Белый хрен в конопляном поле
Шрифт:
— Все так. Потом объясню, — сказал граф Пихто.
– … И еще была там бутылочка, ваше величество, — сконфуженно сказал сержант Пилот.
— Вот с бутылочки и надо было начинать! — воскликнул король. — От нее, проклятой, все беды Бонжурии!
— Добрая бутылочка, вместительная, — продолжал сержант. — Темного стекла и со стеклянной же пробкой. И написано опять же не по-нашему…
— Ну не тяни, — сказал король.
— Мы порядок знаем, — с достоинством заявил сержант. — Нужно же попробовать — вдруг заговорщики решили отравить узников, чтобы не сболтнули лишнего? Мы такие бутылочки всегда проверяем досконально…
— Не
— И только я эту пробочку оттыкнул, — сказал сержант, — как все и началось…
— Что началось? — взревел король в нетерпении.
— Так свадьба же, ваше величество… — пискнул сержант.
— Опять свадьба?! — от королевского вопля даже вековые стены крепости задрожали.
В ответ на королевский взгляд Ироня пожал плечами:
— До сих пор он не врал, сир…
— Свадьба, ваше величество, самая настоящая свадьба! То ли я на свадьбах не гулял? Да нас, ветеранов, туда едва ли не силком тащат! Принято так теперь! Свадьба, да еще какая богатая, веселая! Столы накрыты, гости пьяны, музыканты играют фламбетты и лариоли, на одном конце поют «Где ты, Франсуазушка, ночку ночевала?», на другом «Плезир — славный городок, Столенграда уголок». Нас сажают за столы, мы молодых поздравляем… За это время, ваше величество, вся тюрьма уйти могла — а ушло только несколько человек из четвертого каземата…
— Куда же вы смотрели? — устало спросил король, заранее смиряясь с любым бредом.
— Так мы спохватились! — не без гордости сообщил однорукий Пилот. — Еще как спохватились! Да поздно опомнились: арестанты все в телегу попрыгали и мешковиной сверху накрылись…
— Постой, — сказал Ироня. — Ты приметлив, сержант, так скажи — кто из узников бежал? Ты запомнил?
— Конечно, запомнил — побег-то ведь на моей памяти первый! Двое студентов бежали — один посконич, другой арап, потом еще бандит этот кучерявый… Да, одноглазый моряк на деревяшке… Ну и принцесса, понятное дело. Чего же ей оставаться…
— Значит, двое студентов бежали?
— Двое, ваша светлость. Они уж третьего, бледного такого, уговаривали, уговаривали: братец, братец… А он надулся, завернулся в мантию и стоит посреди двора…
— И где же он теперь? — продолжал допрос Ироня, так как король находился в полуобморочном состоянии.
— Только телега скрылась — а помчала она по Северному тракту, — с великим жаром продолжал сержант, — как этот бледненький захохотал, вскинул руки кверху — и сгинул.
— Плохо дело, — ахнул Ироня. — Значит, и вправду это не он… То есть он…
— А свадьба? — совершенно пьяным голосом спросил бонжурский король.
— Какая свадьба? — удивился сержант.
— Да та, которой вы мне голову морочите с первого слова! — прорычал Пистон Девятый.
— Ах, свадьба-то? Так она ненастоящая оказалась, обманная…
— Да я понимаю, что обманная, — сказал Пистон таким голосом, что Ироня вчуже пожалел старого знакомца. — Это даже такой дурак, как ваш король, понимает. Где жених, невеста, родня, гости — надеюсь, под арестом?
— Как же — арестуешь их! Я, конечно, кинулся к невесте, хвать ее за… ну, вы понимаете, ваше величество. А в руке у меня только пригоршня ртути… Вон лужица, извольте сами убедиться. А прощелыге Гастону повезло больше, он ловил жениха, достался же ему кусочек золота… Не прячь, скотина, выкладывай!
Постепенно выяснилось, что вместо гостей на свадьбе (мы-то помним, что она была алхимическая!) гуляли всякие случайные для несведущего человека элементы — медь, серебро, сурьма, ярь-медянка, железо, свинец, винный камень, множество кислот и щелочей («Все камзолы в дырках, смотрите, ваше величество!») да еще кучка какой-то дряни, в которой дон Кабальо без труда определил бы экстрагированную мочевину — видно, это добро и впрямь было редкостным у алхимиков.
— Плохо дело, — повторил Ироня. — Я знаю, куда они поехали. Они поехали в Чизбург выручать Тихона. Настоящего принца Тихона…
— Послушайте, друг мой, я не понимаю…
— Объясню потом, ваше величество. Если вернусь. Потому что моего короля тоже неизбежно привезут туда же, если уже не привезли…
Пистон Девятый старательно распинал по углам преступные элементы и составы земные, отряс голову от чародейной мути и негромко сказал безмолвному адъютанту:
— Мою гвардейскую роту. В полной боевой. Больше никого. Оставляю Плезир на вас, мой добрый Гофре.
— Но, ваше величество…
— Никаких «но». На этот раз победа мне не светит, но зато ни одна собака в Агенориде не скажет, что король Бонжурии способен бросить в беде старого друга. Лучше пасть в бою, чем дожидаться этих мертвяков здесь. Нам с капитаном Ларуссом везло, когда мы дрались вместе, — мон блин, не повезет ли и на этот раз?
Ироня воспринял слова Пистона Девятого как должное.
— И поспешим, сир! Быть может, беглецов уже задержали на какой-нибудь заставе…
— На это не надейтесь, — сказал король. — Конечно, бонжурский солдат — самый храбрый в мире, кто бы спорил, но при слове «чума»…
ГЛАВА 32,
Во всякой истории — правдивой или сказочной, — если рассказывать ее по-честному, развязка приходит внезапно. Как бы ни были отважны герои, какими бы чудесными приспособлениями ни пользовались, за какие бы невероятные случайности ни цеплялся недобросовестный сочинитель, а финала ему не избежать. Это как кирпич на голову.
Да, телега с беглецами благополучно миновала все заставы и добралась до Чизбурга.
Да, король Пистон и его гвардейцы в компании с Ироней почти догнали телегу у городских ворот.
Нет, принцу Тихону не удалось ничего предпринять, используя сходство с принцем Тандараденом потому что принц Тандараден прямо из тюремного двора очутился в крепости и сразу же все встало на место. Да ведь и любой читатель, у которого есть знакомые близнецы, наверняка прекрасно их отличает друг от друга, а вымышленным персонажам вовсе не обязательно быть глупее живых людей.
Нет, беглецам не удалось тайно проникнуть в город под видом покойников, потому что принц Терентий, выглянув из-под мешковины, увидел отца, закованного в цепи, и полез его выручать.
Мессир Гофре был прав: мертвецы всегда победят живых — во всяком случае, могут взять их в плен.
Неудавшийся лекарь, неверный ученик великого Примордиаля, мэтр Кренотен мог теперь торжествовать. Из мелкого заговорщика, исполнителя чужой воли, он превратился теперь во владыку Агенориды. Достаточно было и того, что самые могущественные короли континента — Пистон Девятый и Стремглав Первый — стояли перед ним в оковах.