Белый хрен в конопляном поле
Шрифт:
И настала жизнь весьма хорошая и прекрасная. Брат Джузеппе продолжал петь, не умолкая ни на минуту. Недовольны были только братья наши обыватели, но они всегда чем-нибудь недовольны.
Но на все хорошее найдется недобрый глаз. Поэтому вскоре в славном городе Сан-Середино стали происходить злые чудеса. Вышел как-то брат Отарио из бани, где имел обыкновение мыться, — и вдруг во лбу его образовалось отверстие, и он упал и перестал жить.
«Перестанем же лучше мыться!» — решило братство, и более никто возле бани не погиб.
Потом брат Сильвестро, выходя
«Будем пировать по домам», — постановили братаны и возле трактиров не показывались.
Потом брат Глобус, покидая игорный дом, также оказался поражен неведомой силой в самый лоб, перестав жить…
Брат Джузеппе над могилами пел печальную песню про братьев наших журавлей…
На этом месте брат Брателло не выдержал и зарыдал.
— Ну, вот, — недовольно сказал боцман. — Я-то думал, ваш рассказ поддержит моих подопечных, а вы и сами, сэр, расклеились. Это не годится. Неужели никто из присутствующих не может рассказать историю с хорошим концом?
— Я могу, бвана моряк, — раздался низкий голос из тьмы.
— Кто там такой?
— Да я же!
Боцман внимательно вгляделся в темноту, но ничего не увидел до тех пор, пока говорящий сам не показался на свет.
— Арап! — воскликнул Бен Баррахлоу.
— Афробонжурец, с вашего позволения, — поправил его говоривший. — Мбулу Пропаданга из Камерала. Второй курс Академии.
— Ну и дела, — сказал боцман. — Да я и слыхом не слыхивал, чтобы кто-нибудь из ваших…
— Это и есть хороший конец, бвана, — сказал арап. — Потому что начало было совсем невеселое… … Раньше мое племя еле-еле было сильным и многочисленным. Оно владело стадами и землями, охотничьими угодьями и рыбными озерами. Все у нас было. Раньше вообще все было.
А потом в эти благодатные места пришли, гонимые голодом, другие племена: или-или, тока-тока, многа-многа и даже презренная орда пигмеев чуть-чуть.
Почти всех победило мое славное племя еле-еле, но при этом погибло множество славных воинов. А от племени многа-многа тоже осталась лишь горстка людей.
Наш вождь Напузи, чьи кулу-кулу звенели при ходьбе, и предводитель врагов Хирамба встретились на излучине реки и постановили решить дело поединком. Таково было мнение старейшин обоих племен.
Этот Хирамба был подобен слону Гуамбо во время гона, а вождь Напузи походил на слона одними лишь своими кулу-кулу, что, как известно, только мешает и в танце, и в битве.
Но колдун племени еле-еле, которого звали Кио Кио, нашел выход из положения и поговорил людьми по душам их предков.
И тогда пришел к вождю прославленный охотник Мцыри-Мцыри, который голыми руками задавил сразу двух леопардов.
— О Напузи! — воскликнул он. — Я не пожалею жизни своей ради родного племени. Съешь мою печень — и к тебе придет мое охотничье умение подкрадываться незаметно.
И вождь Напузи съел печень отважного Мцыри-Мцыри, и к нему пришло охотничье уменье, но этого было слишком мало для такого важного поединка.
И тогда вышел вперед могучий Камазу, который мог перенести на плечах восемь крокодилов зараз.
— О Напузи! — воскликнул он. — Я тоже рад пострадать за свой народ. Съешь мою печень — и ты сам сможешь нести по восемь, а то и по десять крокодилов зараз.
И вождь Напузи съел печень могучего Камазу и получил силу, достаточную для несения восьми и даже десяти крокодилов зараз, но этого все равно было недостаточно — слишком уж ответственный предстоял поединок.
И тогда поднялся с места опытнейший полководец Жюки-Жюки, славившийся умением топить врага в крови своих воинов.
— О Напузи! — воскликнул он. — Жить мне все равно осталось недолго, так уж и я пострадаю. Съешь мою печень — и сам обретешь великое полководческое искусство!
И вождь Напузи съел печень великого Жюки-Жюки, но это было уж и вовсе ни к чему — ведь предстоял-то поединок, а не битва тысячи против сотни.
Тогда пришел к вождю юноша Данко-Данко, чье сердце было преисполнено любви к людям.
— О Напузи! — сказал он. — Съешь мое сердце, любовь к родному племени уверенно направит твою руку в поединке!
— Нет, — возразил колдун Кио-Кио. — Не делай этого, о Напузи, ибо любовь к своему народу есть не сила вождя, а его слабость. Лучше убей коварного Данко-Данко и съешь его печень просто так — для удовольствия.
И вот уже съедены были вождем все хоть чего-то стоящие печени мужей племени еле-еле, а уверенности в победе не было.
Тогда колдун Кио-Кио предложил:
— О Напузи! Твой племянник Мбулу Пропаданга славится своей хитростью, хотя и говорят, что ему дает советы мудрый паучок Ананси. Съешь его печень — и ты обманом победишь любого врага!
Тогда Мбулу Пропаданга послушал, что скажет спрятанный в его ухе паучок Ананси, вышел вперед и сказал:
— Я еще молод, и вся хитрость моя наперед будет известна врагу. А вот если я познаю все науки и все уловки белых людей, да если печень моя преисполнится неведомой врагу мудрости — тогда побежит прочь проклятый Хирамба, даже не приняв боя. Дай мне, о Напузи, мешок с золотым песком, и вскоре я вернусь, чтобы и свою молодую жизнь принести в жертву племени еле-еле. А до тех пор довольствуйся печенью колдуна Кио-Кио — там столько хитрости, что она у нас уже в горле стоит.
— И верно! — сказал мудрый Напузи и потряс в знак согласия своими кулу-кулу, и они зазвенели громче обычного, что было добрым предзнаменованием.
И Мбулу Пропаданга взял золото, и пошел, и шел долго-долго, покуда не оказался в славном городе Плезире перед стенами Академии…
— Поучительная история, — сказал Бен Баррахлоу, когда низкий голос арапа отзвучал под сводами темницы. — Только я не понял — возвращаться-то ты думаешь?
— Бвана моряк, — сказал Пропаданга. — Среди черных людей, способных вернуться в такой ситуации, столько же дураков, сколько среди белых людей, задающих подобные вопросы. У меня в Плезире невеста, дочь старосты ювелирного цеха, за ней дом дают, хоть мои кулу-кулу и не звенят, как у наших и ваших вождей.