Белый рондель
Шрифт:
Фробелиус только вздохнул.
— Кстати, кто этот Тарвальд? Вы словно цените его мнение. Неужто в Дерпте есть лица, способные сравниться с вами в музыкальных познаниях?
— С учителем не сравнится никто! — воскликнул Фробелиус. — Это он распознал во мне способности.
— Он давал вам уроки?
— Учитель не даёт уроки, он направляет. Он путешествует, разыскивая по свету гармонию.
— Чтобы искать гармонию, не обязательно путешествовать, —
— Учитель не станет жить на одном месте, — продолжал Фробелиус. — Иногда он спит в лесу, иногда во дворце, он ищет гармонию.
— Любопытный человек.
— Он таинственно появляется и таинственно исчезает. Никто не знает, где он живёт, — сказал Фробелиус.
— Зачем вы приехали в Дерпт? — спросил я, меняя тему разговора. — Князь Леопольд так восхищался вашим искусством.
— У меня здесь невеста, — просто ответил Фробелиус. — Но я не могу её отыскать.
— Куда же она подевалась?
— Не могу её отыскать… — Лицо Фробелиуса омрачилось. — Так надеялся, что увижу её на концерте.
— Многие женщины были в масках.
— Увы! — Он махнул рукой. — Она позабыла меня.
Я стал успокаивать музыканта:
— Жизнь полна неожиданностей. Я знаю одну историю…
Но я не успел рассказать начатое. В комнату, гремя саблями, вошли польские офицеры.
— Вот где он прячется! — провозгласил один. — Хоть здесь и не Варшава, напомним пану, что шляхтич не любит, когда его срамят перед дамой.
— К вашим услугам, — сказал я.
— Я вас вызываю, пан! Выбирайте оружие!
Час от часу не легче! Второй вызов за день.
— К сожалению, не могу с вами драться. Моя жизнь принадлежит пану Кавалеку. Послезавтра мы встречаемся у Арукюласских пещер.
— Дьявол! — выругался офицер. — Так это туда я иду секундантом?
— Весьма возможно, пан.
— А кто же ваш секундант?
— К сожалению, у меня мало знакомых в городе, секунданта пока ещё нет.
— На пирушку знакомый нашёлся, — сказал офицер, взглянув на Фробелиуса.
Тот вспыхнул.
— Этот юноша ни при чём, — сказал я.
— Он славно музицирует, — сказал офицер, — но и товарища поддержать не грех. Никто же не заставляет его брать саблю. На саблю у музыканта хлипкая кость.
— Вы меня обижаете, сударь, — тихо сказал Фробелиус.
— А коли обижаю, пожалуйте в секунданты, и устроим четверную дуэль! — заносчиво сказал шляхтич.
— Что ж, пожалуй… — Фробелиус пожал плечами.
— Оставьте его в покое, — сказал я более твёрдо. — Неужто не понимаете, что перед вами музыкант и не его дело путаться в ссоры!
— Я понимаю! — сказал шляхтич. — Я только хотел его попугать, музыканты народ трусливый.
— Если вы не уймётесь, я обрублю вам уши, — со сдержанной яростью проговорил я.
— Что? — Поляк остолбенел, а затем повернулся к товарищу. — Что он сказал, Мацек?
— Сказал, что обрубит тебе уши, — флегматично пояснил Мацек.
— Дайте мне саблю, — сказал я. — Или в Варшаве рубятся с безоружными?
Мне кинули саблю, а мой противник занял позицию. Челюсть его дрожала от ярости.
— Господа, господа! — вбежал хозяин, он, видно, подслушивал под дверью, руки его были умоляюще сложены. — Господа, прошу вас!
— Прочь! — закричал шляхтич. — К бою!
Хозяина вытолкали за дверь, я встал в позицию.
— Пся крев! — пробормотал поляк и двинулся на меня.
— Вот как это делается, — сказал я.
Описав тосканскую дугу, клинок мой выбил саблю из рук шляхтича. Ещё один незаметный взмах — и противник схватился за ухо, надорванное остриём моего оружия. Среди мастеров фехтования это называется «посадить пчёлку».
— Ба! — оторопело сказал кто-то. — Вот это рука!
— Да он и вправду обрубил тебе уши, — заметил спокойный Мацек.
— Почту за честь… — бормотал шляхтич, прижав к голове руку, — с таким мастером… Позвольте представиться, Лешек Кшетусский.
Я вновь повторил, что путешествую инкогнито, а стало быть, можно звать меня Путешественником. Поляки с восхищением щупали мою руку и похлопывали по плечу. Это была толпа детей, радостно удивлённых неожиданному фокусу, даже пострадавший не обижался. Ухо его было перевязано, принесено ещё три бутылки мозельского, и вскоре за столом текла самая дружеская беседа.
— Не рубите Анджея, — попросил Кшетусский, — он добрый шляхтич, а главное, молод. Где вы так научились биться?
Я отвечал уклончиво. Всегда я скрывал умение обращаться с оружием, а теперь, обнаружив его, не стал вдаваться в объяснения. Потом я корил себя за случай в харчевне, но как было иначе защитить Фробелиуса от заносчивых офицеров?
К монастырю святой Катарины я пробирался кружным путём. Как-никак ещё достаточно света, небо похоже на большое прохладное зеркало, и в нём то там, то здесь проступают звёзды.