Белый «мерседес»
Шрифт:
Отец. Это моя семья. И все так и остались детьми. Фиру убили, когда ей еще не было двух лет. Моей дочери Сюзанне она приходится тетей. А это дядя Сюзанны — Самуил. Ему всегда будет пять лет. И не больше.
Мальчик. А мне кем приходится Самуил?
Отец. Двоюродным дедушкой.
Мальчик. У меня самый юный дедушка в мире!
Мать Сю. У нас,у евреев, все не как у людей.
Отец. Наша история насчитывает тысячелетия. Другие народы, жившие в те времена, давно исчезли. А мы, слава богу, живы. А почему? Потому что не смешались с другими, сохранили
Мальчик. А китайцы?
Отец. Когда другие народы еще по деревьям бегали, у нас уже были: единый бог, царь Давид и царь Соломон… Песнь песней.
Мальчик. А когда евреи еще не знали, что они евреи, китайцы изобрели порох.
Мать. Лучше бы они его не изобретали, этот порох. Все! Никаких дискуссий! Прошу к столу. Наша дочь, если опоздает, присоединится к нам.
Зажигают свечи. Мать благословляет хлеб, читает молитву. Гости приступают к трапезе.
7. Станция технического обслуживания.
(День)
«Крайслер» Сюзанны с разбитым передом стоит во дворе станции, приподнятый краном машины техпомощи, приволокшей его сюда с места аварии. Владелец станции, в комбинезоне, выписывает Сю квитанцию.
Владелец станции. Через два дня будет как новая. Возьмите у нас машину, чтобы добраться домой (показывает на старенький красный «Фольксваген»), а когда мы ваш «Крайслер» доставим, вернете нам нашу.
Он вручает Сю ключи от «Фольксвагена».
8. Улица перед домом Сю.
(Поздний вечер)
Сю подъезжает на красном «Фольксвагене», тепло и сентиментально взглядывает на окна родного дома, где светятся огоньки свечей, и, тряхнув головой, изо всей силы давит на клаксон, взорвав патриархальную тишину еврейской улицы в маленьком городке штата Нью-Джерси.
Из дома выбегает отец, за ним — мать. В окнах появляются лица жующих гостей.
Отец. Милая доченька, я рад, что ты, наконец, дома.
Мать. Мы так переволновались.
« Отец. Но почему ты на этой… немецкой машине? Когда мы с твоей мамой после войны живыми выбрались из германского концлагеря в Америку, мы поклялись, что нашей ноги никогда не будет на немецкой земле, никогда не сядем за руль немецкой машины, ничего не купим, что сделано немецкими руками.
9. Спальня Сю в доме родителей.
(Утро)
Сю еще в постели. Пьет кофе и болтает по телефону с подружкой.
Сю. Мюриел! Послушай, я тут произвела форменный переполох. Приехала на немецком «Фольксвагене». Мне его дали, чтоб добраться домой. Наши евреи встали на дыбы. И мои предки — в первую очередь. Слыхано ли? Видано ли? Чтобы еврейская девушка из приличной семьи села за руль машины, сделанной палачами?! Для них все немцы
— палачи, все евреи — жертвы. Весь мир делится на евреев и на остальных. Не жизнь, а сплошное поминовение усопших. Живешь, как на кладбище. Не знаю, как ты, Мюриел, а я больше не могу, не выдержу. Давай махнем на каникулы в Европу. Ну, на Средиземное море… Поживем как все люди. Без дурацких комплексов. Что? Сегодня вечером у твоих друзей вечеринка? Конечно, поеду! Куда угодно! Лишь бы подальше от печальных глаз моих предков. Только ты заезжай за мной. А то мой злосчастный «Фольксваген» под арестом. Отец запер его в гараж и отнял ключи, чтобы я не позорилась перед соседями. Боже, средневековье какое-то!
10. Дом приятелей Мюриел.
(Вечер)
Когда Сю и Мюриел переступили порог дома, их, как в дискотеке, оглушил грохот музыки и ослепили разноцветные вспышки света, перемежавшиеся с полной темнотой, в которой, как угли, тлели зеленые и красные огоньки на радиоаппаратуре. Вспышки света выхватывали из тьмы голые тела, извивающиеся на ковре, на лестнице.
Сю сначала услышала голос женщины, говорящей по телефону, потом увидела ее голову с распущенными волосами и прижатой к уху трубкой.
Женщина (ласковым, воркующим голоском кого-то увещевала на другом конце провода). Милый, я плохо слышу из-за музыки, но через час, от силы два, буду дома. Ты голоден? Бедненький! Возьми что-нибудь в холодильнике. Неужели это проблема — поесть самому, без жены? Я тебя избаловала, милый. Попробуй хоть раз сам накрыть стол, согреть ужин, тогда оценишь мой труд. Ты, как малое дитя. Ладно. Скоро буду.
И только тут Сю разглядела, что женщина раздета донага и сидит верхом на голом человеке, разлегшемся на спине. Сидит на его члене, в ритм с ним поколыхивая телом и телефонной трубкой, прижатой к уху.
Сю привел в себя голос Мюриел.
Мюриел. Здесь одетой быть неприлично.
Сю. А где… раздеваться?
Мюриел. Прямо тут… Бросай на пол. Никто твое не унесет. Тут все из хороших семей.
Сю идет по дому нагой, ведомая за руку таким же, нагим, пареньком. Они переступают через чьи-то тела, ища для себя место, где можно прилечь. Мимо них с визгом промчалась Мюриел, увлекая за собой какого-то черного парня.
Сю. Как тебя зовут?
Парень. Ларри.
Сю. А меня — Сю.
Ларри. Это твое настоящее имя? Или придумала?
Сю. Какая разница? В одежде мы друг друга не узнаем.
Ларри. Тебе весело?
Сю. А тебе?
Они, наконец, нашли место в углу. Сю легла на спину, развела ноги. Он склонился над ней и закачался.
На шее у парня висит металлический крест на цепочке. И каждый раз, когда их головы сближаются, крест царапает Сю нос.
Сю. Веселенькая картинка. Вроде крещения. А мои еще в синагоге молятся. Увидели бы — разрыв сердца на месте.
Ларри. Что? Что ты сказала?
Сю. Ничего. Подумала вслух. Гей, Ларри. Или как тебя? Слезай! Приехали! Ты меня рассмешил.