Белый хрен в конопляном поле
Шрифт:
Дорога шла вдоль реки, впадавшей в тот самый залив, на берегу которого и высился проклятый Чизбург. Дорога была пуста — видимо, опасался народ ошиваться в тех местах, где орудует бонжурское войско.
Но опасались не все. Стремглав приподнялся на стременах и посмотрел вперед из-под руки.
Впереди стояла повозка, обтянутая мешковиной.
Из повозки вылетали какие-то корзины, свертки, ящики.
Повозку явно грабили.
Стремглав обрадовался случаю размяться, ударил мечом о щит, дал шпоры коню и помчался вперед, издавая боевой бонжурский клич:
— Ейжеей!
Клич этот, видно, был хорошо знаком грабителям: от повозки метнулись в сторону реки трое мужичков, на ходу бросая добычу и дубинки.
Будь под капитаном верный Протуберанс, он легко бы нагнал негодяев, да и копытами бы побил, но нынешняя лошадь была спокойна и не способна ни к чему, кроме легкой рыси, а лишний раз пинать ее шпорами Стремглаву не хотелось, потому что вот таких рабочих коней он с детства любил и жалел. Кроме того, разбойники уже скрылись под высоким речным берегом.
Из-под повозки вылез хозяин — плотный человек с рябым морщинистым лицом в простой одежде.
— Спасибо, ваша милость! Сама судьба мне вас послала!
Говорил рябой по-немчурийски, но Стремглав к этому времени знал уже не то девять, не то десять языков.
— Кто такой? — спросил он, осаживая лошадь.
— Лексикон меня кличут, ваша милость, я здешний торговец…
— И куда же ты направляешься, любезный Лексикон, да еще в одиночку?
— Ясное дело куда — в Чизбург, торговать…
Стремглав чуть не сверзился с коня.
— Как? Город уже взят?
— Никак нет, ваша милость! Кто же его возьмет, коли он неприступен?
— Вот дела! Значит, осаду сняли?
— Никак нет, ваша милость! Кто же ее снимет, коли нет таких крепостей, которых не взяла бы бонжурская армия?
— Ничего не понимаю, — сказал Стремглав и снял шлем.
— А я вас помню, капитан Ларусс! — радостно вскричал торговец. — Вы у меня три дня постоем стояли с вашим другом — ну, тем самым, — и он показал рукой воображаемые горбы.
— Возможно, — сказал Стремглав. — Но вот как же ты едешь торговать в осажденный город Чизбург, если он со всех сторон обложен так, что мышь не проскочит?
— Верно, господин капитан, мышь не проскочит, да и нечего ей там делать, мыши-то, а честному торговцу — завсегда широкая дорога…
— Так вы что, в Чизбург припасы доставляете?
— А как же! Все, что закажут, то и доставляем…
— И бонжурские солдаты вас пропускают?
— А как же! Мы же за проезд деньги платим!
Стремглав задумался.
— А его величество король при армии или в отлучке?
— При армии, ваша милость, в багряном шатре.
— И он вашу коммерцию допускает?
— А как же! Он сам и распорядился, чтобы нас пропускали в город, но не всех, а только тех, кто проездной билет купит.
— Полно, да в своем ли уме король? — вскричал пораженный Стремглав.
— В своем, да еще в каком светлом-то! Припасы ведь в Чизбург все равно доставят — не сушей, так морем, а кому это нужно, чтобы всякие там стрижанцы да неспанцы богатели? Никому не нужно. Правда, пошлину он дерет несусветную, так ведь и его понять можно: из чего
— Ох, не скоро он его возьмет, — вздохнул капитан. — С такими-то порядками…
— Ясное дело, не скоро. Скоро только слепыя делают. Чизбург, например, углем на зиму запасается, уголь возим…
— Чудесит мой король, ой, чудесит…
— Да уж не так просто он здесь стоит: видно, что-то задумал…
Торговец Лексикон разговоры-то разговаривал, а брошенный на дорогу товар подбирал и со всем возможным тщанием возвращал в повозку.
— А ты-то сам что везешь?
— Да по мелочи: пару окороков, вина белого четыре бутыли, репу… Ну и селитры кучу, понятное дело. Селитра хорошая, вываренная…
— На что же им селитра?
— Им виднее. Может, хотят на улицах и площадях огороды развести, вот и удобрение. Так господин Примордиаль распорядился.
— Какой такой Примордиаль?
— Ну, самый настоящий. Который ученый. Тот самый. Он теперь в Чизбурге главный, городской совет у него весь в пригоршне зажат. Кабы не он, давно бы пасть Чизбургу…
— Волшебник, — уточняюще сказал Стремглав.
— Какой волшебник, ваша милость! Вы не вздумайте такое при людях сказать — засмеют! Господин Примордиаль колдунов и магов на дух не переносит, какие были в городе, так и тех велел пожечь на кострах. Магия с наукой несовместима, вот как он учит. Где ученый пройдет, магу ловить нечего. Там у них строго, в Чизбурге. Он даже домовым приказал из города уйти — и ушли целым табором. Плакали, да уходили. Так что дома в Чизбурге теперь стоят без домовых, но мы не внакладе — домовые-то по деревням разбежались.
— Как будто в деревнях своих не хватает!
— Хватает, господин капитан. Они, городские, к нашим, деревенским домовым, в батраки нанялись. В каждом доме самое малое три штуки обретаются. Зато и порядок! Озоровать, вещи прятать не смеют, каждую пылинку вытирают. Да что же мы стоим-то? Поедемте потихоньку, ваша милость, вам ведь тоже торопиться некуда: без вас города явно не возьмут…
— Да уж нет, любезнейший, поскачу я вперед, ждут меня там крепко…
— Баба? — весело догадался рябой.
— Она самая! — так же весело подтвердил Стремглав.
ГЛАВА 10,
«У войны не женское лицо», — принято говорить.
Может, для других войн оно и правильно, но только не для тех, которые вел бонжурский король Пистон Девятый.
Нос у него (пардон, виконт дю Шнобелле) был, конечно, натуральный, фамильный, но и слухи насчет любострастного лесничего Крюшона тоже имели под собой основания, ибо с молодых лет показал себя король великим охотником до прекрасного пола, дамским угодником, галантнейшим кавалером, завзятым сердцеедом, записным волокитой, альковных дел мастером, беспросветным юбочником, приаповым рабом, неустанным ходоком, безудержным фаллоцентристом, а в некоторых случаях и обыкновенным бабником.