Белый павлин. Терзание плоти
Шрифт:
Она вошла, вытирая тарелку, и он снова увидел ее белоснежные красивые руки.
— Здесь просто замечательно, — сказал он, и их глаза встретились.
— Тебе нравится здесь? — спросила она. Это был ее прежний низкий, хрипловатый, интимный голос. Он почувствовал, как заволновалась его кровь. Это была прежняя, утонченная сублимация, он точно таял, а его дух будто испарялся.
— Да, — кивнул он, улыбаясь ей, словно маленький мальчик. Она наклонила голову.
— Это было кресло графини, — произнесла она тихим голосом. — Я нашла ее ножницы под обивкой.
— Правда? Где
Развеселившись, она быстро достала свою рабочую корзинку, и вместе они рассмотрели старые ножницы.
— Настоящая баллада об умершей леди! — сказал он, смеясь и просовывая свои пальцы в кольца ножниц графини.
— Я знала, что ты сможешь пользоваться ими, — сказала она с уверенностью. Он посмотрел на свои пальцы и на ножницы. Она имела в виду то, что его изящные пальцы подходят для ножниц с маленькими кольцами.
— Да, это можно сказать обо мне, — засмеялся он, откладывая ножницы в сторону. Она повернулась к окну. Он заметил прекрасный светлый пушок на ее щеке и верхней губе и ее мягкую, белую, как зев цветка крапивы, шею, ее предплечье, яркое, как только что очищенное зерно. Он смотрел на нее новыми глазами, и она казалась ему совсем другим человеком. Он теперь не мог оценить ее объективно.
— Ты не хочешь погулять? — предложила она.
— Да, — ответил он. Но чувством, которое больше всего беспокоило его мятущееся сердце, был страх, страх, вызванный тем, что он видел. У нее были прежние манеры, прежние интонации, но она была совсем иной, чем когда-то. Он прекрасно знал, чем она была для него. И теперь постепенно начинал осознавать, что на самом деле она была чем-то совсем другим и всегда была такой.
Она ничего не надела на свою голову, только сняла фартук, заявив:
— Мы пойдем под лиственницами.
В то время как они проходили по старому фруктовому саду, она позвала его, чтобы показать гнезда лазоревок на одной из яблонь и в живой ограде. Его несколько удивляли ее уверенность, заметная твердость и даже появившееся в ней высокомерие, спрятанное под маской смирения.
— Посмотри на бутоны цветов яблонь, — сказала она, и тогда он различил множество маленьких розовых бутонов среди свисающих веток. Она взглянула ему в лицо, и глаза ее стали жестокими. Она увидела, что пелена спадает с его глаз, и он наконец увидит ее такой, какова она на самом деле. Этого она больше всего боялась в прошлом, и это сейчас необходимо для ее же собственного блага. Теперь он увидит ее настоящей. И она, такая, ему не понравится, и он поймет, что никогда не мог ее любить. Прежние иллюзии прошли, они — посторонние люди, абсолютно и бесповоротно. Он воздаст ей по заслугам. Она получит от него должное.
Она была блестяща, он никогда не знал ее такой. Она показала ему гнездо королька в густых кустах.
— Смотри, это королек! — воскликнула она.
Он был удивлен, что она использует местное название. Она аккуратно просунула руку сквозь шипы и коснулась круглого отверстия гнезда.
— Пять! — сказала она. — Пять маленьких птенчиков.
Она показала ему гнезда малиновок, зябликов, коноплянок, трясогузок около воды.
— И если мы спустимся ниже, к озеру, я покажу тебе гнезда зимородков… Среди молодых елей, — продолжала она, — есть гнезда певчих или черных дроздов почти на каждой ветке. В первый день, когда я их увидела, я почувствовала, что не должна ходить в лес. Он казался городом птиц; а утром, услышав их всех, я подумала о шумном раннем рынке. Я боялась войти в свой собственный лес.
Она пользовалась языком, который они когда-то вместе изобрели. Теперь он принадлежал только ей. Он покончил с этим. Она не имела ничего против его молчания, но все время точно распоряжалась и руководила им, давая ему возможность увидеть ее лес.
Они шли по болотистой тропинке, где незабудки цвели богатым голубым ковром, когда она сказала:
— Мы знаем всех птиц, но здесь очень много цветов, названий которых мы не можем определить. — Это было осторожное обращение к нему, поскольку он-то как раз их знал.
Она посмотрела мечтательно на поля, которые дремали в солнечном свете.
— У меня есть любовник вдобавок, ты знаешь, — сказала она самоуверенно, однако тон ее снова стал почти доверительным.
Это разбудило в нем желание побороться с ней.
— Я думаю, что встретил его. Он очень симпатичный — и также обитатель счастливой Аркадии.
Не ответив, она свернула на темную тропинку, которая вела на верх холма, где кусты и деревья были особенно густыми.
— Люди прекрасно поступали, — сказала она наконец, — когда возводили разные алтари для различных богов в старые времена.
— О да! — согласился он. — И кому же новый?
— Никаких старых нет, — ответила она. — Я всегда искала только этот.
— И чей же он?
— Я не знаю, — сказала она и открыто посмотрела на него.
— Я очень рад, — сказал он, — что ты удовлетворена.
— А — но мужчина не имеет значения, — заявила она, выдержав паузу.
— Нет! — изумленно воскликнул он. Ему только теперь открывалась ее настоящая сущность.
— Имеет значение только сам человек, — сказала она. — Может ли он сохранить себя и служить своему собственному Богу.
Последовала пауза, во время которой он размышлял. На тропинке почти не было цветов, и здесь было мрачновато. Он шагнул в сторону, и его каблуки попали в мягкую тину.
— Я, — произнесла она очень медленно, — я вышла замуж в ту же ночь, когда ты женился.
Он посмотрел на нее.
— Ну, не официально, конечно, — усмехнулась она. — Но фактически.
— За лесника? — спросил он, не зная, что еще можно сказать.
Она повернулась к нему.
— Ты думал, что я не смогу? — Яркая краска залила ее щеки и шею, несмотря на всю ее самоуверенность.
Он не знал, что говорить.
— Понимаешь, — она сделала над собой усилие, чтобы попытаться что-то объяснить ему. — Мне тоже было нужно понять.
— И что оно означает, это понимание? — спросил он.
— Очень многое — а для тебя разве нет? — удивилась она. — Человек остается свободным…
— И ты не разочарована?
— Очень далека от этого! — Ее голос был глубок и искренен.
— Ты любишь его?
— Да, я люблю его.
— Прекрасно! — сказал он.
Она замолчала на некоторое время.