразборчивым в средствах. В периоды, когда парламентское большинство было ему обеспечено, Джолитти ловко манипулировал этим большинством. В принципе он относился к роли парламента с должным уважением, но практически отлично играл на человеческих слабостях и пристрастиях депутатов, на весьма мелких интересах. Он знал толк не только в «вещах», но и в «вещицах», поскольку, чего мы никогда не забываем «не был наивным».
Лично Джолитти был человеком неподкупным, но самым беззастенчивым образом прибегал к коррупции. Он подкупал депутатов, подкупал газеты. Несмотря на все официальные опровержения, было известно, что некоторые газеты регулярно получали «субсидии».
После избирательной реформы 1912 г. стала очевидной необходимость договориться с католиками гораздо определеннее, нежели это было в 1904 г., когда им разрешили «поступать согласно своей совести»; До реформы голоса католиков не могли играть той чуть ли не решающей роли, на которую надеялась либеральная буржуазия, мгновенно позабывшая о своем «традиционном антиклерикализме», когда ее напугал размах забастовочного движения. Но после реформы необходимо было найти новую «политическую формулу», чтобы обеспечить нужный умеренный состав палаты. Джолитти хотел сотрудничества с католиками, которые располагали широкой сетью массовых организаций, но в то же время не хотел платить за это сотрудничество слишком высокую цену. Габриэле Де Роза пишет: «Если бы католики на выборах 1913 г. прибегли к своей старой практике абсентеизма, это означало бы крах не только Джолитти, но и самого либерального государства. Но такая перспектива не могла возникнуть, настолько она казалась абсурдной, не говоря уж о том, что Джолитти вряд ли пошел бы на установление всеобщего избирательного права, если бы не эволюция католического движения, которая шла в сторону конституционализма и подбадривала его». Со своей стороны папа Пий X должен был — логически — уступить и согласиться с созданием общенационального политического центра, который мог бы направлять и контролировать массы избирателей-католиков. Конечно, государство теперь относилось к церкви куда более терпимо, нежели при Депретисе или Криспи, но все же во взаимоотношениях были «деликатные моменты».
В свою очередь Филиппо Меда преследовал далеко идущие политические цели. В эти годы он мечтал о создании автономной католической партии, которая заменила бы либералов в управлении государством. Но, поскольку это наталкивалось на упорное сопротивление Ватикана, Меда вел себя как и подобает центристу, проявляя незаурядный такт и ум. Практически ему приходилось поддерживать всякие комбинации, не всегда вполне чистоплотные, но Меда не был чрезмерным моралистом. В июле 1909 г президентом Итальянского католического избирательного союза был назначен граф Винченцо Отторино Джентилони, адвокат, человек очень энергичный и прекрасный организатор. Он принадлежал к умеренным католикам. «Это течение требовало от организованных католиков вести борьбу, чтобы приостановить продвижение социалистов, радикалов и вообще всех мирян, принадлежащих к Крайней Левой и к Либеральной Левой. Но в то же время, поскольку папский запрет на создание католической партии оставался в силе, предвыборная деятельность католиков, по существу, сводилась к тому, чтобы поддерживать Джолитти и, насколько возможно, обусловливать его политику в клерикально-умеренном смысле» {132} . Собственно, это наметилось уже во время выборов 1904 и 1909 гг., но в 1913 г. все приобрело иные масштабы, и католики не хотели упустить «возможность самоутверждения».
Мы уже говорили, что в Бергамо создалась группа католических деятелей, которые начиная с 1904 г. вырабатывали и старались осуществлять определенную линию на выборах. Они понимали, что после избирательной реформы надо найти какие-то новые формы сотрудничества с Джолитти и разрабатывали свои планы в обстановке полной секретности. Но в августе 1912 г. туринская «Гадзетта дель пополо» опубликовала интервью с каким-то деятелем из Бергамо, не пожелавшим сообщить свое имя. Из интервью следовало, что готовятся какие-то сомнительные комбинации. Де Роза приводит много документов. связанных с этой историей. Очень интересны письма, которые один из руководителей бергамасских католиков, Джованни Мария Лонджинетти, умный и осторожный человек, работавший над подготовкой неофициального пакта, посылал Филиппо Меде, который видимо, тоже активно участвовал в выработке условий. Сразу после появления злосчастного интервью Лонджинетти послал вырезку из газеты графу Джентилони, заклиная его «делать и молчать». Поскольку интервью вызвало отклики, Лонджинетти посылает Джентилони еще одну вырезку, повторяя свои предостережения Наконец (Лонджинетти сообщает об этом Меде) граф как будто внял его мольбам, прислав записку: «Договорились. Наш пароль — сопеть. Живи спокойно» {133} .
Смысл операции заключался в том, что каждый кандидат в депутаты, согласившийся принять поддержку католиков, обязан либо в частном порядке дать заверения, либо внести в свою предвыборную декларацию семь пунктов, которых требовали условия пакта. Ничего особенного в этих пунктах не было: точное соблюдение конституционных норм, свобода религиозного воспитания детей, недопустимость разводов, довольно расплывчатые обещания способствовать социальному прогрессу и т. д. Важен был сам факт договоренности. Де Роза очень саркастичен. Было совершенно невозможно, пишет он, чтобы все, начиная с самого Джентилони, согласились «молчать и сопеть», в то время как был громадный соблазн рассказывать направо и налево, что такой-то кандидат, будь он либерал или консерватор… и т. д. Через две недели после опубликования интервью, сам Джентилони в том же Бергамо заявил публично, что многие депутаты, избранные в 1909 г. «благодаря поддержке католиков, разочаровали избирателей своим поведением в парламенте». Теперь, однако, ничего подобного не будет, так как католики потребуют предварительных гарантий. Джентилони популярно объяснил, какой силой являются католики, обладающие столь мощной организацией. Добавим, что и другие католические деятели вели себя крайне вызывающе. «Семь пунктов» были изложены в циркуляре, который Джентилони разослал всем периферийным организациям Католического избирательного союза с пометкой «конфиденциально». Однако, поскольку он сам принял позу спасителя отечества, не приходится удивляться тому, что началась серия скандалов. Во время предвыборной кампании социалистическая печать и многие либеральные газеты резко критиковали соглашения между кандидатами, угодными правительству, и католиками. 25 октября Альбертини писал в «Коррьере делла сера»: «Правительство пользуется Ватиканом, чтобы спасать своих кандидатов и чтобы давать волю своей ненависти. Ватикан не проявляет особой разборчивости в отношении прошлого этих министерских кандидатов» {134} .